Брак по любви

Моника Али, 2022

Новая книга Моники Али, автора ставшего всемирным бестселлером романа «Брик-лейн», – это «полифоничный портрет современного британского общества на фоне приготовлений к свадьбе, которая должна объединить две семьи из двух весьма далеких друг от друга миров» (Publishers Weekly). Ясмин и Джо – коллеги, молодые врачи. Невеста выросла в консервативной индийской семье, в то время как мать жениха – активная феминистка, известная своими полиаморными увлечениями. Встреча этих двух миров еще на стадии подготовки к торжественному событию приводит к серии неожиданных последствий и переосмыслению каждым из героев своего прошлого и настоящего.

Святой Варнава

Больница Святого Варнавы представляла собой скопление вопиюще разномастных строений, расположенных между двумя крупными перекрестками и общественным парком, к востоку от низенького муниципального жилого комплекса, постепенно расселяемого и намеченного под снос. По мере разрастания больницы здесь планировалось возвести очередную поликлинику, и, скорее всего, не одну. Неоклассический фасад первого здания девятнадцатого века был обращен к главной дороге. В соседнем красном кирпичном мавзолее из башен и башенок размещалось отделение амбулаторной хирургии. Сзади и с торцов больница Святого Варнавы мутировала в нагромождение бетонных бункеров, бруталистских многоэтажек, изогнутых зданий, обшитых оранжевыми и лаймово-зелеными пластиковыми панелями, бытовок, стоянок машин скорой помощи, парковок, служебных проездов, магазинов, лекционного зала, исследовательского центра, стоматологического института и других, более загадочных образований с названиями вроде «Здание Макса Хубера» и «Корпус Леонарда Росса».

Ясмин торопливо шагала через «зеленую лужайку» — серый асфальтированный участок, находившийся в географическом центре больницы. Она опаздывала.

— Ох, слава яйцам, что ты здесь, — поприветствовала ее доктор Арнотт. — Иногда я жалею, что ушла из стриптиза. Там лучше платят и график поприличней. Клиенты иногда распускают руки, зато хотя бы не срут на пол.

— Тяжелая ночка? — спросила Ясмин. — Прости. Поезд.

— Мистер Ахмед пытался тайком подымить и поджег корзину для бумаг на сестринском посту. Просто чудо, что нам не пришлось эвакуироваться, учитывая, что охрана труда и здоровья, как говорится, свихнулась. Эта, как ее, крупная дама с пролежнями, всю ночь находилась в критическом состоянии. Господин из бокса «Д», тот, что с пневмонией, скончался, и мне жаль, но прямо сейчас я не могу даже вспомнить, как его зовут. А утром, в качестве вишенки на торте, миссис Антонова забаррикадировалась в телевизионной комнате. Остальное в записях. Я отчаливаю. Удачи!

— Спасибо, — сказала Ясмин. — М-м-м, Кэтрин…

— Что?

— Ты правда была стриптизершей?

Доктор Арнотт, которая была моложе Ясмин и еще проходила интернатуру, с сочувствием взглянула на нее:

— Только в студенчестве. У меня дома есть пилон, хочешь, как-нибудь научу тебя?

— Круто, — откликнулась Ясмин, почувствовав себя слегка неуверенно. Может, она должна уже уметь танцевать у шеста? — Наверное. То есть спасибо.

— Не вопрос, — бросила доктор Арнотт, уходя. — Да, чуть не забыла, — обернулась она. — Сегодня Пеппердайн проводит обход суперрано, так что лучше шевели задницей.

— Амоксициллин, пятьсот миллиграммов, три раза в день. Постельный режим. Медсестра о вас позаботится. — Доктор Гриффитс назначал одинаковое лечение всем пациентам.

Ясмин подошла к восьмидесятисемилетнему мужчине, поступившему ночью по скорой с жалобой на боли в животе.

— Значит, ничего серьезного? — спросил мужчина, обращаясь к доктору Гриффитсу.

Ясмин поискала в документах имя пациента.

— Мистер Ренфрю, — сказала она, — если не возражаете, мне нужно вас осмотреть. Это не займет много времени. Пожалуйста, поднимите сорочку, чтобы я могла быстро прощупать ваш живот.

— Послушай, сестричка, — отозвался мистер Ренфрю, — без обид, но лучше просто делай, что тебе говорят. Лады?

Она, разумеется, уже представилась («Меня зовут Ясмин, я врач»), но пациент явно пропустил это мимо ушей. Неудивительно. Нельзя ожидать от старого больного человека, что он всё поймет с первого раза.

Несколько больше удивляла готовность мистера Ренфрю довериться доктору Гриффитсу. Ясмин оглянулась через плечо. Доктор Гриффитс возился со стетоскопом, засунув его под свою пижамную куртку. Он внимательно прислушивался к своему сердцебиению, с глубокомысленным видом склонив голову набок.

— Амоксициллин, пятьсот миллиграммов. М-м-м. М-м-м. Три раза в день, во время еды.

Манера общения с пациентами у него была превосходная. Он говорил с мягким, но непререкаемым авторитетом, подрываемым лишь шлепанцами, пижамой и длинной ниткой слюны, тянувшейся из левого уголка его морщинистых губ.

— Меня зовут доктор Горами, — сказала Ясмин. — Этот господин когда-то был терапевтом, но около тридцати лет назад вышел на пенсию. Сейчас он должен находиться в койке в соседней палате. — Уголком глаза она заметила, что на поимку беглеца уже спешит Анна, одна из санитарок.

— Без обид, но, по-моему, в моем возрасте это неправильно, — сказал мистер Ренфрю. — Вот что я получаю. Мне морочат голову. Уж извините.

— Доктор Гриффитс, — сказала Анна, беря его под локоть, — пора возвращаться в кабинет. У вас полная приемная!

— Ничего страшного, — сказала Ясмин мистеру Ренфрю. Он выглядел настоящим душкой: облако седых волос, круглое, как попка младенца, лицо и дрожащий при разговоре подбородок, словно он вот-вот разразится слезами. Должно быть, у него была долгая ночь.

— Я зайду к вам попозже, — сказала Ясмин. — Постарайтесь немного отдохнуть.

Миссис Адейеми сидела на краю койки в пальто и обуви, положив сбоку от себя собранную сумку. Ясмин предстояло оформить бумажки, необходимые, чтобы ее выписали, выдав все нужные лекарства. Пеппердайн огорчался, видя, что пациенты подолгу дожидаются выписки, зря занимая койки. Ясмин не хотела навлечь на себя один из его мрачных взглядов. Но она только что потратила почти полчаса, разбираясь с блокадой телевизионной комнаты. Время от времени такое случалось, но обычно по вине кого-то из пациентов с деменцией. Ум миссис Антоновой был остер как гвоздь. Ясмин удалось выманить ее с помощью банана и мандарина (из собственного ланч-бокса), а также обещания, что она лично починит радиатор за койкой миссис Антоновой, шпаривший в режиме адского пекла.

Ясмин вошла в систему компьютерного терминала на сестринском посту. Если удастся улучить хотя бы десять минут, она сможет отправить бедную миссис Адейеми домой.

— Представь, Ясмин, вчера на работе я прошла двенадцать километров.

К ней обращалась Ниам — одна из сокращающегося штата медсестер. Казалось, с каждым днем сотрудников из агентства становится все больше. Не успеваешь выучить их имена, как они снова исчезают.

— Зато спортзал не нужен, — откликнулась Ясмин. Она чувствовала, что Ниам нависает над ней, желая поболтать. Но сейчас ей нужно было сосредоточиться. В любую минуту мог появиться Пеппердайн. После миссис Антоновой она проведала в отделении интенсивной терапии даму с пролежнями и инфекцией нижних дыхательных путей, переведенную туда после ночного ухудшения. Потом был мистер Ренфрю, хотя с ним она продвинулась не слишком далеко.

— Ясмин, говори что хочешь, но на самом деле… — Ниам скользнула на стул, скинула туфли и положила ноги на стол. Она была примерно ровесницей Ясмин, может, на пару лет постарше. В школе красивая, самоуверенная Ниам наверняка пользовалась популярностью. У нее были медные волосы и алебастровая кожа. Она всегда стрелой устремлялась к Ясмин, чтобы поболтать, как если бы они были подругами. А всё потому, что Ниам была, как сказал бы Баба, бездельницей и вечно находила отговорки, чтобы не выполнять свои обязанности. Впрочем, Ясмин отчасти чувствовала себя польщенной: в глубине души она была уверена, что в школьные годы Ниам скорее умерла бы, чем показалась где-нибудь в ее компании.

— На самом деле ходьба медсестер не снимает стресс и не укрепляет сердце. Это доказано. А как у меня болят ноги! Сдается мне, это подошвенный фасциит. — Она принялась массировать ступню.

— Где именно у тебя болит?

— В центре обеих пяток. Ой, гляди, Нэнси идет. Ну, как мы сегодня поживаем?

— Нет-нет-нет. — Нэнси — крошечная старушка с редкими седыми прядями, свисающими с черепа, — глянула на них блестящими от отчаяния глазами.

— Нэнси, вам сюда нельзя, помните? — спросила Ниам. — Честное слово, Ясмин, это уже не смешно. За ними толком не следят, а если пациенты с деменцией вечно будут тут бродить, то застращают всех остальных. Понимаешь, о чем я?

— Нет! — завопила Нэнси. — Говно, яйца, говно. — Она запихнула костлявые пальцы себе в рот.

— Так, — сказала Ниам, понизив голос на октаву. — Значит, так, — повторила она, обходя стол. — Давайте отведем вас назад в койку.

Прибежала Анна — санитарка, обуздавшая доктора Гриффитса.

— Она такая шустрая, — сказала Анна, запыхаясь. — Миссис Паттинсон, нам надо подготовить вас к парикмахеру. Ну же, пойдемте. Пойдемте. — Еще немного поуговаривав, Анна наконец увела ее прочь.

— Знаешь что, Ясмин? — сказала Ниам, вернувшись на свой стул. — Врать не буду. Когда санитарки такие крупные — я не говорю «толстые», потому что у бедняжки это наверняка генетическое… Но когда санитарки такие крупные, стоит ли удивляться, что они не могут угнаться даже за девяностолетними стариками? Печально, но факт.

— Анна быстро бегает, — возразила Ясмин. — Она с самого утра бегает по всей больнице. — Ей и в самом деле пора было сосредоточиться на документах для миссис Адейеми.

— Ну, если ты называешь это бегом!.. Впрочем, мне и вправду жаль этих западноафриканок. Понимаешь, о чем я? Они же не виноваты, что такие огромные.

— Ты немного… — Ясмин замялась. — Немного обобщаешь, — неубедительно закончила она.

— Ну уж извини, что посочувствовала. — Ниам подалась вперед: — Как по-твоему, подошвенный фасциит считается трудовой травмой?

— По-моему, будет лучше, если ты обратишься к своему терапевту. Пусть хорошенько тебя обследует.

— О, обращусь, не беспокойся. Черт, он здесь. — Ниам вскочила. Если в этот момент у нее и болели ноги, то это было совершенно незаметно.

В дверях стоял Пеппердайн. На секунду отделение почти затихло, после чего шум и гам усилились.

— Зануда несчастный, — буркнула Ниам себе под нос, приглаживая волосы и оправляя форму. — Честное слово, я бы ему дала, — сказала она, словно они это уже обсуждали. — Я готова переспать с ним ради всех нас, потому что ему явно этого не хватает. Весь зажатый, скажи же? Хотя знаешь, Ясмин, он недурен собой. Для своего возраста. Знаешь, он никогда не был женат. Честное слово, я бы это сделала. Ради общего блага.