Брак по любви

Моника Али, 2022

Новая книга Моники Али, автора ставшего всемирным бестселлером романа «Брик-лейн», – это «полифоничный портрет современного британского общества на фоне приготовлений к свадьбе, которая должна объединить две семьи из двух весьма далеких друг от друга миров» (Publishers Weekly). Ясмин и Джо – коллеги, молодые врачи. Невеста выросла в консервативной индийской семье, в то время как мать жениха – активная феминистка, известная своими полиаморными увлечениями. Встреча этих двух миров еще на стадии подготовки к торжественному событию приводит к серии неожиданных последствий и переосмыслению каждым из героев своего прошлого и настоящего.

Шахада

Гарриет сидела во главе стола в позе полулотоса, подогнув одну ногу под себя, а другую закинув на стройные бедра.

— У меня предложение. Пусть свадебный прием пройдет здесь, сад практически требует только шатра, в нем достаточно просторно для музыкального ансамбля, пожалуй, даже не одного, и, видит бог, в кухне хватит места для сотрудников кейтеринговой службы и… ну вы поняли. — Неопределенно махнув рукой в сторону застекленной пристройки с модульными диванами, свежезажженными светильниками и стульями в стиле модерн середины двадцатого века, она заговорщицки наклонила прилизанную светловолосую голову поближе к Ма.

Ма задрожала от удовольствия:

— Очень любезно, но дети должны… И мой муж… — Она со значением взглянула сначала на Ясмин, а затем на Шаоката.

— Джо упоминал об этом, — сказала Ясмин, — и мы вам очень благодарны.

— Я отец невесты, — торжественно сказал Шаокат. — Вы должны позволить мне взять на себя расходы.

— Я не потрачу ни пенни, — сказала Гарриет.

— Потрачу пенни, — пробормотала Ма себе под нос.

— Хотя разве в Индии не принято, — продолжала Гарриет, — чтобы за прием платила семья жениха?

— Но само бракосочетание состоится в регистрационном офисе, — возразил Шаокат. — Это вопрос всего лишь нескольких фунтов. Нет, оплатить празднование должен я.

— Мы собирались устроить скромный праздник, — вмешалась Ясмин. — Мы не хотим больших расходов.

Если свадьбой займется Гарриет, расходы составят невообразимую для Бабы сумму. Но если организацию возьмет на себя Баба, то гостей ждут одноразовые тарелки, пластиковые стулья и бумажные цепочки вместо украшений. Как на дне открытых дверей, который он раньше ежегодно устраивал в клинике.

— Мы не хотим больших хлопот, — сказал Джо.

«Да, Ма права», — подумала Ясмин. Раньше она почему-то не замечала их сходства. Джо — кроткая версия своей матери. Взгляд не такой пронзительный, более открытый и участливый. Гарриет безжалостно наблюдательна, а Джо внимателен. Она проницательна, а он отзывчив. Гарриет сияет свысока. И может ослепить. А Джо озаряет людей своим светом снизу.

— Готовка будет на мне, — сказала Ма. — Я приготовлю всё.

— Разумеется. — Гарриет повернулась к сыну и окинула его долгим оценивающим взглядом. — Джозеф, дорогуша, ты ведь осознаешь, что скромная индийская свадьба подразумевает две-три сотни гостей. Как минимум.

— Но мы не… — начала возражать Ясмин.

Гарриет ее перебила:

— Сестра, сколько сотен присутствовало на вашей свадьбе?

Знакомясь с Гарриет, Ма в порыве волнения назвала ее не «миссис Сэнгстер», как собиралась, а «сестрой». На протяжении ужина Гарриет неустанно возвращала ей комплимент.

Аниса промокнула салфеткой рот и нос, скрывшись за ней почти по самые глаза. Ее ответ прозвучал невнятно.

— Сколько мы собирались позвать, человек сорок? — сказал Джо, обращаясь к Ясмин. — От силы пятьдесят?

Гарриет положила унизанную кольцами руку на плечо Джо и помассировала ему бицепс:

— Прекрати подавлять свою невесту! От силы пятьдесят! Ты недостоин ее, мерзкая бесчувственная скотина.

— Он очень хороший мальчик, — сказала Ма, выглянув из-за салфетки, — а также достойный. Моя дочь и ваш сын равны.

По спине Ясмин побежали мурашки от смущения. Ма, воспринимавшая всё буквально, заговорила отважным тоном. Можно подумать, Джо нуждается в ее заступничестве.

Гарриет выглядела позабавленной:

— Вы слишком добры. Впрочем, он действительно не так уж плох.

— Наша дочь драгоценна для нас, — сказал Шаокат, выйдя из глубокой задумчивости. Ясмин с ужасом ждала, что будет дальше. Он не лучше Ма понимал, что оскорбления могут служить выражением любви. Этот уровень английскости был для него непостижим. Шаокат облизнул губы. — Она избрала такого превосходного юношу, такую превосходную семью, и это самое главное.

Гарриет по-прежнему выглядела позабавленной, но, судя по тому, как она поблагодарила Бабу, его слова не только польстили ей, но и тронули ее. Она заговорила о своей любви к Индии. В Дели она в течение месяца работала с женской организацией, агитировавшей за репродуктивные права; в другой приезд собиралась основать экспериментальный театральный проект при участии детей из трущоб, но не удалось привлечь финансирование… В Керале провела неделю в центре аюрведы, где полностью очистилась душой и телом. В каждую свою поездку она ела всеми пятью пальцами правой руки, что определенно способствует обострению ощущений…

Ма слушала и шевелила головой, излучая величайшее удовлетворение каждым словом Гарриет. Баба настолько расслабился, что расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Джо откинулся на спинку стула, заложив ладони за затылок, и закрыл глаза. Когда он потянулся, между задравшейся рубашкой и поясом джинсов показался край бледного шрама от аппендицита.

Пока Гарриет говорила, Ма наклонилась к Ясмин и показала на заключенную в раму картину с изумрудно-зелеными и горчично-желтыми мазками, висящую на противоположной стене. От Ма пахло семенами тмина и туалетной водой «Майский ландыш» от Yardley, купленной с оптовой скидкой в косметическом магазине Superdrug.

— Джо нарисовал? — шепотом спросила Ма, загораживая рот ладонью, и Ясмин с трудом удержалась, чтобы не закатить глаза. — Надо было сделать это для вас с Арифом. В начальной школе вы нарисовали столько картинок, а я не сохранила даже одну.

— Это Говард Ходжкин, — прошептала Ясмин в ответ. — Картину написал знаменитый художник. — Она знала это только потому, что ей рассказал Джо. Тем не менее невежество матери ее несколько огорчало.

— Впервые я побывала там с Нилом — это отец Джо. У него было задание от National Geographic. Мы были знакомы всего четыре дня, но он решительно настаивал, чтобы я поехала с ним. При желании он умел быть очень убедительным. — Она ослепительно улыбнулась Джо, открывшему глаза при упоминании отца.

— Позвольте выразить мои соболезнования, — сказал Шаокат. — Я не знал, что ваш супруг скончался. Ясмин не упоминала об этом, а лишь о том, что вы вырастили Джо одна.

В голубых глазах Гарриет заплясали огоньки. Она хлопнула в ладоши:

— О, кажется, я переусердствовала с восхвалениями? Нет, он живее всех живых. Джо, хочешь пригласить его на свадьбу? Решай сам. Если хочешь, чтобы присутствовал твой отец, воля твоя.

— Я об этом не думал, — зевая, ответил Джо. — Скорее всего, он все равно не придет.

Ясмин ни разу не видела отца Джо. Она знала только, что он фотограф и живет где-то на границе с Шотландией. Вскоре после рождения Джо они с Гарриет разъехались и он жил в Хампстеде, пока Джо не стал подростком. Иногда Джо гостил у него или проводил с ним день, но на Нила нельзя было положиться, поэтому Гарриет редко доверяла ему сына. Однажды она позвонила в социальную службу, обнаружив пьяного Нила в отключке на диване, а Джо — у подножия лестницы с легким сотрясением и глубоко рассеченной губой. Джо почти никогда не говорил об отце, а если и заговаривал о нем, то в худшем случае равнодушно, а в лучшем — с веселым удивлением. По его словам, все, что ему дал Нил, — это раздвоенный подбородок, хотя на самом деле это была всего лишь ямочка, а не какой-то физический дефект.

— Он живет далеко? — спросила Аниса.

— Теперь — да, — ответила Гарриет. — Отца из него не вышло.

— Мы не будем больше злоупотреблять вашим гостеприимством, — сказал Шаокат. — А вы должны посетить нас в нашем доме.

— Сейчас всего полдевятого, — возразила Гарриет. — Не можете же вы сбежать так сразу. Мы едва приступили к обсуждению свадебных планов.

— Вообще-то, — сказала Ясмин, — завтра у меня утреннее дежурство, так что… — Пожалуй, лучше удалиться, пока чета Горами может выбраться из Примроуз-Хилл относительно невредимой.

Гарриет пропустила ее слова мимо ушей.

— Я хочу узнать ваше мнение кое о чем, — обратилась она к Шаокату. Очевидно, она сообразила, на какие кнопки нажимать. Польщенный Шаокат снял очки, чтобы лучше сосредоточиться. — Законы этой страны не признают мусульманские браки. С какой стати? — Она выдержала паузу. — К слову, то же касается индуистских, сикхских и других видов брака. Каково ваше мнение?

— Интересный вопрос. Необходимо рассмотреть разные аспекты. — Шаокат наморщил лоб. Искусство нормальной беседы было ему неведомо. Ему непременно требовалось выносить суждения свысока.

Ма, казалось, хотела что-то сказать, но только невнятно закудахтала.

Гарриет повернулась к ней.

— Да, — сказала она, словно Аниса произнесла осмысленную фразу. — Это феминистская проблема, потому что в этой стране женщины — в частности, мусульманки, — чей брак распался, выясняют, что в действительности не состояли в законном браке и не имеют вообще никаких прав. Почему мы не предоставляем одинаковые права всем сообществам?

К чему всё это? Ясмин отбила ритм на своей сервировочной подложке, чтобы привлечь внимание Джо. После обмена репликами по поводу его отца он, похоже, отключился.

Джо заметил, но неверно понял намек и перегнулся через стол, чтобы подлить Ясмин вина.

— Согласен, — сказал он. — Почему у вас должны быть другие права, если вы женитесь в церкви?

Гарриет тоже протянула бокал для добавки.

— Люди женятся в церкви, и, хотя они верят в Бога не больше, чем в Санта-Клауса, их брак юридически действителен и их права защищены. Но брак людей, которые по-настоящему верят, которые приносят обеты перед Аллахом, ничтожен в глазах общества и согласно букве закона. Им нужно предоставить тот же статус, это было бы справедливо, должно быть равенство.

Гарриет, атеистка, отстаивает права верующих. Она способна аргументировать что угодно, любую позицию. Вопреки нехорошему предчувствию, Ясмин восхищалась живостью ее ума, разносторонним интеллектом, ненасытным любопытством. Ее родителей новые мысли посещают раз в десять лет. И это, скорее всего, преувеличение. Их взгляды не меняются никогда. Баба равнодушен к религии, и сейчас ему самое время сказать об этом вслух. Давай, Баба! Говори!

— Правильно, должно, — согласился Джо, словно эти рассуждения являлись чисто умозрительными. Возможно, так и было. — Однако, — он улыбнулся Ясмин, — поскольку мы собираемся расписаться в регистрационном офисе, нас все это, к счастью, не касается.

— Но как отнесутся к гражданскому бракосочетанию ваши родственники? — Гарриет заговорщицки понизила голос, обращаясь к Анисе. — Как относитесь к нему вы?

— Одна сестра прилетает из Мумбаи, — ответила Ма. — Рашида — преподаватель, она не замужем. Другая сестра, Амина, прилетит из Харрисонберга, что в Виргинии. Амина набожная. Да, очень набожная. Она вышла замуж за стоматолога, и у них трое детей, все уже взрослые, но… — с оттенком гордости, — моя дочь первой заключает брак.

— Насколько сложно было бы получить услуги имама? — спросила Гарриет. — Если бы таковой потребовался?

— Баба, — окликнула Ясмин отца, но тот загляделся на белые кожаные табуреты, стоявшие в ряд под барной стойкой. Он пребывал в раздумьях и ни за что не стал бы говорить, пока не будет готов.

— Несложно, — ответила Аниса.

— Что ж, значит, договорились, — произнесла Гарриет почти нараспев.

— Погодите, — вмешался Джо. — Что я пропустил?

Гарриет снова положила ладонь на его бицепс, и Джо нахмурился, но не сбросил ее руку.

— Если никто не против провести исламскую церемонию… разумеется, гражданская церемония тоже будет. Шаокат, каково ваше мнение?

— Мое мнение… — начал Шаокат, и Ясмин заметила, насколько неестественно вплотную к столу он сидит. Его стул был придвинут так близко, что торс оказался почти на дубовой столешнице. — Мое мнение заключается в том, что вам лучше спросить мою жену, поскольку она несет бремя веры за нас обоих.

— Если Джо не возражает… — сказала Аниса с воодушевлением. Ее круглые щеки сияли надеждой.

— Подождите, — сказала Ясмин. — А как же я?

— Он решит, разве нет? — сказала Ма, не глядя на Ясмин.

Гарриет перевела взгляд на сына:

— Не терпится увидеть, сколько из наших знакомых безупречных либералов окажутся исламофобами.

Ясмин сползла пониже на стуле, чтобы пнуть Джо по лодыжке под столом. Это оказалось непросто, потому что он сидел не прямо напротив, но ей удалось до него дотянуться. Джо с серьезным лицом покосился на нее, пытаясь прочитать ее мысли.

— В Индии больше исламофобов, чем во всей Европе, — сказал Баба. — Именно поэтому премьер-министром стал Моди. По мнению многих, его величайшим достижением на посту главного министра является Гуджаратский погром, устроенный радикалами индуистами и мусульманами. Моди тогда не защитил мусульман.

— Даже говорить не желаю о Моди! — воскликнула Гарриет. — Да, исламофобия распространена повсеместно, но только не в этом доме! Не так ли, Джозеф?

Джо склонил голову набок, продолжая наблюдать за Ясмин. Она в отчаянии округлила глаза.

— Я не против, — отозвался он.

— Браво! — сказала Гарриет. — Сестра, вы выберете имама? Он будет из вашей местной мечети?

— Я молюсь дома, — ответила Ма, — но также я посещаю женский меджлис в Кройдоне каждую неделю. Это как бы книжный клуб, но для изучения Корана и хадисов. Я спрошу имама Сиддика. Иншаллах^[4], он будет очень рад.

— Но пусть решает Ясмин, — сказал Джо, наконец смекнув, почему Ясмин качает головой. — Свадьбы без невесты не бывает.

Все посмотрели на Ясмин — и она замялась.

Джо выглядел сбитым с толку. Он виновато пожал плечами. Баба готовил свои ответы на любой ее ответ. Гарриет так и искрилась от решимости, того и гляди воспарит над стулом. Ма смотрела умоляюще.

Надо отказаться. Ясмин решила, что это самое лучшее, хоть и будет слегка неловко. Лучше легкая неловкость сейчас, чем большая позже.

— Когда ты была маленькой девочкой, — сказала Ма, — ты всегда читала молитвы. Ариф был более сложным. Но ты всегда читала молитвы со мной. Каждый день. — Она засопела и вытерла нос.

— Да, Ма, — сказала Ясмин. Если бы она сказала нет, существовала опасность, что Ма зарыдает.

— Каждый день, — повторила Ма.

— Я сказала да, Ма. Да. Хорошо.

— Да?

Ясмин поняла, что Ма все еще может зайтись в приступе рыданий.

— Да! — довольно агрессивно повторила она. — Если Джо не возражает.

Но надежды не осталось. Джо не станет ей перечить. Он дал ей возможность положить этому конец, а она ее упустила. Теперь на свадьбу явится имам Сиддик со своими большими желтыми зубами и напомаженными волосами. Придется терпеть его бесконечное карканье на арабском, а потом, исчерпав молитвы, он переключится на английский для проповеди, и станет еще хуже.

Джо послал ей через стол воздушный поцелуй, и Ясмин выдавила улыбку. Ма поцеловала ее в щеку. Довольным выглядел даже Шаокат, хотя ни разу в жизни не сказал доброго слова об имамах. Возможно, он был рад за Анису. Или за Гарриет, чей план был принят. Или просто радовался, что Ясмин показала себя хорошей дочерью и послушной невесткой.

— Джо примет ислам, — обратилась Аниса к Гарриет, словно о дальнейшем можно было договориться без участия молодежи. — Но не волнуйтесь, это просто. Даже в свадебный день он это может. Только ему надо сказать шахаду, и готово. La ilaha illa Allah, Muhammad rasoolu Allah^[5].

— Серьезно? Достаточно произнести одну фразу? Ну, Джозеф, считай, что тебе повезло. Только представь, сколько мороки было бы, если бы ты женился на римской католичке! Простая фраза, какая прелесть, что она значит?

— Нет другого бога, кроме Аллаха, и Мухаммед — его пророк, — перевела Ма.

— Мы с вами, — сказала Гарриет, — станем такими добрыми подругами.

Гарриет увлекла Анису к банкетке у окна, велев остальным поговорить о врачебных штуках. Гарриет снова уселась в позу полулотоса на зеленых узорчатых подушках лицом к Анисе, а та подняла ноги и неуклюже положила их сбоку. Волосы Гарриет были гладкими как шелк, конечности согнуты под изящным углом. Волосы Анисы, как всегда непокорные, выбивались из пучка мелкими завитушками. Вся она была рыхлая, ее тело было дряблым и неопрятным, словно распустившийся и наскоро собранный моток пряжи. Женщины переговаривались взволнованно, на пониженных тонах, и до стола доносились лишь отдельные слова — «семья», «рейсы», «приглашения», а также, по непостижимой причине, «спаржа».

Ясмин сгорала от сожаления. Можно было хотя бы сказать, что ей нужно время подумать. Все произошло так быстро. Надо сказать Бабе, что она передумала, и он с ней согласится. Он не захочет всех этих хлопот. У него нет родни, которой необходимо угождать. Он не переступал порог мечети с самого отъезда из Индии. И он любит называть себя светским мусульманином так же, как многие евреи называют себя светскими иудеями.

Когда выпадала возможность обсудить врачебные штуки, Шаокат не нуждался в поощрении.

— Когда я только стал врачом, то проводил женские консультации. Сейчас это в прошлом. Ко мне на прием пришла пациентка с ангиной, а также с младенцем в слинге. Я даже не знал о ее беременности.

— У меня лучшая работа на свете, — виновато сказал Джо. — Хоть министр здравоохранения и стремится превратить жизни всех младших врачей в ад. Вот, посмотрите. — Он выхватил из кармана телефон и показал Ясмин и Шаокату эсэмэску: «Мы назвали его Джозефом! Спасибо!! хxx». К сообщению прилагалась фотка крепко зажмурившегося просвечивающегося личика.

— Мило, — сказала Ясмин. — Но… Ты что, даешь свой номер пациенткам? Так нельзя. Это запрещено общими правилами Траста здравоохранения.

— Да, но иногда правила бывают немного дурацкими, — возразил Джо. — В отделении висит объявление: мол, сотрудники, попавшиеся на воровстве чая или печенья с сервировочной тележки, подлежат дисциплинарному взысканию. За печенье с кремовой начинкой. Серьезно? Оно даже не фирменное! Обыкновенное уцененное печенье в картонных коробках под маркой супермаркета. Зря мы прекратили забастовку.

Шаокат провел языком по губам. Ранее в том же месяце, когда младшие врачи отменили первый из пяти запланированных забастовочных дней, он выразил надежду, что проблема успешно разрешена. Медицина — это призвание, предназначение, предначертание, а не конвейер. Поведение фабричных рабочих не пристало младшим врачам. Ясмин, в прошлом ноябре голосовавшая за забастовку, в январский и февральский забастовочные дни продолжала работать в обычном режиме, боясь отцовского осуждения. Но в апреле, когда разразилась всеобщая забастовка, вышла на демонстрацию вместе с Джо. Это было частью их начинающегося романа. О которой она предпочитала не распространяться.

— Не скучаешь по женским консультациям? — спросила она, надеясь отвлечь отца от проповеди против забастовок.

— Я читал о синдроме амниотических перетяжек, — сказал он и стал расспрашивать Джо, насколько часто он сталкивался с этой редкой патологией, каковы шансы обнаружить ее при УЗИ и в чем заключаются сложности корректирующей внутриутробной операции.

Баба не говорил ничего предосудительного. Но его пиджак был слишком широк в плечах. Возможно, он все-таки усох — если не в высоту, то в ширину? Здесь, в Примроуз-Хилл, его лучший костюм выглядел потрепанным. «Лучше бы он оделся неформально», — подумала Ясмин, на секунду забыв, что у ее отца нет никакой неформальной одежды, не считая тренировочного костюма.

— Что ж, — произнес Шаокат, удовлетворив свой интерес, — наша семья — акушер-гинеколог, врач общей практики и гериатр — представляет собой Национальную систему здравоохранения в миниатюре, от колыбели до могилы.

— Я еще не определилась, — сказала Ясмин. Через несколько месяцев ее должны были перевести из отделения по уходу за престарелыми. План всегда состоял в том, чтобы впоследствии избрать гериатрию своей специальностью, но каким образом этот план нарисовался, было загадкой для нее самой. Шаокат одарил ее улыбкой, словно его позабавила ее внезапная причуда.

— Я буду горд, — сказал он, — называть тебя сыном. — Отвесив церемонный сидячий поклон Джо, он повернулся к Ясмин. Она приготовилась к пространной речи о природе отцовства или советам по поводу их совместного будущего, но он сказал только: — Если удастся побудить твою мать, полагаю, нам следует начать путешествие домой.

Примечания

4

Если пожелает Аллах (араб.) — ритуальное молитвенное восклицание, означающее смирение мусульманина перед волей Аллаха.

5

Свидетельствую, что нет иного божества, кроме Аллаха, и еще свидетельствую, что Мухаммед — посланник Аллаха (араб.).