У. Рассказы и повести

Дмитрий Ардшин

Короткие и длинные, странные и пространные истории, замешанные на мистике, фантастике, натурализме, магическом реализме, сюрреализме, приправленные абсурдом. Иными словами, короче и проще говоря, – сказки (с намеками и без них) для взрослых.

3

Семнадцатилетний призрак в белом халатике оживленно щебетал у окна и звенел скальпелями, зажимами, ножницами. Солнечные зайчики от инструментов, перекладываемые неприметной, но говорливой медсестрой, прыгали по бледно-зеленым стенам, по небритой физиономии хирурга, по коричневой, залитой йодом женской ноге, в которой, весело посвистывая, ковырялся Сап.

Призрак материализовался в розовом коридоре. Там солнце, полоснув по глазам, пряталось за темный полог, что висел над соседним корпусом больницы. Взбудораженный Дерягин, взмахивая руками, безуспешно пытался рассказать о прошедшей операции Пирогу, на голове которого белела шапочка, лихо сдвинутая на ухо, как берет десантника.

Во время своего сумбурного рассказа Евгений внезапно вспомнил кошмар, который привиделся ему накануне ночью… Паук длинными мохнатыми лапами перебирал нити блеклого узора на обоях. С придушенным криком проснувшись посредине ночи, Дерягин бросился к столу и на белом листе черной пастелью нарисовал мохнатого ткача… Это был лучший рисунок Дерягина. На уровне Леонардо и Буонарроти. Паук получился пугающе живым. Дерягин решил подарить рисунок Сереге Пирогову, который устроил себе и заодно Евгению трудовую практику в местной больнице. Уж лучше, чем весь день вытачивать болванки на заводе… Оставив рисунок на столе, Дерягин вернулся в кровать… А утром, проснувшись, он обнаружил на столе лишь белый лист бумаги. Выходит, это был сон во сне… Вспомнив в больничном коридоре ночной слоеный кошмар, Дерягину стало не по себе…

— Там было столько крови, столько крови! — захлебывался Дерягин, пытаясь не думать о пауке.

Пирог, глядя на свои модные кожаные сандалеты, покачивался, вставая то на носки, то на пятки, и давил зевки кулаком. Но вот он оживился, стал бросать странные взгляды через плечо Евгения и с хитрым прищуром ухмыляться.

— Столько кро… — Дерягин запнулся оттого, что кто-то легонько ткнул его под ребра. Евгений вздрогнул, представив мохнатые паучьи лапы, и вскрикнув, отскочил в сторону.

Пирог, хлопнув себя по ляжкам, захохотал, коридор ответил ему лающим эхом. Обернувшись, Дерягин увидел сияющего призрака в белом… Солнце спряталось, и стены потемнели до цвета крови, что капала в тазик на кафельном полу операционной.

— Это не смешно! — почти выкрикнул Евгений с перекошенным лицом.

— Извини… — тень побледнела и, опустив плечи, поплелась прочь.

— Что за чикса? — спросил Пирог, пристально глядя ей вслед.

— Да так… — Дерягин махнул рукой.

— А она ничего, — заметил Пирог. — Даже очень…

— Ты думаешь? — Евгений недоверчиво посмотрел на удалявшийся призрак в белом.

И вдруг из небытия проступили виолончельные изгибы, темно-рыжие локоны, вспыхнула золотая змейка на запястье…

Как же ее зовут? Что-то сияющее, солнечно-светлое… Имя ускользало…

А тут еще испуганно задребезжал голос.

— Давайте лучше завтра — под нож, а? Или — на следующей неделе, ну же…

Мимо, обдавая Дерягина холодком, проскрипела каталка. На ней лежал мускулистый парень лет восемнадцати. Белые халаты, облепив каталку, жалостливо жужжали над парнем, пытались успокоить его.

— Ненавижу! — парень отмахивался от белых пчел. — Ненавижу!

Небритый Сап зычным голосом вбивал в парня ободряющие слова:

— Мы еще на твоей свадьбе кутнем. Вот увидишь, — и гладил парня по косынке на голове. Косынка сливалась с мраморно-белым лицом. Дерягину казалось, что на каталке везут одного из богов-олимпийцев. Их изображения Евгений в последнее время частенько копировал себе в альбом, — набивал руку для рисования комиксов, которыми он заболел, насмотревшись японских мультфильмов.

Дома Дерягин по памяти углем набросал молодого бога. А ночью тот, мертвенно-бледный, явился к Дерягину во сне. Он сел на стул у окна и, как собачку, поглаживая на коленях паука, шевелившего мохнатыми лапами, парень тихо-тихо, так, что невозможно было расслышать, продребезжал имя медсестры…

Следующим вечером Дерягин вновь увидел ладно скроенного парня. Перетаскав медицинский хлам в подвал, уставший Евгений украдкой курил, рассеянно глядя в окно на пурпурные всполохи вечерней зари над черной коробкой больницы… Вдруг в операционной вскрикнули. Евгений метнулся к двери, толкнул ее и обмер. В углу на высокой кушетке, навсегда прикрыв длинные ресницы, вытянув руки вдоль мраморного голого тела, покоился тот самый парень. Бритую, похожую на бильярдный шар голову полировал полумрак. Теперь, сочась зеленовато-матовым светом, с отстраненным, заиндевелым лицом, обращенным вверх, парень еще сильнее напоминал древнюю статую.

А на соседней кушетке между брыкающихся женских ног раскорячился полуголый, растрепанный Сап с висящим на плече чулком в мелкую клетку. Сдернутой с мертвеца простыней Сап накрывал какую-то особу, метавшуюся то ли в истерике, то ли от наслаждения.

Заметив Дерягина, Сап смешался, побагровел и вдруг жестко рявкнул:

— Курить в операционной?! Вон!

Евгений вздрогнув, тут же выплюнул сигарету и кинулся прочь. Он несся по сумрачному коридору, слыша за спиной чьи-то гулкие, стылые шаги…

Утром Сап поспешно отвел Евгения к окну. На подоконнике лежал коробок спичек… Владимир Романович, оглядываясь и подергивая верхнюю пуговицу на халате растерянного Дерягина, заговорил глухим баском:

— Дело-то житейское… Ты ничего вчера не видел. Ведь так?.. Поздравляю с успешным окончанием трудовой практики, — и оторвал пуговицу.

Дерягину показалось, что хамоватый Сап вбил его в пол по самую макушку.

— Ртутный ты какой-то, без стержня, — напоследок вынес диагноз Сап, отдавая Дерягину пуговицу…

***

— Колись, давай… Как от практики отделался? — чуть позже насел Пирог.

— Бывает… — пробормотал Дерягин, напряженно улыбаясь и поглаживая влажной ладонью макушку.

— Ну и тихоня, — усмехнулся Пирог, покачивая головой. — Ох, тихушник…