У. Рассказы и повести

Дмитрий Ардшин

Короткие и длинные, странные и пространные истории, замешанные на мистике, фантастике, натурализме, магическом реализме, сюрреализме, приправленные абсурдом. Иными словами, короче и проще говоря, – сказки (с намеками и без них) для взрослых.

15

Хлорка покусывала, разъедала кожу рук. Но Грибоедов почти этого не чувствовал, словно был под анестезией. Он лихорадочно, как убийца, заметающий следы, отмывал стены и пол, оглядываясь на дверь, за которой негромко ворчали, затихая, успокаиваясь.

— Убираешься? — вдруг уколол насмешливый голос.

Сидевший на корточках, Грибоедов оторвал взгляд от плинтуса и увидел девушку в узких джинсах и серой мешковатой кофте с капюшоном. Бледное, припухшее лицо, темные круги под глазами. Порывистой рукой она смахнула прядь волос со лба.

— Маленький форс-мажор, — Грибоедов выпрямился и, покраснев, отпихнул ногой фланелевую тряпку. — А ты как здесь?

— Дверь была открыта.

— Это приходил… мастер. Вот наследил. Пришлось заняться, — Грибоедов смущенно потирал руки.

— Понятно, — Настя с грустной улыбкой скользнула взглядом по стене, потолку, полу. — Я как всегда не вовремя.

— Подожди в комнате. Осталось совсем ничего.

— А я с матерью поцапалась. Вот, думаю, может, у тебя остаться… — и взглянула на Грибоедова так, что у него подогнулись ноги, он присел и схватился за тряпку.

— Иди в комнату, я — быстро, — растерянно пробормотал он.

— Может, помочь?

— Не надо… хватит и меня, — он окунул тряпку в ведро.

— Как знаешь, — Настя ушла в комнату, зашуршала там.

Грибоедов раздраженно шваркнул тряпкой о пол, — лицо облепили мелкие брызги. Алексей Михайлович беззвучно выругался, как рыба, открывая и закрывая рот. Морщась и отплевываясь, он вытер губы и лоб тыльной стороной ладони. Схватился за тряпку, ожесточенно налег на стену.

— А я водку принесла! — прозвенела Настя из комнаты. — Давай быстрей…

— Еще немного! — Грибоедов стиснул тряпку.

Надо сказать Насте, чтобы уходила. Не до нее сейчас. Если она останется, тогда пиши — пропало: не видать ему романа. Но он все медлил. Никак не мог решиться. Он набрасывался с тряпкой на пятна, разводы, наплывы и старался не думать о Насте, освободиться от ее взгляда, губ, тонких ног. Он шмыгал носом, задыхаясь от запаха хлорки, и ему казалось, что лицо все еще покрыто мелкими брызгами.

— А ты время зря не терял, — вкрадчиво докатилось из комнаты.

— Ты о чем? — Грибоедов замер, вцепившись в тряпку. За спиной насторожился У, глухо зарычал.

— О рукописи, конечно… О чем же еще.

— Ах, это, — он кашлянул и выдавил чужим, ломким голосом. — Это так. Пустое. Не мое. Знакомый оставил.

— Так я посмотрю, — звонко ударил голос, и Грибоедов передернулся.

— Не стоит, — сказал он.

— Я тебя не слышу, — весело отозвалась Настя. Она наверняка уже выпила.

— Не надо, не читай, — почти выкрикнул Грибоедов.

— Все равно я тебя не слышу! — Настя рассмеялась. У протяжно, с надрывом завыл.

Хотел броситься в комнату, — отобрать роман. Но так и остался с тряпкой у стены, словно прикованный. Брызги, пятна, подтеки… Будь что будет. Если редактору роман понравился. Значит, и Насте… Вдруг из комнаты донесся тихий, сдавленный плач. Как будто собачонка скулила. У загромыхал, заглушая комнатный плач. Грибоедов оторвался от тряпки…

Грибоедов застыл в дверном проеме. Настя, поджав под себя ноги, сидела на полу среди расшвырянных листов романа и покачивалась, закрыв лицо ладонями. Словно кто-то наотмашь ударил ее.

— Что с тобой? — Грибоедов кашлянул, машинально вытирая мокрые руки о майку.

— Зачем? Скажи, зачем? — провыла Настя, раскачиваясь.

— Что-то не так? — он шагнул к ней.

— Не так?! — она сгребла листы и швырнула их в него. — Как ты мог? Как ты посмел? — она взмахнула кулачками над разметанной рукописью.

— Это неразумение… неумение…, — путано пробубнил Грибоедов, дрожащими руками подбирая листы.

— Ты даже имя мое не изменил. Я доверяла тебе, а ты…

— Зря ты так… — прошелестел Грибоедов, вызволяя страницу из щели между стеной и шкафом.

— Я думала, что ты… — Настя задохнулась, взмахнула кулачками и выкрикнула навзрыд. — А ты… ты, оказывается, меня просто использовал…

И тогда Грибоедов подскочил к Насте и, потрясая романом, заговорил горячо, торопливо. Его словно прорвало. Но он не слышал сам себя, — в коридоре разошелся У, то ли перебивая, то ли вторя Алексею Михайловичу. И казалось, что это сам Грибоедов ревет и воет.

Настя замерла, испуганно глядя на Грибоедова. Вдруг она вскочила с пола и кинулась вон из комнаты… Грохнула входная дверь.