Воспоминания о будущем

Влада Созинова

Леоне любит тишину и спокойствие, а вот ее заводная подруга детства – Рэкки обожает веселье и необычные приключения, придумывая их на ходу одно за другим. Они живут в небольшом городе, у них обычные жизни, однако они наполнены необычными событиями и происшествиями. «На дворе 2060-е – мир и благодать, ну может она посидеть денек спокойно и не втягивать меня в приключения», – сурово вздыхает Леоне. А потом мирно улыбается и идет вслед за своей подругой хоть на край света.

День Победы, как он был от нас далек…

В школу мы пришли рано утром. Праздничное чувство окутало меня с самой рани. 9 мая — День Победы. Пусть и не такой яркий и праздничный, как Новый год или день рождения, но по-своему особенный. День, когда страна одержала верх над немцами…

С того дня в 1945 году прошло уже больше ста лет. Не осталось больше ветеранов, отстоявших тогда родину. Не осталось тех, кто помнит те выстрелы и взрывы гранат… Но люди не хотят забывать это. Каждый год мы неизменно празднуем это великое событие. Это не только День Победы, но также и день всеобщего единства народа. День, когда вся страна благодарна предкам за светлое и счастливое будущее.

Хочу сказать жителям всей планеты: не очерняйте прошлое. Неспроста же за годы Великой Отечественной войны погибло столько миллионов человек. Перед всеми солдатами нам, живым, надо низко поклониться, а не перевирать историю и чернить добрые имена солдат.

Прадедушка моего отца был блокадником Ленинграда. О нем сегодня я и расскажу всему классу. Так как нам уже по одиннадцать лет и мы взрослые, классу разрешили рассказать о своих родственниках, участвующих в войне. Каждому представится такая возможность.

Мама пошла в школу со мной. Она захватила с собой наручные часы, где была фотография моего дедушки. Нажимаешь пару кнопок, и появляется голограмма фотографии. На ней дедушка такой молодой. Весь в орденах, но такой грустный. Видимо, нелегко война далась ему. Видеть, как люди умирают толпами на поле боя…

Когда мы с мамой направлялись в школу, я все канючила у нее: «Дай часы, дай мне часы». Сама не знаю почему. Мне так хотелось их самой нести. А когда мама дала мне электронные часы, то я начала голосить: «Пойдем быстрее. Быстрее идем. Я хочу встретиться с Рэкки!» Тогда она зашагала быстрее, немного закатив глаза.

Было еще совсем рано. Около десяти утра. В выходной-то день многие могли проспать и до двенадцати. Но мы с мамой были на ногах и уже подходили к школе.

— Давай зайдем в школьный музей, — сказала я.

— Зачем?

— Туда все ходят. Да и в праздник там, наверное, такую экспозицию выставят.

— Ты имеешь ввиду: флаги, ордена и старые фото?

— Да, именно их. Еще я надеюсь встретить там Рэкки.

— Ох, что ты все о Рэкки?

— Потому что я по ней соскучилась.

— Вы же вчера виделись.

— Да, и как давно это было!

Мама хмыкнула и повела меня в музей. Она хорошо знала, где он находится. Мы поздоровались с вахтером, поднялись на второй этаж, повернули налево и прошли почти до самого конца коридора.

Ныне музей представлял собой «Выставку боевой славы». Руководит им учительница русского языка и литературы. Когда она только стала учителем, то начала обустраивать этот музей своими руками с помощью детей. Он занимал небольшую комнату. В нем, возле стен, по всем правилам музейного дела, развернута экспозиция: стенды с документами, снимками, военными наградами, реликвиями. В музее было мало людей.

Я сразу побежала к наградам. Все они такие разные. Думала, они будут блестящие. Хотя столько лет уже прошло… Ордена были похожи на маленькие звездочки. Некоторые будто усыпаны бриллиантами, как орден «Победы». Медалей было только три вида: «за оборону Ленинграда», «за оборону Одессы», и «за оборону Севастополя». Они мне все очень понравились.

— Мам, посмотри, это орден «Победы», — показывая на него, твердила я.

— Да, вижу.

Фотографии были совсем старые. Где-то немного порванные, где-то в странных желтых пятнах. Ну и пусть! Фотографии это память, а память нужно беречь. Сейчас-то фотоснимки почти вышли из обихода. Многие люди предпочитают настоящим фото электронные. Да даже моя мама. Но мне приятны те люди, что хранят исторические ценности. А музеи с этой задачей хорошо справляются.

Я наконец отвлеклась от рассматривания военных ценностей и огляделась по сторонам. Моя мама стояла у двери и рассматривала какие-то документы. Рэкки здесь не было. Зато были другие мои одноклассники: Сайрам и Кай. Я решила подойти и поздороваться с ними, ведь меня так воспитали, что нужно быть вежливым.

— Привет, Сайрам, Кай.

— Хей, Леоне.

— Как поживаете? Вы сегодня одни или с родителями?

— Я с отцом. А вот Сайрам один пришел.

— Ясно. А Рэкки не видели?

— Неа. Она уже, наверное, в классе сидит.

— Хорошо. Я проверю. Сейчас с мамой еще немного посмотрим экспонаты и пойдем. Вам нравятся эти медали?

— Еще бы. Они просто потрясающие. Редко доводится их увидеть. Ну ладно, мы пошли в класс.

Я помахала им рукой, потому что они отдалились от меня и направились к выходу. Сама же поспешила к маме. Она рассматривала большой плакат, посвященный Курской битве.

— Мам, пойдем скорее в класс.

— Оу, уже. А не хочешь почитать про Курскую дугу?

— Нет. Я и так уже всю историю Великой Отечественной помню.

— Прям всю?

— Да, хоть я еще и в четвертом классе, — гордо сказала я. — Нужно помнить историю своей страны, потому что незнание — вред.

— Верно говоришь.

— Это учительница все время повторяет. Вот я и запомнила. Мам, ну пошли уже.

— Хорошо, — согласилась она.

Она взяла меня за руку и повела в наш класс, такой просторный и светлый. Он располагался на третьем этаже и был немного больше обычного школьного класса. Мы вошли, и мама сказала:

— Я сяду сзади. Держи часы крепче и никому не давай их.

— Хорошо.

Она отошла в самый конец класса к другим родительницам. А все дети собрались в центре кабинета. Кто-то резвился и бегал между партами. Было забавно на это смотреть. Неожиданно я увидела Рэкки. Она была в забавном платьице и розовых туфлях. На руке болталась, завязанная вокруг запястья, оранжево-черная ленточка. Рэкки не бегала с другими. Она стояла рядом и громко смеялась. Ее раскатистый смех был таким заразительным.

— Эй, Рэкки, а вот и я, — проговорила я, подойдя ближе к ней.

— Привет. Как жизнь?

— Да все нормально. Ты про кого сегодня рассказываешь?

— А-а, это секрет, — ехидно сказала она.

— Ну вот, а я хотела узнать, о чем ты рассказываешь, чтобы потом тоже поделиться. Но теперь я также не скажу!

— Ну и ладно.

— В смысле «ну и ладно»? Я хочу знать.

— Потом узнаешь. Когда я выйду к доске и буду говорить.

Ух, Рэкки. Такая вредная! Но я вреднее. Раз она так хочет, то пока не будем ничего друг другу говорить. Узнаем все по ходу дела. А я-то думала, она мне подруга!

В классе появилась учительница и сказала всем успокоиться. Она начала подсчитывать детей и дошла до двадцати пяти, а это как раз то количество учеников, что было в нашем классе.

— Все усаживайтесь по местам, — сказала классная руководительница.

Дети перестали шуметь и начали разбегаться по классу. Я пошла к своему месту в первом ряду. Когда все улеглось, учительница сказала:

— Сейчас мы посмотрим презентацию. Отнеситесь к этому серьезно и постарайтесь запомнить как можно больше информации. Потом послушаем ваши рассказы. У кого-нибудь есть желание начать первым?

Никто не поднял руку.

— Тогда я включаю презентацию.

Слайды были хоть и обычными, но интересными. Ведь они тоже повествовали о событиях прошедших лет. Учительница рассказывала нам про подвиги советских солдат. Мне особенно запомнился один мужчина, что подорвал себя вместе с толпой фашистов. Вот это настоящий храбрый поступок. Пожертвовать собой ради родины поистине велико. Мало у кого из современных парней хватило мужества на это.

Также она говорила про ветеранов. Людей уже отслуживших и побывавших на войне. В 2000 году в нашем городе оставалось 172 ветерана, прошедших Великую Отечественную. В 2010 уже 93. А к 2020 году их осталось всего девять. Всего лишь девять человек, кто своими глазами видел тот ужас войны и мог передать из уст в уста рассказ о том тяжелом времени…

Сейчас таких людей не осталось не то что в нашем городе, их нет вообще больше нигде. Больше ста лет прошло от конца войны. Люди так долго не живут… Хотелось бы мне тоже своими глазами увидеть ветеранов. Старых, почетных людей, увешанных медалями да орденами. Узнать, что они скажут о войне. У каждого, должно быть, была бы своя история, своя точка зрения на все происходящие тогда события. Послушать бы… но я не могу. Как же я завидую тем людям из прошлого, которым довелось лично встретиться с ветеранами!

Учительница перешла на рассказ о защитниках Брестской крепости. О том, как на протяжении целого месяца они не сдавались и не хотели пропускать врага. Как отважно они боролись за свою родину.

Да, война — это такое грустное и плохое событие. Будь моя воля, то войн бы вообще не было. Но даже сейчас кто-то сражается, кто-то погибает. Где-то в мире точно ведутся военные действия. Я знаю. И это плохо. Сидеть здесь и размышлять о таком, когда я ничего не смогу сделать…

— Итак, кто хочет быть первым? — голос учительницы будто вывел меня из транса. Сама и не заметила, как так глубоко задумалась.

Первой была Виньетта. Она всегда была ответственной и послушной, и когда ее мама крикнула ее имя, тут же пошла к доске. Она выступила с рассказом про своего деда, начала резко и бойко. По ее словам, он был очень везучим человеком. На войне ему несказанно везло, непонятно почему. Как заговоренный. Ни пуля, ни мина его не брала. Думаю, это довольно пугающее чувство, когда бежишь рядом с солдатами — один упал, второй, десятый… А он бежал словно в броне. Защищенный чем-то невидимым. Во время боя не должно быть никакого страха, только вперед. Таков был его девиз.

Дальше она произнесла:

— По статистике, жизнь солдата не превышает двух-трех дней, а дальше — ранен или убит. А моего прадедушку ни разу не ранило, не контузило. Из самого пекла возвращался живым. Правда, после боя делалось страшно, не по себе как-то становилось. И товарищей жаль. Так много их осталось на поле боя убитых и раненых. Потом он пешком прошел Эстонию и Латвию. Остался там на пять месяцев, потому что было особое задание по зачистке города. Туда и пришла долгожданная весть о победе.

Она закончила и уставилась на нас с гордым видом. Гадость.

— А как дедушку звали? — спросила классная руководительница.

— Михаил Кириллович.

Виньетта удалилась на место. Я не буду говорить обо всех историях, лучше о тех, которые мне больше всего запомнились или понравились. Ну и про свою расскажу вам. Я что, зря готовилась? Я вышла к доске. Поставила часы на стол. Отсюда была видна моя мама в кругу других родителей. Она сидела в самом углу и даже помахала мне. Я открыла фотографию прапрадедушки так, что она преобразовалась в голограмму, чтобы всем было видно, и после недолгой паузы начала говорить:

— Волею судьбы моему дедушке пришлось оказаться в осажденном Ленинграде, терпеть лишения, голод и холод. Видеть обессиливших от истощения людей, трупы погибших. Несмотря ни на что он жил обычной фронтовой жизнью, ну или старался жить. Люди в Ленинграде, превозмогая все невзгоды, работали на заводах, строили оборонительные укрепления, помогали друг другу выжить. Особенно тяжела была зима 1942 года. Как и остальные блокадные дни, но она была хуже. Сотни тысяч человек умирали от голода. Это было всем известно. Люди даже на грани смерти заботились друг о друге, помогали, делясь последними крохами еды. Дедушка был уже достаточно взрослым человеком. И как уцелевший свидетель тех событий записал в своем дневнике: «Сколько помню примеров истинной, настоящей дружбы между людьми. Только люди высочайшего чувства долга и самопожертвования могли победить и выстоять в той блокаде». Особенно он подчеркнул: «Даже в первую голодную зиму 1942 года рабочие машиностроительного завода и другие предприятия ремонтировали и создавали новые танки, минометы, боеприпасы для фронта».

Уже в июне электрокабеля проложили по дну Ладожского озера, и город получил электроэнергию, топливо, связь. Пошли трамваи, появилась вода в домах. Вот так на самом деле жили и боролись ленинградцы.

В октябре 1943 года в Ленинграде проходило комсомольское собрание, участником которого был и мой дед. Он представлял с группой однополчан 134-й стрелковый полк 45-й гвардейской дивизии. Главная мысль, звучавшая у всех на устах: «Умрем, но не сдадим врагу город!». Но люди, как вы понимаете, не бессмертные. Неспроста же за годы войны погибло столько миллионов человек. Перед этими воинами нам стоит низко кланяться, — я сделала жест, словно собиралась поклониться. — Мой дедушка говорил: «Не черните добрые имена солдат!». Звали его Николай Семенович. Блокадник, участник снятия блокады Ленинграда и Великой Отечественной войны.

Я закончила свой рассказ. Все взгляды: и детей, и взрослых — были обращены на меня. Кто-то даже похлопал. Думаю, им понравилось. Я вернулась на свое место. Посмотрела на Рэкки. Она обернулась и показала мне «класс». Я неуверенно ей улыбнулась. А после меня к доске пошел Сайрам. Интересно, про что он скажет или про кого? У него ничего с собой не было, ни фото, ни листочка. Заучил все?..

— Мне рассказывал дедушка то, что ему в свою очередь говорил его отец. Пусть он и почти не воевал, но 9 мая было и остается для него великим праздником. Эта дата не столько советская, сколько всенародная. День Победы больше праздновали фронтовики. И среди них было у него много знакомых и старших товарищей. Он не любил рассказывать о боях, обстрелах и бомбежках. Это была для него словно другая жизнь, которая его, несомненно, переделала. Она приучила его к другому строю мыслей, другому самоощущению.

Там на войне все они родные, чувство повязанности, родства возникало между ними в окопах. Его друзья уверенно и красиво говорили о «великих полководцах», но не было в их рассказах ни пота и крови, ни слез по погибшим товарищам.

Дедушку приняли на войну только под самый ее конец. Но помнил он одну встречу: столкнулись солдаты в бою у железной дороги. С одной стороны наши, с другой — немцы. Стали драться врукопашную, потому что припасы были на исходе. Вдруг налетели наши истребители и давай стрелять из пулеметов. Все бросились врассыпную, а затем наземь. И вот он поднимает голову, а рядом — фашист. И он тоже смотрит на него. Они не стали бросаться друг на друга. Через пару секунд немец вскочил и бросился через насыпь к своим. Дед за всю войну так близко не видел врага в лицо.

— Он в День Победы ходил с во-о-т такой шишкой на лбу, — показывал руками Сайрам. — На рассвете раздалась страшная пальба. Он был в палатке, вскочил и рванул наружу от такого грохота. И тут деду навстречу, лоб в лоб, командующий. Так ударились! А командующий сквозь слезы и смеется: «Победа, Победа!». И все-таки День Победы — это праздник. Наши родственники показали, насколько сильна человеческая натура, в каких невероятных условиях можно выстоять и победить.

— Спасибо, Сайрам, — сказала учительница. — Как звали деда-то? Не помнишь? Хорошо, кто там дальше?

Сейчас хочу поведать историю Сио́на. Моего скромного одноклассника с белыми, на первый взгляд, словно седыми волосами. Он вышел к доске.

— Это было очень давно, в Сибири. Я нашел записи одного из моих предков, когда ездил к бабушке на дачу. Это вышло случайно, моя машинка упала под половицу, и я полез за ней. Но сейчас я вам зачитаю, — он держал в руках темно-зеленую книжицу, которая порядком износилась. — «Десятое мая на Васюгане было необычайно солнечным. Дома, посеревшие и озябшие от мартовской и апрельской сырости, пообсохли, встрепенулись и теперь весело смотрелись. Деревня была взбудоражена. Все упорней люди болтали о конце войны. Совершенно непонятно, откуда в глухой сибирской деревне, без радио, мог появиться такой слух, но он продолжал жить.

В этот день, как обычно, в школе шли занятия. В классе между партами ходила учительница. Молодая, с темными волосами и светлым лицом. Дети шелестели тетрадями, сделанными из старых газет. Мальчик, сидящий у окна, не отрываясь смотрел туда.

— Ты опять в окно смотришь! — крикнула учительница.

— Марина Петровна, тише! — сказал он.

— Что «тише»?

— Катер… плывет.

Класс притих. Это был первый почтовый катер этой весной. И вдруг с берега, куда пристал катер, донесся шум. Он все нарастал и нарастал.

Все повскакивали со своих мест, закричали и, толкаясь у двери, побежали на улицу. В классе осталась только учительница. А дети бежали по деревенской улице, которая была залита солнечным праздничным светом.

— Война кончилась!…а-ась! — они подхватили крик взрослых парней у берега и разносили его по всей деревне.

Жившая рядом со школой бабка выбежала во двор и начала креститься, приговаривая:

— Боже, дождалась этого дня! Ушел враг наконец!

Школьная толпа одним махом пробежала всю улицу до конца, крича громкие слова, и в растерянности остановилась на окраине. Вслед ей из каждого двора слышались крики радости. Жители долго не спали в этот день. Но никто не собирался, не выпивал, никак не праздновали. Просто потрясенно переглядывались. Девчонки плакали. У кого папа на войне погиб, у кого жених, у кого брат. Уже через пару часов та радостная обстановка сменилась горечью. У меня оба брата тоже погибли. А у соседки убили четырех сыновей! Это ужасно. Все они были военные офицеры, прекрасные люди… Как она перенесла столько горя?! Но две дочери и сын из ее семьи детей выжили. Мне до сих пор война снится в кошмарах. Страшное было время».

Сио́н закончил читать. Он передал старый и потрепанный дневник по ряду, чтобы каждый мог посмотреть и увидеть старые надписи, погрузиться в историю. Потрясающе! Простая тетрадка была вся исписана мелким почерком. Кое-где виднелись пометки карандашом, но они были сделаны детской рукой. Видимо, Сион их начертил, чтобы лучше разбираться в почерке.

— Я могу еще один рассказ прочитать, если вы не против, — сказал Сион. — Называется «Геройство».

Ему вернули дневник, чтобы он смог еще поведать о той деревне. Всем было интересно послушать. Даже взрослые затаили дыхание. Сион принял тетрадку из чужих рук и начал говорить:

— «Думаю, многие из вас в детстве играли в войну. И каждому хотелось быть солдатом, совершить какой-нибудь подвиг. Так вот и я со своим братом тоже. Было нам лет по восемь. Разница в возрасте в год. Поэтому я считал себя взрослым. Жили в большой людной деревне, но все друг друга здесь знали.

Июньское утро. Стояла жара. Мы с братом купались в мелкой речке. Родители нас смело отпускали одних. В самых глубоких местах вода доходила нам до горла. Но мы туда не совались, нам и по пояс хватало.

Накупавшись в свое удовольствие, собрались домой. Вдруг услышали шум — трактор едет.

— Танк! — кричу я. Это мы понарошку, играя, его так называли. А трактор большой, видно издалека. — Успеем?

— Успеем! — быстро подхватил брат.

И мы бросились бежать к дороге. Он еще прихватил с собой стеклянную бутылку, которую на берегу реки нашел. Хотел сдать, а на вырученные деньги купить вкусностей.

— Бутылку брось, потом подберем!

Но он рвался вперед, не выпуская бутылку из своих детских рук.

— Ты ничего не понимаешь, это граната!

— А-а-а, понял. Тогда ладно.

Но бутылку было жалко. Как мы теперь купим сладостей? Взорвет он гранату, и нет бутылки.

«Танк» все приближался и приближался. Времени совсем мало. Мы ринулись на дорогу. Ложимся в глубокую ямку, зарываясь в рыхлую неприятную землю. Ни в коем случае нельзя шевелиться, а то нас поймают. Нам хотелось показать всю свою смелость. Танк над нами проедет, а мы не испугаемся и в живых останемся. Все думаю: вдруг брат бутылку не так кинет, и ее танк раздавит? И вот трактор уже возле нас, слышалось громкое тарахтение. Последние минуты оставались.

В тот момент я ощутил сильный страх. Наверное, выглядел большим трусом перед братом.

«Лежать, — подумал я. — Лежать и терпеть, как это делали на войне. Ни за что не сдаваться!»

И вдруг резко все смолкло. Громкий рев трактора прекратился. Он остановился где-то в двух-трех метрах от нас. Почему-то я не увидел, как выбрался из кабины «танкист». Видимо, слишком сильно зарылся. Но зато после я хорошо почувствовал боль в области затылка. Тракторист держал руку у меня на голове, при этом громко крича. Он был почти в истерике. Братцу же меньше досталось. Потому что он младше. Да-а, влипли мы… Плохие мы разведчики, раз нас так быстро нашли. Нужно было сильней зарываться в землю. Да вот времени было мало. А братишка молодец, бутылку не использовал, сберег.

О таком «геройстве» мы решили молчать до конца своих дней. Но на следующий же вечер о нас говорила вся деревня. Я очень боялся, что папа узнает. Тогда вообще запретит на улицу выходить и голову оторвет…

Но он узнал.

Все просил потом рассказать ему, каково это было. Да и как же это мы до такого додумались?

— Помнишь, ты мне про войну рассказывал? Как там танки большущие немецкие грохотали… — смущенно говорил я.

— Так это же была война! И танки немецкие. Не воюй, лучше живи и радуйся в мире.

А вместо того, чтобы меня отколотить, схватил и крепко обнял. А после глубоко задумался, глядя в одну точку. Видно, вспомнил ту настоящую войну. Страшную и невыносимую. Ведь из-за войны столько бед…»

Я заслушалась, пока Сион читал. Мне очень понравились эти истории. Думаю, семейство одной деревни вело этот маленький дневник, записывая туда различные истории, воспоминания, связанные с войной. И теперь этот сохранившийся дневник может служить нам хорошей «книгой сказок». Ведь мы никогда не видели войны (и слава богу), поэтому с некоторым трудом можем представить себе различные происшествия. Особенно если это произошло сто лет назад. Техника сейчас, даже военная, совсем другая. Более устрашающая, что ли. Но сохранившиеся в бумажном и электронном виде фотографии хоть немного да помогают представить ужас тех годов…

— А почему ты не отдашь его в музей? — спросил кто-то из родителей у Сиона про дневник.

— Я-я не хочу. Это же память.

— Так пусть оно и хранится в музее, на обозрение всем.

— Но это семейное, — кажется, Сион готов был расплакаться.

— Тише, тише, успокойтесь, — вмешалась учительница. — Если он не хочет, то и не надо. Давайте не будем здесь препираться, пожалуйста.

Сион сел на место, родители успокоились. Похоже, кое-кто и правда перегнул палку. Неумно.

Напоследок я оставила Рэкки. Ну, она и вправду выступала почти в самом конце. Поэтому я решила рассказать о ее истории последней.

Рэкки основательно подготовилась. Впрочем, как и другие, но чуточку больше. Я видела это по огоньку в ее серых глазах. Сразу понятно, что она очень старалась и даже гордится проделанной работой. Рэкки шепнула мне перед презентацией: «Я опрашивала многих родственников и от каждого узнала по чуть-чуть. Мне почти что самой пришлось собирать информацию воедино!». Прям так и сказала. Но почему я вспомнила об этом только сейчас? Ума не приложу! Я с нетерпением ждала ее рассказа. Только вот не пойму… зачем Рэкки так стараться? За это задание ведь не ставят оценок. Я бы поняла, если бы дело было в них. Зачем же тогда?..

Она держала в руках листочек, исписанный ее мелким почерком. Но там был не цельный текст, а только какие-то пометки, состоящие из маленьких абзацев.

— Рэкки, ты можешь начинать, — сказала учительница.

— Хорошо, — она откашлялась и приступила: — Вы когда-нибудь задумывались над вопросом: страшно ли на войне? Мой дедушка, прошедший войну, говорил, что да. Еще как страшно. Ведь на войне гибнет так много людей. А ты порой, находясь в самом центре сражений, видишь, как погибают твои друзья и товарищи. А война сидит в нашем сознании и никуда не денется. Вот об этом часто говорил мой прадед. Погибли миллионы людей. И это факт. У него это были отец, два родных дяди, фронтовые друзья. Но со временем он смирился, что ж поделать. Его тяготили воспоминания о тех красноармейцах и командирах, которые попали в плен в первые дни войны. Как это могло так случиться? Ведь красная армия считалась непобедимой! Всех в то время убеждали, что бои будут проходить на территории противника.

Но армия все крепла. И, к удивлению всех, шаг за шагом стала совсем другой — армией победителей, которая спасла мир от фашизма. Лично деду довелось испытать и страх войны, и великую радость победы. Попал на фронт неожиданно и достаточно поздно. В 1943 году после окончания артиллерийского училища был отправлен на фронт. Уже тогда у него было звание лейтенанта. Он оказался в третьей танковой армии и получил направление в свою дивизию. Поехал с тремя такими же молодыми солдатами, как он. И приехали к полыхающей огнем маленькой деревне. Остановили машину возле опушки леса, и капитан сказал, махнув рукой: «Там твой дивизион». Только мой дедушка выбрался из машины, как понял: назад дороги нет. Вокруг все грохотало, горело, сверкало. Машина, из которой он выбрался пару минут назад, уже была охвачена огнем. А над тем селом летали самолеты. Укрыться было негде, разве что среди немногочисленных деревьев. И он долго лежал на влажной траве, стараясь не шелохнуться, чтобы не получить пулю немецкого летчика или осколок бомбы, которые так и норовили попасть в него. Вскоре самолеты скрылись, а дед, передохнув и собравшись с силами, стал выбираться из того страшного, охваченного огнем места.

Так началась его Курская дуга. С этого страшного эпизода. Это была величайшая битва, в которой сошлись тысячи танков и о которой написано немало. Но у каждого человека, бывавшего там, свои воспоминания о той трагедии. Из воспоминаний деда: «Стальные машины шли на таран, наваливаясь друг на друга. Все вокруг горело, из танков выскакивали шокированные и ослепленные пламенем танкисты. Слабо ориентируясь в этой куче-мале, они бежали друг на друга. Много погибло наших людей на Курской дуге. Наша третья армия была позже выведена в тыл».

Следующий его бой проходил на Днепре в октябре 43-го, куда их бригада была направлена на сражение. Фашисты теснили наших людей, пытавшихся форсировать реку, и хотели сбросить в воду. Ему со всем взводом было приказано переправиться на другой берег и помочь людям удержаться, чтобы после можно было высадить крупные воинские соединения.

Приказ переправиться есть. Да вот только на чем? Не было ни парома, ни лодок, да даже досок. Но приказ есть приказ. Привезли им из соседней деревни (полусожженной) бревна и немного досок. Мигом соорудили два плота. На них поставили пушки. Да еще и ящики со снарядами и боеприпасами. Тяжело было поднимать все это на простой деревянный плот. Уже обессилили, а бой еще только впереди, отчалили они от берега, и когда приближались уже к реке, то попали под град бомбежек. Вода в реке бурлила и высоко вздымалась от выстрелов. Пули каждую секунду постукивали о металлическую пушку, доставалось и плоту, кому-то прострелило ногу. Бойцы старались укрыться от града, но двоим досталось. Однако до другого берега все-таки добрались. В спешке перевязали раненых и сразу же приготовились к бою.

По приказу командира дивизион занял боевую позицию на краю березовой рощи. Октябрь. Неожиданно тепло, и солнце светило яркое. Впереди большое поле, а там немцы. Сейчас начнут атаку с минуты на минуту. Танки и пехота шагали завораживающе красиво. Шли вперед прямо на дивизию деда. Но почему-то не стреляли. Было похоже на психическую атаку, которую он видел когда-то в фильме. Сердце дрожало. Ну и черт с этой психической атакой! Огонь наша армия начала первой. И было жуткое сражение, о котором мой дед никому ничего не сказал, но которое сохранилось в его памяти навечно. Только осталась одна запись в министерстве обороны СССР: «Лейтенант Сафронов (а такая фамилия была у моего прапрадедушки) при отражении контратаки противника огнем из пушки подбил три танка. Занесен в Книгу почета». Запись датируется декабрем 1943 года.

А как же дедушка? Он выжил, только его задело сильно. Дальше был госпиталь и много женщин-врачей вокруг. «Еще бы чуть-чуть, и осколок вспорол бы кишечник». Но дед говорил: «Чуть-чуть не считается. Тем более на войне, где от этого все зависит».

Было ему тогда двадцать лет. А как выздоровел, то снова отправили в бой на перестрелки. Он прошел Белоруссию, Польшу и даже до Берлина дошел. Успел расписаться на Рейхстаге и пошел освобождать Прагу. Не дошел только, к сожалению, ранило. И 9 мая встретил в госпитале.

Пусть это и давно было. Многое сохранилось в памяти навсегда. И на вопрос молодежи: «Страшно ли на войне было?» всегда отвечал… Конечно страшно. Но людьми владело чувство ответственности за родину. А победа, которую мы сегодня празднуем, символизирует стойкость духа советского человека, отстоявшего мир на своей земле. А еще поэтому у меня на руке сейчас георгиевская ленточка, — Рэкки показала свое запястье всему классу.

Я встала и похлопала. Так громко я никогда в своей жизни не хлопала. Но мне хотелось так показать Рэкки, что она молодец, раз проделала такую работу. Рэкки даже засмущалась. Подвела руку к лицу и закрыла глаза. Вместе со мной похлопали еще пару человек, а Рэкки удалилась на место.

— Дети и родители, — начала учительница, — у нас есть еще время до торжественной линейки. Давайте я включу вам военные песни.

— Да! — радостно кричали ребята.

Она включила первую песню.

«Выходила на берег Катюша,

На высокий берег, на крутой!!!»

Все одноклассники так громко кричали и вскакивали со своих мест, что невозможно было услышать слова настоящей песни. Казалось, будто это соревнование «кто кого перекричит». Иногда слова переходили в визг. Мне лично в ухо орала Рэкки. Она была тут самой живой и громкой. Когда эта первая песня кончилась, учительница сказала:

— Родители тоже могут подпевать, не стесняйтесь.

«Темная ночь, только пули свистят по степи!!»

Бесполезно. Дети все равно кричали слишком громко. Никто и не стал пытаться мешать им наслаждаться песней. Тем более им это нравилось, и видно было, что слова они отлично знают. Выучили на уроках музыки за столько лет.

«Этот марш не смолкал на перронах,

Когда враг заслонял горизонт!»

Ох, обожаю военные песни. Они такие живые и хорошо передают эпоху тех лет. Те советские года ассоциируются у меня с чем-то сырым и мрачным. А эти песни поднимают настроение. Я вообще люблю все советское. Это такой удивительный век. Он подарил нам огромное количество фильмов. Как черно-белых, так и цветных. И также было много октябрят и комсомольцев. Бравых послушных мальчиков и девочек. Люблю все старое (прям как моя бабушка)!

«На границе тучи ходят хмуро,

Край суровый тишиной объят!»

Поток песен не прекращался еще около получаса. Такой душевной атмосферы со своим классом я еще прежде не ощущала. Так прекрасно и уютно. Все мы будто сплочены одним общим делом. А всего лишь пришли отметить День Победы.

«Всех врагов в атаке огневой!» — прокричали мы с Рэкки. Это была почти завершающая фраза песни. Она широко улыбнулась мне почему-то. Я улыбнулась ей в ответ.

— Ребята, нам пора, — заверещала классная руководительница, глядя на часы. — Все стройтесь парами у двери.

— Леоне, ты не против, если я встану в пару с Мари? А то она совсем не знает, что такое СССР. Хочу ей объяснить, — сказала Рэкки.

— Чего? — спросила я немного обиженно. — Ладно, вставай. Тогда я встану с Сайрамом.

— Хорошо, — и она убежала.

«Ну и стой со своей Мари, а я буду с Сайрамом», — подумала я.

Отыскав его взглядом среди вставшей из-за парт толпы детей, я направилась туда, где виднелись его темные волосы.

— Привет.

— Ну привет еще раз, — сказал он, подняв голову.

— Давай встанем в пару вместе.

— Мне без разницы, — он протянул мне свою руку, которую я решительно схватила за запястье.

Мы встали в пару и оказались прямо за Рэкки с Мари.

Сайрам тоже был моим другом, пусть и не таким близким как Рэкки, и не таким милым. Его характер иногда оставлял желать лучшего. В редких случаях он был таким негативным. Но я его не виню. У него было нелегкое детство. И я вижу, как он старается измениться к лучшему. Пусть у него и холодный тяжелый взгляд (его черные глаза порой будто смотрят в душу), мальчик он сам по себе добродушный и благородный. Смелый, а еще мне нравится с ним в спорте соревноваться.

На лестнице мы протискивались сквозь толпу одноклассников и родителей, однако, когда мы вышли, то увидели, что на улице было еще больше людей. Здесь было порядка тысячи человек. Вся школа собралась на линейку перед главным входом! Пусть это и утро выходного дня, люди не поленились выйти на улицу, чтобы… А чтобы что? Думаю, у каждого свои мотивы, но в целом они касаются сегодняшнего праздника.

— Леоне, не теряйся, — промелькнул силуэт мамы. — Я буду сзади.

Я кивнула. Хоть и не собиралась даже теряться. Мы будем все вместе, всем классом. Что может случиться?

— Твоя мама…

— Что?

— Твоя мама такая милая, — сказал Сайрам.

Я искоса посмотрела на него. Ничего не ответила и отвела взгляд. Какое сентиментальное чувство… В груди все сжалось.

Мы ждали перед зданием школы около десяти минут, пока директор наконец не вышел из школы и не встал перед нами на крыльцо, схватив микрофон. Он начал говорить приветственную речь:

— Дамы и господа. Взрослые и дети. Спасибо, что собрались сегодня здесь. В этот день 1XX лет назад наши далекие родственники закончили четырехлетнюю кровавую войну. Лишь из военных хроник, документов, фотографий мы можем понять, как нелегко далась им эта победа. Трудно представить, что этот день когда-нибудь утратит свое значение. И все это благодаря таким неравнодушным как вы. Внуки зачастую с бо́льшим интересом, чем их родители, слушают рассказы предков о войне. Поэтому я понимаю, почему вы здесь. Что ж, не буду тянуть. Все направляйтесь к своим классным руководителям. Только не толпитесь. Выходим на главную улицу. Дорога перекрыта до двух часов.

И это все? И ради этого мы прождали его десять минут на улице? Пусть и май, но было прохладно. В Сибири же живем! Толпа неожиданно двинулась. Я отыскала глазами маму. Она была рядом. Я, Сайрам, мама, Рэкки — все мы были буквально в трех метрах друг от друга. Толпа слегка сжимала нас. Но никого не хотелось упускать из виду. Сейчас мы колонна обычной школы. Но через несколько минут присоединимся к большому городскому шествию. Там точно можно их всех потерять.

Наша школа была совсем недалеко от центральной улицы. Мы прошли стадион. Повернули за угол дома и прошли пару зданий. Я еще издалека увидела людей, шествующих со своими плакатами. Кто-то с большими фотографиями в деревянной рамке, а кто-то с электронными фото. Старое и новое поколения сплелись воедино. Постепенно наша школа влилась в общую колонку. Все было тихо, спокойно. Никто не толкался. И вот мы уже шествуем по главной улице. Я и оглянуться не успела, как это произошло.

Что-то схватило меня за свободную руку.

— А вот и я. Давай идти вместе, — сказала мама.

Я была не против. В такой толпе рядом с ней было спокойней. Не люблю толпу, она огромная, шумная и обезличивает тебя. Нас на уроках безопасности учили, что толпа людей может раздавить…

— Как думаешь, сколько тут человек? — спросила я.

— Думаю, около тридцати тысяч. Может, поменьше.

— Вау. И у каждого их них родственники были на войне?

— Да.

— Мам, мам. Можно, я тоже открою фото дедушки? Хочу, чтобы все его видели.

— Конечно. Вот так, — она открыла голограмму фотографии за меня и закрепила часы на моей руке.

— Ура.

Как здорово принимать участие в таком шествии. Сейчас я иду с портретом прапрадедушки, который был жителем блокадного Ленинграда. Мама моя шла рядом, это было очень душевно, мое настроение поднялось до небес. И мне очень хотелось, чтобы эта атмосфера не потерялась впредь из-за сложностей, возникающих при передвижении такого большого количества людей.

В толпе я увидела людей в синих жилетах. В основном это молодые парни и девушки. Они помогали формировать колонну, разделяли потоки людей. Оказывали помощь пожилым людям и следили за тем, чтобы не возникло давки. Одна такая девушка прошла мимо нас, поправляя течение, и я оказалась прямо позади Рэкки.

— Классный портрет.

— Спасибо. А у тебя нету? — спросила я.

— Есть. Просто я не показывала.

Она тоже вытащила часы и осветила портрет. На нем была женщина в военной форме с пятью медалями на ней.

— А это моя бабушка, — и она снова заулыбалась.

— А как далеко мы будем идти? — спросила Рэкки.

— До площади, — ответила мама.

— Это… около пяти километров, — пояснил Сайрам.

— Как-то далеко. Ну ладно, — и Рэкки отвернулась.

— А у тебя никого нет? — спросила я Сайрама, имея в виду фото.

— Нет.

— А почему?

— У меня ничего нет.

— Ну, зато ты рассказал довольно прекрасную историю. Мне понравилось.

— Я ее выдумал.

— Что? Почему?

— Потому что мне никто ничего не рассказывает про родственников. А каждому из класса нужно было рассказать о предках, бывших на войне.

— Это грустно, — сказала я и отвернулась. Мне больше нечего было сказать. Меня и правда огорчило то, что Сайрам мне сказал только что. Однако мне очень понравилась его история, славно это он придумал, как же хорошо у него работает голова.

Слева в массе людей я увидела трех иностранцев. Смуглая кожа и темные волосы. Да, еще они болтали на другом языке между собой. Итальянский вроде. Так значит, этот праздник не только для нас русских. Ведь у многих людей из других стран тоже были родственники, погибшие на войне. Мы идем с ними в одних рядах, порой даже не замечая. Мы все часть отголосков прошлого. Мне запомнилась эта иностранная семья, которая приезжала почтить память своих героев. Жаль только, мы не сможем поговорить с ними по душам из-за языкового барьера.

Пусть этот День Победы не такой великий, как юбилей в 2045 году, он тоже значимый. Тогда, в сорок пятом, на столетний юбилей со Дня Победы, в нашем городе на площади установили большущий памятник. Солдат из мрамора уходит на войну, а в спину ему платком машет женщина и рукой девочка. Тогда все так радовались и ликовали. Мама мне все рассказала. Она тогда была молодой женщиной, а до моего рождения оставалась пара лет. А этот памятник стоит на площади и по сей день. И сейчас мы идем к нему. Огромная толпа людей идет туда, работая как слаженный механизм. Нас объединяет единство мысли, скорбь и память.

И пусть в 2045 еще оставался один ветеран, один на всю страну! День Победы может остаться широко отмечаемым праздником еще долго после смерти последнего ветерана.