Мёртвые не кусают?! Долг платежом кровью красен

Александр Черенов

Следователь прокуратуры обвинён в совершении преступления, которого не совершал. Дальше – суд и приговор. Жизнь окончена? Нет: бывший следователь идёт по стопам графа Монте-Кристо в духе установки «Никто не забыт – и ничто не забыто». Долг платежом кровью красен… Книга содержит нецензурную брань.

Глава седьмая

В прокуратуре Иванова «дружелюбно» встретил пустой холл. Никто не только не подпирал стены, но даже стулья «от разных пап и мам» были свободны все, до единого. Сходу «промахнув» дверь своего кабинета, Иванов ворвался в приёмную. Пребывающая в гордом одиночестве Маша лениво клацала пальцами по клавишам электрической «Ятрани».

— Маш, а где мои «подзащитные»?! — с порога «поздоровался» Иванов.

Маша оторвалась от машинки, но лишь для того, чтобы молча развести руками.

— А, если подробнее? — не удовлетворился таким лаконизмом Иванов.

Секретарша немедленно обложилась руками в молитвенном заверении.

— Саш, вот, честное слово: с девяти до половины десятого я то и дело выглядывала в коридор!

— Ну, может, они подёргали дверь и ушли? — не унялся Иванов. —

Как раз в те промежутки, когда ты «отсутствовала» в коридоре?

— А ты бумажку не видел?

— Какую?

— Ту, что у тебя на двери?

Иванов немедленно «вернулся на исходную». В «простенке» между дверью и табличкой с его реквизитами торчала другая бумажка — не та, которую он оставил: «Всех прошу обращаться в приёмную! Ст. следователь Иванов».

Иванов махнул рукой.

— Ладно, Маш: реабилитирована…

Войдя в кабинет, он устало опустился на стул, и покачал головой. Итак, череда неприятностей продолжалась. В его жизни, в том числе, и следовательской, эта неприятность была не первой, не последней и не самой крупной: случались и покрупнее. Но, всё равно: девицы не пришли! И с чем он оставался: ни заявлений, ни объяснительных, ни актов экспертизы!..

Прекращая тризну по себе, Иванов отметился ладонью по лбу.

— Экспертиза!

Пальцы его принялись терзать наборный диск. «С того конца» неожиданно откликнулись сразу: обычно дозвониться до бюро было немногим проще, чем до такси. Иванов давно уже научился распознавать голоса «ответчиков»: коллектив бюро СМЭ не менялся годами, а совместные выезды «на труп» лишь укрепляли знакомство. Сейчас на зов Иванова «откликнулся» эксперт Данилов — мужик «средне истраченный», средне испорченный и, как большинство судебных медиков, с неплохим, пусть и специфическим, чувством юмора.

— Сергей Палыч? Приветствую Вас: Иванов из Старогородской прокуратуры.

— А, Александр Сергеевич! Привет, привет. Как жизнь молодая?

— Как и положено — бьёт, разводным и исключительно по голове.

— Ха-ха! Весь внимание, Александр Сергеевич.

— Сергей Палыч, я там вчера подсылал к вам трио заявительниц по изнасилованию. Не скажете, кто их обслуживал?

— Скажу: я. Только девиц было не три, а две.

На какое-то мгновение Иванов остался без реплики: новый поворот в деле, пусть и очередной.

— И кто же игнорировал медосмотр?.. Виноват: фамилии тех, кто пришёл?

— Фамилии? Минутку, Сергеич…

На том конце зашуршали бумагами.

— Ага, вот: Келлер и Михалёва.

— Любопытно, — хмыкнул Иванов. На этот раз пауза оказалась настолько продолжительной и интригующей, что эксперт не выдержал и обозначил частичный интерес:

— Не поделитесь, Александр Сергеич? Или это — тайна?

— Тайны, особенно женские — по Вашей части, — вздохнул Иванов. — Никакой тайны, уважаемый Сергей Палыч: не пришла лидер, и можно сказать, заводила.

— Любопытно, — согласились с того конца. Правда, этой скромной констатацией интерес эксперта и исерпывался.

— Ну, тогда — мой черёд любопытствовать, Сергей Палыч. Чем обрадуете, или наоборот?

Трубка вполне очевидно «пожала плечами».

— «Я всю правду тебе расскажу, а на большее ты не рассчитывай!».

— Смешно.

Иванов не только не рассмеялся, но даже обошёлся без восклицательного знака. Но с эксперта — «как с гуся — вода»:

— Тогда так: «род лукавый и прелюбодейный ищет знамения — и не будет ему знамения».

— Неужели совсем ничего?! — качественно упал духом Иванов.

— Ну, вопрос о дефлорации в Вашем постановлении, Александр Сергеевич, отсутствует вполне обоснованно.

— Было бы нелепо его ставить.

— Вот-вот. Дальше: мазки из влагалищ я взял…

Эксперт выдержал паузу — и скептически цыкнул сквозь зубы.

–… но шансов никаких. Я уже связывался с биологами: ничего они там не нашли.

— Никаких следов спермы…

–… и даже трихомониаза. Что же до телесных повреждений, то никаких ссадин, никаких кровоподтёков ни у одной из потерпевших я не обнаружил… Нет, правда, на левой груди у одной… у Михалёвой… обнаружено то, что в просторечии именуется «засосами». То же самое — на шее у Келлер. Но это — следы скорее бурной страсти, чем насилия. Даже следов от зубов… ну, знаете, некоторые в порыве страсти кусают груди…

— Я не кусаю, — буркнул Иванов.

— Ха-ха, — лаконично отозвалась трубка. — Так, вот, даже этого нет.

— Спасибо, — протяжно вздохнул Александр Сергеевич. — Когда можно будет подъехать за бумажками?

Трубка «замялась».

— Да, понял я, понял! — «поморщился в трубку» Иванов. — Как всегда — очередь на «биологию»?

— Но не для Вас, Александр Сергеевич! — многозначительно «приподняла бровь» трубка. Многозначительность её имела под собой основания: заведующая судебно-биологической экспертизой неровно дышала к Иванову. Не в личном плане: виды на него она имела исключительно, как на потенциального зятя. Даже не на потенциального: на будущего. Её дочь, лет на двенадцать моложе Иванова, только что поступила в университет, поэтому речи о немедленном замужестве не шло. Но маманя «имела в виду» перспективного товарища. Так сказать, впрок. Потому что, как справедливо заметил персонаж одной кинокомедии: «Такие лётчики на дороге валяются».

И то: умница, не писаный красавец, но и не «красавец», «в связях, порочащих его, замечен не был», «отмечен наградами фюрера и благодарностями рейхсфюрера», подающий надежды, а не «Кушать подано!». К тому же, отслужил срочную, а, значит — настоящий мужик.

Но самым главным достоинством Александра Сергеевича являлось то, что он, единственный городской следователь прокуратуры, до сих пор не был женат! Холостяк до тридцати, да ещё «без хвоста» — это ли не находка?!

Поэтому мелкие знаки внимания Иванову оказывались непрерывно: то экспертиза — вне очереди, то в сокращённые сроки, то снисхождение к «полуфабрикатам» — неупакованным вещдокам «с пылу, с жару».

А на свадьбе одного следователя прокуратуры Иванова и вовсе — «как бы случайно» — вынудили соседствовать стульями с юной дочкой заведующей. «Попутно» его вынудили к многочасовой галантности и даже отдельным неосторожным словам, тут же превратно истолкованным. После этого слухи о том, что Александр Сергеевич не только «обречён», но и «обручён», перевалили черту «упорных», и стали общим местом всех разговоров в бюро и прокуратуре…

— Значит, дня через три могу подскочить?

— «И жьдём Вас!» — вполне достоверно, с «кавказским» акцентом процитировал «товарища Саахова» неунывающий «кавказец» — эксперт.

Вздыхая «по дороге», Иванов положил трубку. Настроения, и без того отсутствующего, заметно убыло. Да и откуда ему было взяться, тому настроению, если две заявительницы сходили с нулевым результатом, а одна так и вовсе уклонилась по непонятной причине?! Всё это накладывалось дополнительным «оптимизмом» на уже имеющиеся «радостные» факты в количестве трёх. Первым из них был тот, что заявления девицы — что выяснилось впоследствии — унесли с собой. Случайно или «случайно», но у Иванова их не было. А, значит, и регистрировать было нечего. Вторым фактом шло то, что составленные протоколы так и остались не подписанными. И, заключал троицу факт, не менее «оптимистичный»: тряпок для «биологии» и экспертизы микрочастиц тоже не было. Вырисовывалась классическая ситуация: «кругом — шестнадцать», она же «куда ни кинь — всюду клин».

В формирование «круговых шестнадцати», а равно означенного «клина», активно участвовали и все прочие «мажорные» факты, главным из которых оставалось дело о «теракте на подъездных путях». Немного уже зная нравы и обычаи «их мира» — и не того, который «подвергается» отечественными газетами — Иванов не сомневался в том, что «продолжение следует». Человек, попавший на заметку в ЦК, был обречён на вечное пребывание в анналах. «Вожжа из-под хвоста» удалялась только вместе с несчастным.

Поэтому, даже если девицы «осчастливили бы» его своим появлением и даже с «деталями» интерьера, он не рассчитывал на обретение возможности спокойно заняться этим делом. Не позднее завтрашнего дня Петра Николаевича «осчастливят» звонком из «области», и в состоянии панического ужаса тот потребует от старшего следователя Иванова пустить все дела по боку, и заниматься исключительно делом «государственной важности». Иванов не исключал и активное участие обкома — в лице его первого секретаря — в мероприятиях по собственному вразумлению. Он «почему-то» не сомневался в том, что вместе с делами «побоку» обязательно будет пущено и «благородное» предложение «товарища Первого» в части дальнейшего трудоустройства принципиального следователя. Причина — банальнее некуда: хрестоматийная «близость к телу рубашки», которая «своя».

Иванов «не накручивал» и «не впадал». Это были не фобии, а всего лишь знание жизни. Увы, но быть могло всё то, что и раньше бывало. И всё это на фоне того, что в оставшуюся декаду Иванову предстояло закончить производством десять уголовных дел, не считая тридцати «отказных» материалов! А что значит: «окончить производством»?! Это значит, что обвиняемым во всем делам, направляемым в суд, надо было предъявить «окончательное» обвинение, потом ознакомить потерпевших с материалами дела, и, наконец, в присутствии адвоката выслушать от обвиняемого заявление о его полной невиновности, выбитых из него показаниях и зубах и «стопроцентной» фальсификации дела!

И «на всё, про всё» — десять дней, считая и воскресенья! Хорошо ещё, что в марте тридцать один день, не то Иванову, как и любому другому «следаку» на его месте, пришлось бы каждый оставшийся день «кончать жизнь самоубийством»!

В самый разгар тризны по себе и ещё даже не возбуждённому делу зазвонил аппарат. Не ожидая ничего приятного, Иванов без энтузиазма поднял трубку.

— Сергеич, привет: Толик! — прогудела трубка «не определяемым» на слух голосом начальника ОУР капитана Галимова.

Сердце Иванова дрогнуло: сейчас «обрадуют» окончательно! И как это он мог забыть про «ментов»?! Вот, уж, действительно: «слона-то я и не приметил»!

— Привет, Толик.

Иванов дрогнул не только сердцем, но голосом: «я не могу иначе», как справедливо заметила одна певица, до этого уже сознавшись в том, что и «сердце моё — не камень».

— Как настроение, Саня?

— Бодрое — уже на дне, — на всякий случай, тут же упал духом Иванов: «ну, чтобы два раза не ходить». Да и перспектива внеочередного «облома» показалась отчего-то такой близкой и понятной. Наверно, «от жизни такой». — Что, хочешь «ещё больше поднять» его?

— Нет, — рассмеялся в трубку начальник ОУР. — Не «больше» — просто.

У Иванова начало отлегать от сердца: неужели он ошибся с прогнозами?!

— Не томи, братан!

— Мы тут «загораем» в Зеленодольском отделении, — не стал томить «голос оттуда». — А знаешь, почему? Ждём тебя. Так что, подскакивай, и немедленно!

— Кого-то взяли? — «частично воскрес» Иванов.

— Смешной вопрос!

Соответствуя заявлению, трубка хмыкнула и даже хрюкнула.

— Всех, конечно!

— И урода — тоже?

— И урода — тоже! Так, что, давай, Сергеич: «дуй» к нам! Как говорится, «и жьдём Вас!».

— Ужо буду!

Одной рукой Иванов ещё «дрожал в трубку», а другой уже собирал «дипломат».

— «Ужо буду»!.. Что так нескоро?

Лучше бы начальник ОУР не спрашивал, да ещё почти с упрёком: Иванов «завёлся с полуоборота»

— Так ведь у меня — ни волшебной палочки, ни ковра-самолёта, не говоря уже о «задрипанном» авто! Мы — люди простые: автобусом добираемся! Ничего другого у меня под жопой нет и не предполагается!

«Заведя» себя, Иванов не ограничившись «констатацией факта», и развил тему юдоли бедного следователя. И развил он её настолько «фигуристо», что определение «нижнего бюста» в его речи оказалось единственным корректным выражением.

— Ладно: просто «ждём», — понизил «уровень скорострельности» Толик: против таких доводов — как против того «лома».

Иванов вернул трубку рычагам и поморщился. Новость, конечно, обнадёживала, но до Зелёного дола с остановки «Районная прокуратура» автобус не ходил ни прямой, ни «кривой». Требовалось идти на соседнюю улицу, чтобы «на перекладных», правда, лишь с одной пересадкой, добраться до этого, Богом забытого уголка. Несолидно — для старшего-то следователя прокуратуры — но Иванов давно уже научился соизмерять потребности с возможностями. Да и установку «всему своё время, и время всякой вещи под небом» он усвоил давно и прочно: знал, где нужно давать апломб, а где его отсутствие.

Поэтому, обоснованно не рассчитывая на счастливый случай в лице «благосклонности» шефа — к слову, отсутствующего на рабочем месте — Иванов проявил истинно «беспартийную скромность». Он запер дверь, вывесил «завещание» на тему «не поминайте лихом!» — и, не заглядывая в приёмную: нечего баловать не оправдавшую надежд Машу — вышел на обшарпанное, полуразвалившееся крыльцо прокуратуры.

Дорога — с учётом всех «входящих и исходящих» — занимала минут сорок, а то и больше. Сегодня Иванов имел все основания считать, что ему крупно повезло: автобусы подходили на удивление быстро и даже с опережением графика… наверняка отсутствующего не только на указателе у прохудившегося остановочного павильона, но и «в природе». Вопреки обыкновению, сегодня автобусы «выходили на точку» одновременно с Ивановым. Ждать не пришлось не минуты, а на пересадке от Александра Сергеевича и вовсе потребовалось «слегка размяться», чтобы успеть добежать до отходящего ЛАЗА и запрыгнуть в его чрево…