Мёртвые не кусают?! Долг платежом кровью красен

Александр Черенов

Следователь прокуратуры обвинён в совершении преступления, которого не совершал. Дальше – суд и приговор. Жизнь окончена? Нет: бывший следователь идёт по стопам графа Монте-Кристо в духе установки «Никто не забыт – и ничто не забыто». Долг платежом кровью красен… Книга содержит нецензурную брань.

Глава вторая

Заведующий отделом административных органов обкома партии товарищ Городецкий изрядно «потёрся» на нижних этажах всевозможных «комов», для того чтобы с порога безмозгло объявлять себя: «Мы, Николай Вторый…». Исключительно в силу этой причины Иванова встретила не холодная надменность недалёкого чинуши, а «доброжелательная» улыбка пройдошливого царедворца. И не одна встретила — на пару с протянутой рукой. Да и ту Завотделом протянул первым.

— Здравствуйте, уважаемый Александр Сергеевич!

Заведующий излучал не просто радость — счастье — от лицезрения столь приятного собеседника.

— Чай? Кофе?

Иванов опешил. И то: не иначе, как мир перевернулся?! В жизни своей он не видел столь обходительного партийного чина. А, если совсем точно — не «столь», а любого. За время контактов с чиновниками от КПСС он пришёл к твёрдому убеждению о том, что «обходительность» и «номенклатура» — понятия несовместимые. И вот — первое исключение. Неожиданное, приятное… и настораживающее.

— Благодарю… но я вызвал на сегодня много людей… потому что много дел…

Александр Сергеевич сходу принялся выказывать себя, неприглаженного и не выставочного. Но завотделом не обиделся. Напротив, лицо его только прибавило в улыбке.

— Понимаю, понимаю, уважаемый Александр Сергеевич. И заранее прошу меня простить за то, что отрываю Вас от насущных дел… Сами понимаете — служба… Но я не стану задерживать Вас без нужды. Только один вопрос, Александр Сергеевич: как там наше дело?

— Ваше? — так и не попытался исправиться Иванов.

Если завотделом и опешил, то лишь на мгновение. Уже в следующее мгновение лицо его вновь расцвело дружелюбной, почти открытой, почти беззаботной улыбкой, и он шутливо погрозил визави пальцем:

— Ох, и ёж Вы, Александр Сергеевич!

Шутка показалась Иванову — ибо таковой и была — формата «в каждой шутке — доля шутки». За шутливыми интонациями ему отчётливо послышалось «еж твою мать!». Не зря послышалось: товарищ Городецкий имел репутацию серьёзного человека, приверженца установки «Никто не забыт — и ничто не забыто». Он никому, никогда, ничего не отпускал, и при первой же возможности на вполне законных основаниях, с милейшей улыбкой добряги-людоеда, съедал обидчика не только с кашей, но и с говном. «За обеденным столом» он был принципиальным, но небрезгливым.

— Но Вы, конечно, правы.

Городецкий по роли — или в плановом порядке — решительно посерьёзнел лицом.

— Речь — о деле, которое стоит на контроле у Первого…

Завотделом ткнул «пальцем в небо», и совершил выразительный маневр бровями.

–… и не только у него.

— Слушаю Вас, — непочтительно покосился на часы Иванов, столь же непочтительно не испугавшись «потолочных» намёков собеседника. Но и при наличии оснований Завотделом опять не изменил амплуа: улыбнулся якобы смущённо, правда, глаза его при этом отработали автономно от улыбки. Глаза были правильные, начальственные: «будет и на нашей улице праздник, сукин ты сын!».

— Я хотел узнать у Вас, уважаемый Александр Сергеевич, как там «наш» зам по транспорту?

И опять прилагательное, звучно ударенное голосом, шло в сопровождении многозначительного взгляда. Иванов слегка удивлённо выдул губы, и пожал плечами.

— Насколько мне известно, по состоянию на сегодняшнее утро он был ещё жив.

— Смешно, — не улыбнулся Завотделом. — Если я верно понял Вас, он звонил Вам сегодня утром?

— Вы меня верно поняли.

— Звонил по поводу сегодняшней встречи?

— Нашей с ним, — художественно приподнял бровь Иванов.

Лицо Городецкого расцвело одной из бесчисленных улыбок.

— Конечно, конечно, уважаемый Александр Сергеевич: не нашей же с Вами!

Погасив улыбку, завотделом выдержал многозначительную паузу. Классически многозначительную: в её образовании участвовало не только отсутствие слов, но и присутствие мимики.

— А, кстати, он не в курсе нашей встречи? Нашей с Вами?

Классическое «я возвращаю Ваш портрет» состоялось, и Иванов почти одобрительно усмехнулся.

— Вы хотите знать, не ввёл ли я его в курс? Нет, не ввёл.

Лицо Завотделом максимально прибавило в приятности. Он даже закряхтел, то ли от удовольствия, то ли от другой мажорной причины.

— И как он Вам показался, Александр Сергеевич?

— Сегодня утром?

Городецкий рассмеялся и опять шутливо погрозил визави пальцем.

— Ну, Александр Сергеевич! «Сегодня утром?»! И такая стопроцентная невинность на лице! Как говорят некоторые из наших общих клиентов: «Перший сорт!».

Насчёт «общности клиентов» товарищ Городецкий преувеличивал совсем немного. «В детстве», правда, уже далёком, он окончил юрфак ЛГУ, и некоторое время работал следователем прокуратуры. Правда, совсем недолго: партийный долг обязал служению партии в буквальном смысле — и перспективного товарища определили в инструкторы райкома. Оттуда ему уже не было исхода, да и быть не могло. Разве что, «ногами вперёд».

— Нет, Александр Сергеевич, меня интересует то, как он чувствует себя… ну, вообще, что ли?

Улыбка исчезла с лица Городецкого так же быстро, как и появилась. Глаза его смотрели по-прежнему доброжелательно, но сквозь эту доброжелательность заметно пробивалось что-то от кобры. Именно от кобры. Не от гюрзы, не от эфы, не от гремучника — от змеи не столь прямолинейной, деликатной… и ещё более ядовитой. Да и в глаза визави завотделом «пополз» аналогичным манером.

— Это — в качестве «назначенного в козлы отпущения», что ли? — «по традиции отдерзился» Иванов. Надерзил, то есть: не дерзнул на дерзость.

— Можно и так.

На этот раз Зав даже не улыбнулся, по причине чего Иванову оставалось… тоже остаться без улыбки.

— Н, что ж… Мне показалось, товарищ понимает… что недолго ему осталось ходить в товарищах. Правда, не понимает, за что.

— А Вы не пытались ему объяснить? — частично вернулся к улыбке Городецкий.

— «Ты виноват лишь тем, что хочется мне кушать»?

Иванов не только не убрал глаз с дороги начальственной улыбки, но даже спрямил неделикатный взгляд. Зав усмехнулся, и покачал головой.

— Ох, Александр Сергеевич, Александр Сергеевич… Хороший Вы человек… и следователь хороший… Но помяните моё слово: не умрёте Вы своей смертью. Поверьте на слово партийному бюрократу: даже в эпоху развитого социализма нельзя быть таким… не по годам развитым. Это очень плохо отражается на состоянии.

— Карьеры?

— Здоровья.

Городецкий уже совсем не улыбался. Расхотелось улыбаться и Иванову. К легковесной мимике не располагал и характер — колючий, неуживчивый и прямолинейный. Характер, он которого он не мог избавиться так же, как верблюд — от горба: судьба, что ли, такая.

Правда, судьба судьбой, а он и не хотел избавляться. Потому не хотел, что имел неправильные взгляды на жизнь и её составляющие. И такими неправильными они были у него, что даже сама жизнь не смогла не то, что исправить их: хотя бы поправить. Недаром сказано: «…посеешь характер — пожнёшь судьбу». «Сказка — ложь, да в ней намёк…». Только для Иванова уроком она никак не становилась. В свете этой минорной констатации перспективы старшего следователя районной прокуратуры выглядели незавидными. А, если совсем точно — отсутствующими. Да, он не собирался делать карьеры, но другие-то собирались! В том числе, и за его счёт…

— Возможно, — «испортился» лицом Иванов: не счёл нужным притворяться, или не нашёл резервов. — Но «раз пошла такая пьянка», вот Вам «последний огурец»: я намерен прекратить уголовное дело в отношении замдиректора.

— Почему?

Бровями заведующий отработал предельно экономно: большое дело — опыт.

— Я никогда не привлекал «стрелочников», особенно тех, которых «спускали» «сверху».

— Благородно…

Городецкий с усталым видом откинулся на спинку кресла.

–… и глупо… Жаль, уважаемый Александр Сергеевич… Очень жаль… Выходит, напрасно я звонил Вашему прокурору…

— Звонили?!

Хотя ситуация располагала, Иванов не стал кривить лицом, а всего лишь экономно двинул щекой.

— Зачем Вам понадобилось это? Я хотел сказать: зачем нужно было пугать старичка? Не ровён час, «даст дуба»… Он хватается за валидол уже от звонка из райкома, а тут «целый» обком!.. И зачем же Вы ему звонили, позвольте узнать? Неужели всерьёз рассчитывали на то, что он «даст мне ц. у.», и я немедленно «возьму под козырёк»?!

— Нет, — мило улыбнулся завотделом. — На это я и не рассчитывал.

Я всего лишь хотел узнать о Ваших настроениях из первоисточника.

— А в итоге нагнали страху на старичка.

Под всё ту же милую улыбку и без отрыва от спинки кресла Городецкий якобы с сожалением развёл руками.

— Так получилось…. Только я не виноват: в отличие от Вас, Александр Сергеевич, Пётр Николаевич «политику партии и правительства понимает правильно»… Но на «ниве устрашения» я отработал не напрасно. Кое-что о Ваших настроениях мне стало известно… в дополнение к информации о Ваших «антиобщественных взглядах».

— Об «антиобщественных взглядах»?!

Иванов попытался «остаться в лице», но далось ему это с большим трудом. И то: не каждый день на тебя вешают «политическую статью».

— Например?

— Например, то, что Вы собрались увольняться. И это — правильное решение. Для Вас. Для государства, если, конечно, говорить объективно, это решение ущербное.

— Потому что земля держится не на китах, а на дураках?

— В том числе, и поэтому.

Городецкий в очередной раз отставил улыбку.

— Не считайте мои слова данью высокому слогу. Такие люди, как Вы, не нужны отдельным чиновникам, но нужны стране. Даже — государству, при всей парадоксальности такого утверждения. Вы, надеюсь, «в курсе» разницы между понятиями «страна» и «государство»?

Иванов усмехнулся.

— «Государство — аппарат насилия для подавления большинства в интересах меньшинства».

Съехав щекой набок, Городецкий медленно поводил головой из стороны в сторону. Лицо его давало нерафинированную смесь различных эмоций: от уважения до пренебрежения включительно.

— Надо же: Вы дали сталинскую формулировку! Не Маркса, не Ленина — Сталина!.. Да Вы просто напрашиваетесь, уважаемый Александр Сергеевич! На очень большие неприятности напрашиваетесь! Может, на последние в Вашей жизни. Прошу не понять меня буквально: Вы же знаете, что сегодня можно зарезать и без ножа.

— «Убей меня нежно», как сказал один писатель?

— Вот именно.

Кривя губами, чтобы не слишком подрагивали, Иванов потрепал мочку уха.

— Что ж, приятно слышать угрозы в свой адрес в таком серьёзном учреждении, как Ваше. Здесь разбрасываются многими словами, но только не такими…

— Боязно? — «посочувствовал» Городецкий.

— И приятно, — не сдался Иванов. Как тот «гордый «Варяг». —

Значит, жизнь не зря прожита.

— Да не прожита ещё! — раздражённо — впервые с начала беседы — поморщился Городецкий: припекло. — Не прожита!.. Но может… если Вы и дальше будете противопоставлять себя обществу.

— А вы — общество?

Городецкий чуть слышно скрипнул зубами: и по причине «отказа в доверии», и потому, что расслышал местоимение с прописной буквы.

— Ну, хорошо — государству. Только от этой перемены для Вас лично ничего не меняется.

— А могу я узнать, что Вы сказали прокурору дословно?

Брови Городецкого на законных основаниях полезли наверх. И то: вместо того, чтобы «проникнуться и осознать», визави переключался на второстепенные… даже третьестепенные вопросы. Переключался с такой непосредственной заинтересованностью, словно важнее ответов на них для него ничего больше не существовало.

— Дословно?!

Непритворно пытаясь вспомнить, завотделом наморщил лоб.

— Ну, я не помню… Так — «печки-лавочки»… Поговорили, что называется, «о погоде»… Ну, там, о грядущих партийных конференциях, о съезде… Ах, да: я попросил его не нагружать Вас другими делами — с тем, чтобы позволить Вам спокойно…. относительно, конечно… разобраться с этим.

— И он…

— Пообещал, что не будет.

— Куда уже дальше! — покривил щекой Иванов. — Я и так нагружен «по самое не могу»! И так — четырнадцать только «подрасстрельных» дел, не считая мелочевки… А тут ещё дежурство по району: каждый день — два-три трупа. А это — два-три часа отвлечения на пустяки…

Городецкий улыбнулся и развёл руками.

— «Я сделал всё, что мог — пусть другой сделает больше!»…

— Вашими бы словами… Впрочем, и на том спасибо…

«По сценарию для подобных встреч», после этой фразы должно было наступить весьма неловкое молчание. Но на этот раз оно не получило ни единого шанса на самоё себя: оба участника постарались. Первым «воспротивился» Иванов — и всё по той же причине: «к мандатам почтения нету»:

— Если Вы не возражаете — вернёмся к нашим баранам…

— Слушаю Вас, — улыбнулся Городецкий, уже чуть менее приятно, чем прежде: явно «садились батарейки».

— Нет, это я Вас слушаю, — ещё приятней улыбнулся Иванов.

Городецкий — опять же вопреки «сценарию» — и не подумал смутиться.

— Жаль, Александр Сергеевич… Очень жаль…

— Вы ещё скажите: «С нами — а не наш»! — ухмыльнулся Иванов. Завотделом хлопнул себя по ляжкам, и, отбросив номенклатурную чопорность, покатился со смеху.

— Ну, молодец! — утирая слёзы, простонал он. — Даже Горького к месту ввернул! Потому-то и жаль, Александр Сергеевич… Но — в сторону лирику…

— «Я пришёл к Вам, как юридическое лицо к юридическому лицу»?

И новая цитата была к месту, только зав даже не улыбнулся.

— Вот именно, Александр Сергеевич… У меня к Вам небольшая просьба…

— Да?

Городецкий неожиданно откашлялся в кулак.

— Вы не могли бы… оставить мне это дело?

— На съедение? — хмыкнул Иванов.

— Для ознакомления, — не хмыкнул зав.

Бровь Иванова приподнялась сама, без усилий со стороны «правообладателя».

— На каком основании, позвольте спросить?

— Ну-у…

Неубедительно прозвучав, Городецкий попытался столь же неубедительно уйти глазами в сторону. Уйти получилось недалеко: визави хватал взглядом не хуже, чем рукой. Поэтому аргументация завотделом больше походила на жалкий лепет двоечника, чем на «железные доводы» столоначальника с четвёртого этажа.

–… Изучить… понять трудности… может, помочь чем… Помощь нужна?

Иванов безжалостно усмехнулся.

— Ну, разве тем, что мешать не будете… Так, так… Значит, говорите: оставить Вам дело… Разумеется — без «отношения» и без расписки?

Так как Иванов не столько спрашивал, сколько утверждал, Городецкий под «виноватую» улыбку развёл руками.

— Уважаемый Александр Сергеевич, мы же по закону не имеем права…

— Так, какого же х…

— А такого, — не обиделся зав, — что все мы под богом ходим.

Точнее, под разными богами. Я, например, хожу под богом по имени «Первый секретарь обкома»: он — ближайший ко мне «на небе». А он — под «республикой». А «республика» — под богом союзного значения… Да, будто Вы сами не знаете, Александр Сергеевич! Вы же не с Луны сюда десантированы!

Иванов озабоченно наморщил лоб.

— «Областной бог» интересуется этим делом?

— Потому что им интересуется вышестоящий Бог, — покривил щекой Городецкий.

— У него что, других дел нет? — «комбинированно» выдул губы Иванов: и насмешливо, и удивлённо одновременно. — Я не имею в виду уголовных?

По лицу Городецкого основательно проехалась ироническая ухмылка, не вполне уместная на лице… официального лица.

— Сказано ведь «пути Господни неисповедимы»…

— Вожжа под хвост попала?

— Может, и так, — спокойно двинул плечом Городецкий. — Так как, Александр Сергеевич: оставите дело? Я верну: честное слово! Могу дать любые гарантии!

— Например? — заинтересованно приподнял бровь Иванов. Городецкий забегал глазами по кабинету — и взгляд его прояснился.

— Например, я могу отдать Вам любое из своих дел!

— Угу, — хмыкнул Иванов. — «Равноценный обмен».

— Не понял? — не соврал завотделом.

— Все Ваши дела грузовиком вывези — никто не заметит и не вспомнит! А меня за одно это — в цугундер!

— А если я смогу убедить Первого в том, чтобы решение по делу оставить на Ваше усмотрение?

Чисто механическим движением Иванов пробежался ладонью по щеке. Поворот в разговоре намечался интересный: Городецкий — явно не последний дурак на свете — умел торговаться.

— Но Вы же будете докладывать одному из секретарей!

Завотделом уважительно посмотрел на собеседника: парень знал номенклатурные порядки.

— Так и было бы… раньше, но только не в этом случае. Вы правы: «вожжа под хвост попала». Кому-то там, «наверху». И теперь ни с этого дела, ни со всех причастных к нему уже не слезут…. пока мы его не заболтаем.

Под пристальным взглядом Городецкого Иванов отлучился глазами за окно, но задерживаться там не стал. Оперативно «вернувшись в кабинет», он щёлкнул замками кейса и вытащил увесистую папку в «черновой» обложке: переплёта удостаивалось лишь дело, направляемое в суд.

— Держите.

Дело перекочевало на половину стола Городецкого. Зав любовно огладил потрёпанную обложку.

— День на ознакомление даёте?

— Хоть два! — уже вставая, снисходительно махнул рукой Иванов. — У меня почти все документы скопированы в НП. Так, что, отсутствие дела работе не помешает.

Выдержав паузу — так, словно раздумывал над необходимостью продолжения — Иванов посмотрел Городецкому прямо в глаза.

— Даже, если Вы… или Ваши боссы надумаете «потерять» дело, у меня есть, чем его восстановить. Поэтому не стоит и трудиться…

— И в мыслях не было! — обложился руками Городецкий. — Послезавтра верну, честное пионерское!

Одна рука завотделом осталась «почивать» на сердце, а вторая уже тянулась прощаться с Ивановым…