Мёртвые не кусают?! Долг платежом кровью красен

Александр Черенов

Следователь прокуратуры обвинён в совершении преступления, которого не совершал. Дальше – суд и приговор. Жизнь окончена? Нет: бывший следователь идёт по стопам графа Монте-Кристо в духе установки «Никто не забыт – и ничто не забыто». Долг платежом кровью красен… Книга содержит нецензурную брань.

Глава одиннадцатая

— Сань, извини!

Обложив грудь руками, Сидоров почти встал на колени, пусть лишь одними глазами.

— Ну, так получилось! Был в СИЗО, а этот «козёл» как начал мне дурить мозги!

— Ладно.

Иванов великодушно махнул рукой, только что отнятой им ото лба.

— Долг платежом красен, Геночка: се ля ви. Так, что, свои люди — сочтёмся… Может, даже завтра… А, может, и сегодня…

— Что, совсем «гнилуха»?

Сидоров посочувствовал, как просыпался солью на раны.

— Прорвёмся, — не слишком уверенно махнул рукой Иванов. — «Нет таких крепостей, которые не взяли бы большевики»…

В этот момент дверь в кабинет распахнулась и на пороге «нарисовался» Петров. Петров был самым молодым из всей троицы следователей райпрокуратуры, и самым амбициозным. Его совсем недавно аттестовали на следователя: почти год, подобно всем остальным, он проходил с приставкой «и.о.», и теперь он упивался моментом личного торжества. Парень он был, в целом, неплохой, но лишь до той черты, которая отделяла личные дела от служебных. И речь шла не о «большевистской принципиальности»: за этой чертой неплохой в быту Сашка Петров превращался в карьериста Александра Васильевича.

Иванов уже неоднократно замечал, как, входя в его кабинет, Петров неодобрительно посматривал на табличку с реквизитами старшего следователя: наверняка полагал сменные реквизиты задержавшимися за стеклянной пластинкой. Зато, с каким с восторгом обозревал он интерьер кабинета! Восторг был неподдельным, а сравнение, как всегда, относительным: что с чем сравнивать. В сравнении с кабинетами остальных следователей, кабинет «старшого», конечно, выглядел дворцом: новый пол «с цоколем», два старинных книжных шкафа, «двухэтажный» сейф, шикарный двухтумбовый стол с кожаной серединой под стеклом, мягкие стулья и целая скамья для посетителей.

Не было никаких сомнений в том, что Петрову глянулся кабинет целиком… за минусом человека по фамилии Иванов. Парадокс усиливался тем обстоятельством, что Петров активно набивался в приятели.

Этому способствовала и некоторая общность взглядов: на коньяк, на «тяжелый» рок, на бардов, на литературу. Карьерист Петров был ещё и интересным собеседником. Но даже в моменты «духовной близости» Иванов никогда не забывал слова литературного Груздева: «Доведётся, он и через тебя переступит». А тут ещё и «лично-служебный» момент накладывался: Иванов тяготился нелюбимой работой, и время от времени подумывал о «гражданке», а Петров откровенно делал карьеру, нисколько не смущаясь «косоглазием» собратьев по ремеслу…

— Тебя можно поздравить? — уже с порога иронически осклабился Петров. — И не единожды, но дважды: и с делом о «теракте на железной дороге», и с «групповым изнасилованием»?

— «Нет ничего тайного, что не стало бы явным», — вздохнул Иванов. — Машку, что ли, обаял?

Петров рассмеялся.

— Скажешь тоже: «обаял»! Не забывай, я — человек женатый. Да и была бы нужда: сама рассказала! Помнишь ведь, как Ручечник отзывался о бабах: «Языком метут — как метлой машут, заразы»!

Да, Петров умел «составить компанию», и не остаться в ней незамеченным. Первым лаконично отсмеялся Сидоров.

— Ну, я пойду, Сань: дел — как грязи.

Генка Сидоров был хороший мужик, и, что самое главное, «без второго дна». В небольшом «оперативном составе» райпрокуратуры он был старшим, и не только годами. Так, если Иванов холостяковал, а Петров имел полугодовалого сына, то у Сидорова был двенадцатилетний стаж семейной жизни и двое детей-школьников. И карьеры он не делал: пыхтел «ради хлеба насущного». Он позже всех окончил вуз, да и тот заочно.

К моменту окончания вуза он имел четырнадцать лет совсем не интеллектуального стажа: двенадцать лет — ГРП: «горнорабочий подземный», плюс два года армии. Но карьеры он не делал не только из-за бремени жизненного опыта.

И не потому, что не хотел: не мог. Не имел возможностей. Так случилось, что хорошего парня Генку Сидорова Господь обнёс всеми талантами, кроме одного: быть хорошим парнем. Для «горнорабочего подземного» это, возможно, благо, но только не для следователя. Следователем Геннадий Иванович Сидоров был никаким. То есть, следователем он был лишь потому, что запись об этом имелась в его служебном удостоверении. Иванов не любил свою профессию, но был профессионалом. Петров рвался «наверх», и потому уже был профессионалом (сверх этого шло отменное образование от престижного вуза в Москве). А Сидоров не был профессионалом, как ни старался им быть.

А он старался! Он очень старался! Он не отказывался ни от каких дел, но заканчивал всегда тем, что заваливал их все, до единого. В конце отпущенного ему процессуального срока Пётр Николаевич вынужден был традиционно перераспределять его дела между Ивановым и Петровым, оставляя «герою труда» лишь самые безобидные — те, что на прекращение. Сидоров обижался, но к удивлению всех, только на себя. Ну, вот, такой он был человек: хороший. Но и не больше того.

Как хороший человек, который «без второго дна», Сидоров постоянно советовался с Ивановым по тем или иным вопросам. Советы чаще всего заканчивались тем, что Иванов сам делал то, что Сидоров всего лишь «просил объяснить, как». И, что самое удивительное, Иванов никогда не тяготился этой работой. Иной минутный «профессиональный контакт» с Петровым «грузил» его на целую неделю, а «убитые» полдня на «вечного стажёра» Сидорова, перманентно растерянного и извиняющегося, вызывали только снисходительную улыбку.

Именно поэтому Иванов сейчас легко отпустил: и Сидорова, и Сидорову. Когда они остались вдвоём, первым делом Петров покривил щекой.

— Моя помощь не требуется?

Иванов приподнял одну бровь, и ухмыльнулся.

— Меня и без тебя «закопают».

Петров неожиданно покраснел — не разучился ещё — и «залёг» глазами на полу.

— Зря ты так… Я ведь без задней мысли…. Ну, в том смысле, что я мог бы… ну, разгрузить тебя… в смысле: помочь допросить какую-нибудь из девчонок…

Иванов выдал на лицо «ухмылку номер два».

— Видел, стало быть? Ничего, да?

Глаза Петрова не залежались на полу — и забегали во всех возможных направлениях. Кожа его лица почти «опомидорилась».

— А ещё женатый человек! — продолжил «избиение младенца» Иванов. Не без оснований продолжил: Петров, «законный обладатель» совсем юной и весьма привлекательной особы, моментально «загорался» при виде… ну, не каждой юбки, но каждой достойной его внимания. Иванову частенько приходилось иметь дело с потерпевшими. И как только среди них попадались «ничего себе», не говоря уже о красавицах, Петров немедленно предлагал свою помощь в допросе и других процессуальных — и не только — действиях. Ну, вот, такой он был человек: карьерист, умница — и обладатель неудержимого «ретивого». Последнее на законных основаниях могло быть отнесено не только к тому органу, что выше пояса, но и к тому, что ниже.

— Хм, хм, — нашёл единственно верные слова Петров.

— Да, ты прав, — обошёлся без переводчика Сидоров. — Две из них — точно по твоему вкусу. Как на заказ.

— Полагаю, мы говорим об одних и тех же лицах? — неожиданно усмехнулся Петров. — Келлер Лена…

–… и Прохорова Анна, — заключил список Иванов. — Ты даже в курсе фамилий?! Обширное любопытство! Может, у тебя уже и мнение сложилось?

— О девицах? — улыбнулся Петров.

— О деле! — не улыбнулся Сидоров.

Улыбка на лице Петрова погасла так быстро, словно её там и не бывало.

— «Гнилое» дело… Я бы даже сказа, «дохлое»… И, если тебя интересует моё мнение насчёт суда, то я скажу так: «не прохонжэ».

— И что ты советуешь? — «поменял брови» Иванов. — Отказать в возбуждении? Возбудить и прекратить?

Петров красиво ушёл взглядом в сторону.

— Ну, это — твой крест… А я не смею ничего советовать… старшему товарищу… товарищу старшему следователю… Но я тебе не завидую.

— Ну, разве что — в этом деле, — уточнил Иванов, не снимая бестактного взгляда с лица Петрова. Тот не выдержал прямого попадания, засуетился — и заспешил к двери.

— Я совсем забыл: у меня там люди…

— Ну, разумеется, — хмыкнул Иванов…

— Александр Сергеевич, зайди ко мне!

С трубкой в руке Иванов задержался лишь для того, чтобы хмыкнуть: «Третьим будешь». Именно так: без восклицательного знака. «Третьим» — после Сидорова и Петрова — стал прокурор Пётр Николаевич. Не совсем «в том самом значении», но, всё равно, третьим.

— Иду…

Начальство встретило старшего следователя прямо у двери: признак не столько доверия, сколько крайнего волнения.

— Ну, как у нас с этим делом? — едва успел обменяться рукопожатием прокурор.

Иванов вздохнул.

— Хреново, Пётр Николаевич… Потерпевшие уже третий день не показываются. Ни спермы, ни тряпок на «биологию». А характеристики на них — хуже некуда: сплошной компромат.

Несколько мгновений Петру Николаевичу потребовалось для того, чтобы преодолеть ступор и подтянуть отвисшую челюсть.

— Какой спермы?! Каких тряпок?! Ты о чём говоришь?!

— Об изнасиловании, о чём же ещё?! — в свою очередь, вытянул челюсть Иванов.

— О каком изнасиловании?! Я же сказал тебе: все дела — по боку, заниматься только вагонами!

Раздражение и даже возмущение прокурора было исполнено на высоком уровне, но Иванов лишь поморщился, и махнул рукой.

— Да, разве ж я против? Только ведь это — свежее дело… Ну, не дело ещё: так — материал… совсем «дохлый».

— Тем более его — по боку!

«Раздав инструкцию», прокурор вернулся за стол, и немедленно взгромоздился за ним монументом.

— «Изнасилование»! Да ещё — материал! Да ещё — «дохлый»! Ну, ты — как ребёнок, честное слово, Александр Сергеевич! Не понимаешь политического момента?

— Чего, чего? — насторожился Иванов: «печёнкой учуял» что-то классическое. Нехорошее, то есть.

— Забыл, какое внимание придаёт этому делу область? Забыл, что оно — на контроле в ЦК?

— Было! — махнул рукой Иванов, не слишком блюдя почтительность в адрес «руководящей и направляющей».

— И осталось!

Осталось не только дело, но и последнее слово — за Петром Николаевичем.

— Не понял… — всё понял Иванов. — Я только вчера… ну, позавчера разговаривал с Первым секретарём обкома, и он…

— А сегодня — только что — мне позвонили, и ещё раз воззвали к чувству долга!

Пётр Иванович тут же соорудил восклицательный знак из указательного пальца.

— Партийного долга, Александр Сергеевич! Понимать надо!

Иванов обомлел, даже не прилагая усилий.

— Но ведь они согласились с моими доводами! Первый даже решил отправить мой «самодонос» в ЦК вместе со своей «сопроводиловкой»!

— Не успели: Москва опередила их!

— «Семь пятниц на неделе»… — хорошо так, упал духом Иванов.

— Вот именно! Так, что, завязывай с этим изнасилованием и переключайся на вагоны! Всё внимание — вагонам!

— «Всё внимание»…

Всё ещё «лёжа духом», Иванов сокрушённо покачал головой.

— А как же с этим делом?

— С материалом.

— Ну, с материалом?

— Вынесешь постановление об отказе в возбуждении! — раздражённо махнул рукой прокурор. — Мне, что, учить тебя нужно?! С утверждением проблем не будет — сразу же спишем в архив! Вопросы?

— В обком хоть не вызывают? — вздохнул Иванов.

— Пока нет.

Пётр Николаевич вышёл из-за стола, похоже, лишь для того, чтобы подержаться за плечо Иванова, и подвергнуть того призывному взгляду.

— Пока… нет. Но могут! Так, что имей в виду!

— Я бы с радостью, — невесело хмыкнул Иванов. — Но пока это они меня «имеют»… в виду…

Конец ознакомительного фрагмента.