Дело «на три копейки»

Александр Черенов

Середина 80-х. Канун перестройки. В городе Углегорске происходит череда жестоких убийств школьниц. Маньяк? Серийный убийца? Целенаправленная акция? Дело поручается старшему следователю одной из районных прокуратур Алексею Старкову. На каждом месте происшествия он находит улики, никак не стыкующиеся друг с другом. Некоторые их них, казалось бы, совершенно случайные, в конце концов, приводят следствие к невероятному выводу. К делу подключается областное управление КГБ: у него – свой интерес… Книга содержит нецензурную брань.

Глава шестая

О характере проводимой «среди объекта» работы Алексей Семёнович мог иметь полное представление ещё «на дальних подступах» к кабинету Трофименко. Характерное «ай, ай, ай!» лилось уже непрерывным потоком, изредка лишь прерываемым не менее характерными звуками тупых ударов, «конечно же, даже отдалённо «не имеющими никакого сходства с непроцессуальными методами ведения допроса».

Картина, открывшаяся Старкову за открывшейся чуть раньше дверью, почему-то не поражала воображение: весь в слезах и соплях, с взъерошенными рыжими патлами Петухов активно «подвергался разъяснительной работе среди себя» со стороны… с двух сторон: подполковника Трофименко и капитана Андреева. Но всё было «чинно, благородно», без ненормативного рукоприкладства. Непрерывные подзатыльники, которыми обрабатывал «подзащитного» стоящий у него за спиной Андреев, вполне укладывались в норму и соответствовали «местным обычаям».

Правда, Трофименко, багроволицый и «багроволысинный», так энергично подался к «объекту работы», что лицом едва не упирался в его физиономию, стараясь при этом соблюдать дистанцию, дабы не подхватить кого-нибудь из агрессивных прыщей.

— Ты будешь говорить, сволочь?!

Появление Старкова прерывало «творческий процесс». Трофименко медленно отодвинулся от объекта, и, поворачиваясь к Алексею Семёновичу, отрицательно поводил головой из стороны в сторону.

— Я думаю, Василий Николаевич, надо дать подозреваемому время на обдумывание своего положения. Тяжелого положения… почти безнадёжного…

Старков «вносил предложение» нарочито громким голосом, явно не столько для подполковника, сколько для захлёбывающегося в соплях Петухова. Умница Трофименко не только не стал удивлённо переспрашивать, но даже не задействовал для демонстрации непонимания «удивлённое» плечо.

— Андреев, отведи… этого… в камеру. Пусть там посидит, подумает.

Когда дверь за «объектом» и конвоиром закрылась, Трофименко немедленно, но очень медленно направился в крохотную комнатку отдыха позади начальственного кресла, где имелись диван, холодильник и даже умывальник. Сунув голову под кран и шумно фыркая, он освежился холодной водой и энергично растёрся сухим полотенцем. Затем он извлёк из холодильника бутылку «нарзана», и, не испрашивая желания Старкова, разлил её по двум высоким стаканам тонкого стекла.

Чокнувшись стаканами со Старковым, Трофименко залпом проглотил минералку. Затем, шумно отдуваясь и отрыгиваясь, он медленно перевёл взгляд на Старкова.

— Ну, и что сегодня в столовой?

— А я там был?!

Подполковник удивлённо выдул губы.

— А ты же чем занимался?!

— Озадачил Гапеева насчёт школы. Марат уже заслал туда Ковалёва.

— Разумно, — одобрил подполковник. — Не исключено, что «ноги» этого дела растут из школы.

— Ну, может, и не дела, но версии — точно.

Старков медленными глотками «доработал» стакан.

— Не исключено, что у этого прыщавого дрочилы есть прошлое, пусть и «школьного розлива». Он наверняка «любит» девчонок за то, что они «любят» его «ещё сильнее». Не исключены конфликты «взаимного недопонимания»… Но…

Старков с сомнением покачал головой.

— Думаешь, мы с ним зря тратим время?! — энергично подключился Трофименко, сразу же определившийся с продолжением коварного «но».

— Похоже на то. Нет, конечно, отработать его надо «по полной программе». Ты уж, Василий Николаевич, зашли к нему в камеру своего человечка.

— Уже, — нахмурился Трофименко.

Помолчали.

— А что ты наработал? — прервал паузу Старков.

Лицо подполковника тут же «хлебнуло уксуса».

— Так — «печки-лавочки», — раздражённо махнул он рукой. — Говорит, что кеды… ну, эти…

— Кроссовки.

— Да: кроссовки… Так, вот, говорит, что возвращаясь из школы, заляпал их грязью — а, кроссовки, мол, новые, вот и решил их «постирать». Потом якобы повесил их на забор вокруг дома… ну, чтобы просохли.

— Намекает на то, что их стащили?

Старков, словно раздумывая, неопределённо пожал плечами.

— Версия, конечно, хлипкая, но теоретически… А что — насчёт расчёски?

— Тоже «лепит», что украли!

К «уксусу» на лице Трофименко добавил злости и багрянца.

— При каких обстоятельствах?

— Говорит, что его расчёске… ну, из-за этой расчёски многие пацаны в классе завидовали. И, вот, якобы когда он был на физкультуре, кто-то и «увёл» расчёску из раздевалки.

Трофименко покачал головой и исподлобья «прицелился» в Старкова.

— Сам как думаешь?

— Надо проверить, — не стал задумываться Старков. — Вот, почему нужна информация из школы… Хотя…

Алексей Семёнович с сомнением на лице пожевал губами.

— Вполне может оказаться, что историю с расчёской этот прыщ выдумал для «отмазки». Расчёску он вполне мог потерять на месте убийства…

— О чём я и говорю! — моментально загорелся Трофименко.

Старков снисходительно покривил щекой.

— Не горячись, Василий Николаевич. Дослушай сначала. Я же не говорю, что расчёска, потерянная или брошенная на месте преступления, является доказательством того, что убил этот сопляк. Даже, если мы докажем факт потери расчёски в нужном месте, мы не сможем сделать из этого нужный вывод.

Трофименко недовольно сдвинул брови.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Расчёску он мог потерять там и до времени убийства, и после. Например, зная, что девица ищет гуляку-кота всегда в одном и том же месте, он мог там подкарауливать её для выяснения отношений, но опоздал: кто-то выяснил уже свои отношения с ней до него. Сопляк, естественно, обделался со страху, дал дёру… вполне мог «посеять» расчёску!

Подполковник огорчённо вздохнул и медленно покачал головой.

— Ты прав, Лёша, Могло быть и так… И что нам остаётся?

— Что, говоришь, остаётся?

Старков не стал «художественно», а-ля Шерлок Холмс, задумываться с использованием табака и гордого профиля.

— Ну, во-первых, отработаем до конца Петухова-младшего.

Мизинец его правой руки отработал на счёт «раз».

— Затем у нас имеется пара окурков… Кстати, этот сопляк не курит?

— Да, я не спрашивал! — раздражённо сморщил лицо Трофименко. — Некогда было: я же признание выби… добывал…

— Ладно, узнаем. Дальше…

Старков загнул второй палец.

— У нас есть пуговица, похожая на милицейскую. Так, вот…

— Погоди, Семёныч! — энергично перебил его подполковник, рывком снимая трубку телефона с рычагов. Покрутив диск, он принялся нервно топтаться у аппарата. — Майор Бессонов? Подполковник Трофименко тебя беспокоит!.. Да ничего… вашими молитвами!.. Слушай, Михалыч, я сразу — к делу: вы «грозились» отработать пуговицу.. ну, ту — по убийству на пустыре!.. Отработали? Ну, «докладай»!.. Что?!..

Некоторое время подполковник стоял столбом, уставившись невидящим взглядом куда-то мимо телефона в стену, на которой «узоров не было и цветы не росли». Затем, рывком стряхнув оцепенение, он «вернулся» в разговор.

— Михалыч, давай его сюда немедленно!.. Что значит: «Сам придёт!»?! Нет, уж, брат, ты обеспечь его «персональной каретой», да приставь человечка, чтобы этот твой «страж закона» не сбежал из-под стражи! Прошу, как друга!.. Ну, это — другое дело! Ждём «гостя» с нетерпением! Бывай!

Положив трубку на рычаги, он медленно повернулся к Старкову. Выражение озадаченности уже успело заместить на его лицо энтузиазм секундной давности.

— Нда.. Такие, значит, дела, Семёныч… Нда…

— «Колись», Василий Николаевич! — не выдержал Старков.

— Пуговица-то — от этого дурака-участкового!

— От Емели Иванова?!

Теперь настала очередь Старкова изумлённо отработать бровями.

— Кого угодно я мог представить себе в этой роли — только не его!

Изумлялся Алексей Семёнович недолго: через несколько секунд изумление уже сдавало полномочия сомнению.

— Не-е-ет, это исключено! Василий Николаевич, это — из области ненаучной фантастики! Он — даже не кретин, он — идиот, причём, клинический! Никогда не поверю в то, что его может заинтересовать баба — в любом качестве: как баба, как носитель материальных ценностей, как объект раздражения! Хотя… однажды я заприметил такой его взгляд, что…

— Вот именно! — в очередной раз загорелся Трофименко. — Недаром говорится, что «в тихом омуте черти водятся»! Ну, вот и ещё одна «живая» версия!

Трофименко энергично потёр ладонью о ладонь.

— Сейчас этого субчика доставят к нам — и мы начнём его отрабатывать, пока Петухов «не поплывёт» в камере! Слава, Богу, теперь есть выбор — кого-нибудь, да определим на роль! Обязательно кого-нибудь «доведём до готовности»!

— Ладно…

Старков почти смущённо потрепал нос пальцем.

— Я хотел отойти по делам: там у меня парочка свидетелей по одному изнасилованию должна подвалить — но раз такое дело…

— Оставайся, Семёныч, — весело потрепал его плечу Трофименко, — скучно не будет!

«Веселья» ждать пришлось не меньше часа: это ведь только сказка скоро сказывается. Но сколько «верёвочка» ни вьётся, а всё равно материал «не резиновый»: на исходе часа ожидания позвонил дежурный и сказал, что доставили участкового Иванова. А пока того «выгружали» и доставляли уже в кабинет Трофименко, туда же успел просочиться капитан Андреев с информацией «по низу» о том, что «подсадной» ничем пока обрадовать не может: Петухов лишь сопли на кулак мотает и скулит, что ни в чём не виноват.

— Наш «стукачок» говорит, — виновато потупил взгляд Андреев, — что этот чмошник не похож на мокрушника.

— Пусть работает дальше! — недовольно сморщил огромный, как у Ильича, лоб Трофименко. — Такие деньги тратим на эту публику, а толку — как с козла молока! Иди и передай ему: пусть «раскручивает»! И пусть только попробует не «раскрутить» — оставлю не только «без сладкого»: без штанов!

Андреев, так и не переступавший порога и просочившийся лишь головой, счёл за лучшее моментально растаять в дверном проёме.

— Работничики! — энергично «одобрил» Трофименко. — «Как из собачьего хвоста — сито», так ты, кажется, говоришь, Семёныч?

— Не я: Остап Бендер.

В этот момент в дверь постучали. Трофименко грозно сдвинул брови: не приведи, Господи, кто-то из своих. Но «неодобряемым стукачом» оказался провожатый из Кировского РОВД, который доставил лейтенанта Иванова, Емельяна Ивановича.

— Ещё бумаги просили передать, товарищ подполковник.

Сопровождающий протянул Трофименко несколько скрепленных канцелярской скрепкой листков.

— Разрешите идти, товарищ подполковник?

— Идите, — рассеянно махнул рукой Трофименко, весь уже поглощённый обозрением Иванова. Обозрев последнего, он с весёлой ухмылкой повернулся к Старкову и покачал головой, словно говоря: «Ты был прав — а я не верил!».

Иванов и в самом деле не изменил себе. Ни в чём — в том числе, и в постоянстве образа. Он стоял, потупившись в свежевыкрашенный пол, весь такой нескладный, долговязый, худой, с «неистребимыми» вихрами во все стороны и традиционно вываливающейся из ноздри смачной зелёной соплёй, которую он тщетно пытался водворить на место.

— Красавец! — насмешливо ударил по последней гласной Трофименко. — А пуговица-то где?

Отсутствующая на обшлаге левого рукава пуговица лишь «обозначалась» торчащими из ткани обрывками ниток. Ответом подполковнику была очередная молчаливая попытка «отработать» соплю.

Трофименко взял Иванова за рукав и повернул «лицом» к Старкову.

— Что скажешь, Семёныч?

— А что тут говорить? — усмехнулся Старков, извлекая из полиэтиленового пакета форменную металлическую пуговицу. — Даже прикладывать не надо. Разве что — для порядка…

Алексей Семёнович «перенял эстафету» рукава у Трофименко и водворил пуговицу на место. Место и пуговица оказались «кровными родственниками». Концы оборванных ниток настолько идеально подошли друг к другу, что подполковник не сдержал торжествующей ухмылки.

— Да тут никакой экспертизы не надо! Как говорится, «они-с самые-с и есть-с»!

— Нет, экспертиза, Василий Николаевич, нужна — для порядка, — мягко оппонировал Старков. — Но каков наш Емельян Иванович! Что же это ты до сих пор не удосужился пришить пуговицу, хоть какую-нибудь? Потом бы на все претензии отвечал нам: мол, ничего не знаю, я не я — и хата не моя»! А, Емельян Иванович? Лень-матушка — или русский «авось»?

Старков не выдержал и расхохотался.

— Василий Иванович, первый раз в жизни вижу подозреваемого, который даже не попытался замести следы!

Дохохотавшись до слёз, Алексей Семёнович воспользовался не вполне свежим носовым платком, чаще используемому по прямому назначению (для носа), и вернул на лицо «серьёз».

— Где пуговица, Иванов?

Участковый попытался даже наморщить лоб, но память это не оживило. Тогда он задействовал плечи — в форме неуверенного пожимания.

— Не знаю… Оторвалась…

— Ну, это мы видим.

Сквозь удушающий смех Старков еле продавил на лицо серьёзность.

— А где именно оторвалась? И каким образом она оказалась в руке убитой?

На этот раз участковый ответил более привычным образом: шмыгнул носом и тряхнул соплёй.

— Мда, грехи наши тяжкие! — озорно блестя глазами, покрутил головой Старков. — Кстати, Василий Николаевич, давай поглядим, что там за бумажки прислали «кировчане».

Трофименко, большой «любитель» возни с бумагами — как и всякий настоящий «опер» — с готовностью перепоручил это мероприятие — вместе с документами — Старкову. Алексей Семёнович быстро пробежал глазами текст — благо, «бежать» пришлось недолго: сопроводиловка майора Бессонова уложилась в десять строк, а объяснительная — даже не протокол! — Иванова не дотянула и до этого «рекорда».

— Чё пишут? — не выдержав томительной паузы, заглянул через плечо Трофименко.

— Реабилитацию, — усмехнулся Старков. — Наш… то ли подозреваемый, то ли подзащитный… словом, пропажу этой самой пуговицы у него обнаружили при проведении строевого смотра, аккурат в то время, когда, по показаниям соседей, позднее убиенная Котова была замечена во дворе собственного дома. Живой ещё, разумеется.

— Алиби, — сокрушённо покачал головой Трофименко.

— Да, Василий Николаевич. Нашему «герою» проводивший построении майор Бессонов сделал замечание и отправил пришивать пуговицу.

— И? — вяло за интересовался Трофименко.

— И с концами! — рассмеялся Старков. — Ни пуговицы, ни участкового!

Трофименко уже мог сдержаться и схватил Иванова — уже не за рукав, а за глотку.

— Ты почему, мать твою так-растак, не пришил пуговицу?!

Хрипя то ли от волнения, то ли от удушья, участковый неожиданно расщедрился на целый монолог, если, конечно, эти несколько слов можно было возвести в достоинство монолога.

— Так ведь… это… ну, когда меня… когда я… уже за иголку взялся — а тут вызов на участок… бытовая драка… аккурат на пустыре… вот.

Трофименко с вопросом в глазах повернулся к Старкову — и тот «утвердил» показания участкового.

— Бессонов в своей сопроводиловке пишет, что Иванов действительно выходил на участок по поводу драки между молодняком соседних улиц. Даже протокол там умудрился составить.

Трофименко разжал пальцы на горле участкового и с горестным вздохом опустился на первый подвернувшийся под зад стул.

— А какая была версия! Пальчики оближешь! И-э-э-э-х!

Старков подошёл к телефонному аппарату.

— Не возражаешь, Василий Николаевич?

Подполковник устало махнул рукой. Старков быстро прокрутил номер.

— Майор Бессонов? Старков тебя беспокоит. Михалыч, ну, мы разобрались с твоим участковым… Да, полное алиби… Нет, конечно, экспертизу проведём. Так что ты выдай ему новую пуговицу.

Старков не выдержал и рассмеялся.

— Так я тебя поставил в известность: мы его отпускаем… Нет, пусть на своих двоих добирается!.. Ну, бывай, Михалыч!

Старков вернул трубку аппарату и повернулся к Иванову.

— Емельян Иванович, вали отсюда к едрене фене!

Иванов ещё немного потоптался на месте, в очередной раз — и в очередной же раз безуспешно — попытался подтянуть соплю, затем вздохнул, пробормотал что-то вроде «до свиданья» и, сгорбившись, совсем не строевым шагом вышел за дверь.

Глядя ему в спину, Трофименко ещё несколько мгновений «напутствовал» участкового «разными добрыми словами», а потом не выдержал:

— Нет, Семёныч, зря мы его отпустили… так рано!

— Не понял? — не соврал Алексей Семёнович.

— А как пуговица оказалась в руке девчонки?

Старков рассмеялся.

— Это ты у него собирался выяснить?

Трофименко неуверенно пожал плечами.

— Ну… вообще… Но как-то ведь она там оказалась?

— В руке или на пустыре?

— И то, и другое!

Старков на мгновение задумался.

— Ну, насчёт пустыря… Тут вариант один: этот недотёпа, какой-никакой — а служака. И на пустыре он бывает, как минимум, раз в день. Участок у него небольшой, а он погулять любит. А так как он неряха…

— Понял, — в очередной раз недовольно поморщился Трофименко, и тут же «обратился в бойцового петуха». — А как она могла оказаться в руке убитой, а?!

Старков сначала ушёл глазами в сторону, а затем «перебрался на потолок».

— Ну, думаю, что она же умерла не сразу, и пока убивец её душил, она в судороге хваталась руками за всё, что под них попадалось. Вполне могла попасться и пуговица — если, конечно, этот… Емельян Иваныч её именно там обронил. И если он её вообще обронил…

Под недоумевающий взгляд Трофименко Старков помрачнел лицом.

— Есть и другой вариант, Василий Николаевич. Но — не приведи, Господи…

— Что такое? — насторожился Трофименко.

— Кто-то сунул ей в руку эту пуговицу. Вероятнее всего — сам убийца.

Подполковник наморщил лоб.

— Наводит на ложный след?

— Или смеётся над нами, пытаясь запутать в куче разномастных улик. А если наши «гадания на кофейной гуще» верны, то это значит, что Иванов пуговицы не терял — её у него украли. Специально для нас.

Одинаковые по содержанию взгляды Старкова и Трофименко встретились и уже не расходились.

— Да-да, Василий Николаевич: в таком случае, мы нескоро с ним познакомимся… Если вообще познакомимся…

С трудом, словно приклеенный, Алексей Семёнович оторвал зад от столешницы, на которой расположился ещё во время разговора с Бессоновым.

— Похоже, Василий Николаевич, что с этим делом мы — в полной жопе…