Дело «на три копейки»

Александр Черенов

Середина 80-х. Канун перестройки. В городе Углегорске происходит череда жестоких убийств школьниц. Маньяк? Серийный убийца? Целенаправленная акция? Дело поручается старшему следователю одной из районных прокуратур Алексею Старкову. На каждом месте происшествия он находит улики, никак не стыкующиеся друг с другом. Некоторые их них, казалось бы, совершенно случайные, в конце концов, приводят следствие к невероятному выводу. К делу подключается областное управление КГБ: у него – свой интерес… Книга содержит нецензурную брань.

Глава вторая

Место, куда прибыла опергруппа, не относилось к престижным районам. Углегорск, даже будучи областным центром, и сам не относился к престижным городам, несмотря на славное прозвище «одной из главных кочегарок страны». Город вырос на угле и за счёт угля. Это и определило специфику всего, в том числе, и застройки: домишки барачного типа росли, как грибы-поганки, в непосредственной близости от шахт.

Со временем, уже в стороне от шахт и даже на значительном удалении от них, в городе, уже начавшем отдалённо напоминать таковой, стали возводиться роскошные «сталинские» дома и «объекты соцкультбыта». В дикой пустыне начали появляться бульвары, проспекты, аллеи, цветочные клумбы и даже бочки с квасом и пивом.

Но своеобразные «микрорайоны» остались почти нетронутыми, разве что им слегка «освежили» фасад. Город растянулся на площади почти в тысячу квадратных километров, но большую часть этой тысячи занимали пустыри, из-под которых уже вынули уголь и которые по этой причине изрядно просели, покрылись толстым слоем выступившей соли и зарослями горькой полыни, которая только и могла расти на этой мёртвой земле.

Эти пустыри являлись связующим звеном не только между разбросанными там и сям «шанхаями», но и между «субъектами «административно-территориального деления». Один из таких пустырей и отрабатывал сейчас местом происшествия. Находился он на самой границе, разделявшей территории Октябрьского и Кировского районов. Одной стороной пустырь упирался в Октябрьский район, другой — в Кировский.

— Живописное место! — ухмыльнулся вечно неунывающий Зарубин. — Здесь бы только и жил!

Пустырь и в самом деле «радовал глаз», впечатляя не меньше декораций фильмов ужасов в чёрно-белом варианте. Здесь было всё, чего не было в центре: бытовые и промышленные отходы в немереном количестве, многочисленные провалы и плешины соляных выступлений, «обрамление» отвалами породы и даже собственное озеро, которое образовали шламовые стоки соседствующей с пустырём обогатительной фабрики. До ближайшего жилья, состоявшего из одноэтажных домиков на двух хозяев да нескольких ветеранистых землянок ещё времён первопроходцев, было не меньше полукилометра пешего ходу по натруженной колее.

В нескольких метрах от «расчихавшегося» напоследок «уазика» стояла представительная — человек десять — «группа товарищей», чуть раньше успевших познакомиться с «достопримечательностями» этого гиблого места. Старков знал их всех, и не один год: прокурор Кировского района, зам по оперативной работе Кировского РОВД, его зам — начальник ОУР (отделения уголовного розыска), тройка «оперов», кировский эксперт НТО, старший следователь Кировской райпрокуратуры. «Замыкал круг» весьма колоритный местный участковый, с которым Старков имел «несказанное удовольствие» близко познакомиться две недели назад, когда определялся по месту нахождения трупа очередного — в бесконечной череде — «лица без определённого места жительства».

Это были, если так можно выразиться, «чернорабочие борьбы за социалистическую законность». Разумеется, отметилась присутствием и правоохранительная «белая кость» — куда без неё. «Вождей» представляли заместитель прокурора области, начальник следственного управления областной прокуратуры и начальник управления уголовного розыска областного УВД с парочкой своих гонористо-гоношистых и столь же бестолковых «оперов».

Присутствию начальства Старков не слишком огорчился: эта публика прибыла сюда «для галочки» и раздачи никому не нужных «ц.у.» из числа тех, с которыми студенты юрфака знакомятся ещё по учебникам криминалистики и вся «ценность» которых заключается в должностях персонажей, озвучивающих эти «ц.у.». Старков знал: минут через десять от демонстрации начальственного гонора эти «асы оперативно-следственных мероприятий» свалят отсюда на своих персональных «Волгах», и никто уже не будет мешать «чернорабочим» делать свою «чёрную» работу.

Начальство и в самом деле недолго испытывало терпение «работяг», даже «перевыполнив план» в части норматива пребывания на месте: исчезло не через десять, а через шесть минут. В немалой степени этой «оперативности» поспособствовало появление Старкова: этого вольнодумца с пятнадцатитилетним стажем работы следователем и областное, и городское начальство знало слишком хорошо для того, чтобы попытаться узнать ещё лучше — на свою голову и то, что пониже.

— Ну, вот и воздух стал чище, — подвёл черту под пребыванием руководства Зарубин. — Можно приступать к работе, товарищ младший советник юстиции?

Старков — он же младший советник юстиции — усмехнулся.

— Обижаешь аборигенов, капитан. Они уже работают. Это приезд «вождей» оторвал их от дела. Давай лучше поинтересуемся, что они тут «нарыли» и чем поделятся с «городскими бездельниками».

— Спаси, Христос, за добро и ласку, Семёныч.

К Старкову с протянутой для приветствия рукой подошёл майор Бессонов, кировский зам по оперативной работе. Старков уважал этого немногословного, невыпендрёжного и толкового «опера», с которым они неоднократно пересекались по работе, при этом никогда не пересекая друг другу пути.

— Здорово, Петрович. Ну, что тут у вас… у нас, я хотел сказать?

— Правильно сказал: у нас, — не слишком оптимистично махнул рукой майор. — Все сомнительные «лавры» — нам, Кировскому району. Вот, что мы имеем.

Бессонов скупым жестом пригласил Старкова познакомиться с главным персонажем этого действа: трупом. Старков молча подошёл к распростёртому в грязи телу. Тело было без признаков одежды и принадлежало девчушке лет пятнадцати-шестнадцати. Оно не только простиралось в грязи, но и было заляпано грязью: ночью прошёл дождь, и выбитыми из пустыря кусками грязи и слежавшейся угольной пыли дополнительно обработал труп.

Из влагалища трупа торчал кусок плохо оструганной палки.

— Как думаешь: зачем? — покосился на палку Бессонов.

Старков пожал плечами.

— Вариантов — масса, от убийства из мести до…

— Только ради Бога, не намекай на маньяка! — умоляюще сложил на груди руки Бессонов. — Этого счастья нам только не хватало!

— Так ведь вам уже и так перепало.

Бессонов помрачнел ещё больше.

— Намекаешь на связь тех трупов с этим?

«Теми трупами» «отрабатывали» четыре тела девчонок в возрасте от 14 до 16 лет, которые были обнаружены в Кировском и Советском районах — по два в каждом.

— Не намекаю: думаю.

— Что за «те трупы»? — заинтересованно подключился Зарубин. — Почему я не в курсе?

— А почему ты должен быть в курсе? — мрачно покосился на него Бессонов, который, будучи сангвиником, явно не симпатизировал холерику Зарубину — почти на манер Вани Пасюка из фильма «Место встречи изменить нельзя»: «Дужэ вин швыдкый, як той хвейерверк!». — Это — наши покойники, а не городские. Мы сами их и «поднимали» — нам этот крест и нести.

— А какая связь между ними? — не отставал Зарубин.

— Да ну тебя! — раздражённо, как от назойливой мухи, отмахнулся от него Бессонов, отходя к своим «операм».

— Чего дуется?!

Зарубин и не подумал обижаться. В том числе, и за это Старкову, в отличие от Бессонова, нравился этот крепко сложенный, с явным северным загаром мужик. Всего за четыре месяца работы в городе Зарубин сумел «возвысить степь, не унижая горы»: стал своим и для простых «оперов», и для их начальников, никого не подсиживая — и никому не заглядывая в рот, не становясь ни на кого — и не опускаясь на колени.

— Я действительно не в курсе. Нет, я, конечно, слышал кое-что на оперативках, но город не подключали. Я и подумал, что это — рядовые «мокрухи», каких в Кировском, как и у вас в Октябрьском — как грязи. Какая связь?

Старков задумчиво выдул губы.

— На первый взгляд — никакой. Там, у всех четверых потерпевших вырезаны половые органы.

— Что ты говоришь?! — сокрушённо покачал головой Зарубин. — И ты думаешь, что это — одних рук дело?

— Похоже на то.

Заключение давал уже работающий с телом судмедэксперт. Спиной давал, даже не поворачиваясь лицом к сыскарям.

— Там и характер ампутации, и «манера письма», и причина смерти — все задушены удавкой — явно от одного товарища. Я сам и выезжал на те трупы, и вскрывал их — так, что можешь мне поверить, капитан…

— Причина смерти, говоришь…

Старков прищурил глаза, тщательно сканируя глазами шею трупа.

— Странгуляционная борозда — в наличии…

— Думаю, что и здесь смерть наступила от удушения удавкой, — согласно кивнул головой эксперт.

— А удавка?

Эксперт огляделся по сторонам и почти равнодушно пожал плечами.

— Мне не попадалась.

— Михалыч!

Старков приподнял над головой указательный палец правой руки, призывая к «соучастию» Бессонова.

— Твои орлы не находили удавки… или чего-нибудь похожего… верёвку, например?

Ограничившись полуоборотом, Бессонов отрицательно махнул головой. Старков вернулся глазами на эксперта, который заинтересованно крутил головой вокруг палки.

— Чего?

— Алексей Семёнович, можно извлечь эту палку?

— Валяй!

Эксперт двумя пальцами осторожно потянул за край палки. Старков и Зарубин дружно склонились над телом. Вытащив палку, всё ещё пребывая на корточках, Царьков приподнял её над головой. Вся нижняя часть дерева была в крови.

— В крови?

— А ты рассчитывал на сперму — и в таком же количестве? — буркнул Старков.

Эксперт провёл локтевым сгибом по лбу, пытаясь утереть пот.

— Да тут ещё ничего не ясно: было изнасилование, не было… Мазки из влагалища я, конечно, возьму, хотя…

Царьков с сомнением покрутил головой, а потом раздвинул большой и указательный палец правой руки и с расстояния условно измерил длину кровавого следа на палке.

— Сантиметров на двадцать вбита во влагалище. Намёк, что ли?

— На что? — заинтересованно «пробежал» глазами палку Зарубин.

— На размер члена в состоянии эрекции, — отработал за эксперта Старков.

Зарубин озадаченно потрепал мочку уха.

— А чего ж не вырезал эти… половые органы?

— Кто его знает, — вздохнул Старков. — Может, решил разнообразить ассортимент услуг.

— А может, — подключился, рывком повернувшись к нему, эксперт, — это работал другой человек.

— Другой?

Зарубин озадаченно наморщил лоб.

— Ты хочешь сказать: подражатель? «Косит» под того, кто «завалил» тех четырёх девчонок?

— Может, и не «косит», — развёл руками Царьков. — Может, он сам по себе. Хотя — такой же зверюга… Алексей Семёнович, палку упаковать в полиэтилен?

— Пакуй.

— Правильно: там же могут быть отпечатки!

— В кино, — усмехнулся Старков. — На той части, что не торчала «в хозяйстве», есть кровь?

Эксперт даже не стал проводить «повторный осмотр».

— Нет.

— Ну, и какие мы тогда найдём следы? Этот вещдок — не для экспертизы, а так — для порядка… Кстати, насчёт следов?

Вопрос адресовался уже не эксперту, а «местным товарищам». На этот раз Бессонов не стал «дистанцироваться полуоборотами» и тут же подошёл к Старкову.

— Кое-что мы уже нашли, Семёныч. Вот.

В руки Старкова перекочевал полиэтиленовый пакет, содержимое которого составляли пластмассовая расчёска в форме голой девицы и гипсовый слепок с какого-то следа.

— Интересная штука, — усмехнулся при виде пикантной расчёски Старков. — Зэковский самопал?

— Представь себе — нет: чехословацкая, фирменная.

— А слепок?

— С кроссовки, тоже чешского производства. Большая часть букв от заводского клейма отпечаталась хорошо, так что наш эксперт уже безошибочно прочитал: «Made in Czechoslovakia». А…

— Алексей Семёныч, я тоже кое-что нашёл!

Дрожащим от возбуждения голосом Царьков перебил Бессонова.

— Что именно?

Эксперт протянул Старкову металлическую пуговицу с обрывками ниток.

— Где нашёл.

— Была зажата в левой ладони!

Царькова так и распирало от возбуждения и гордости за свой неожиданный «оперативный талант».

— Я заметил, что рука у неё сжата почти в кулак. Ну, подумал… ну, иногда там находишь клок вырванных волос… там, эпидермис… кровь преступника. Разжал ладонь — и вот… Только я уже её в руках подержал…

Виноватое выражение на лице эксперта немедленно заступило на спину торжеству.

— Ничего, с — добродушной усмешкой похлопал его по плечу Старков. — Если ты опять — насчёт следов, то можешь не беспокоиться: их на таких предметах находят только в глупом кино… Любопытная вещичка… Ты не находишь, Михалыч?

Бессонов на мгновение склонился над пуговицей.

— Любопытной я нахожу её только в одном смысле: от кого она? А так… Обычная пуговица с милицейского кителя. Не с парадного: с повседневной формы.

— Мда, дела…

Старков задумчиво обработал ладонью подбородок.

— Только маньяка-милиционера, а хоть и ревнивца-милиционера, нам не хватало…

Медленно, словно в забытьи, он перевёл взгляд на тело и лицо его вытянулось.

— Твою ж мать: «слона-то я и не приметил!».

— Какого слона? — честно «не въехал» Бессонов.

— Личность потерпевшей установлена?

Бессонов неожиданно начал крутить головой по сторонам, словно потерял кого-то и не мог найти.

— Ты чего, Михалыч?

— Куда девался участковый? — «без отрыва от производства» пробормотал майор. — Это же он нашёл труп… Иванов! Лейтенант Иванов!

«Как аукнется — так и откликнется», а также «Стучите — и отворится вам». И народная мудрость, и Христос в который уже раз оказались правы: через минуту, а то и меньше, откуда-то из ночи, с части пустыря, «пограничной» с Октябрьским районом, появилась долговязая фигура. Распознать в ней участкового Иванова не составляло труда: другого такого нескладного размера ни среди присутствующих, ни в штате УВД не значилось.

Это был рыжеволосый детина с рябым лицом и нестриженными патлами, вечно торчавшими во все стороны из-под форменной фуражки. Сколько замечаний на строевых смотрах он получил за «нарушение формы одежды» — «а воз и ныне там», и вовеки ему там и надлежало быть! И, если этот участковый и был личностью, то лишь той, о которой говорят: «та ещё личность!».

Старков лишь однажды встречался с этим персонажем, но и одной встречи персонажу хватило для того, чтобы произвести впечатление на «городского». Впечатление было однозначно негативным, но незабываемым. Второго такого «красавца» Старков видел много лет назад, когда проходил действительную срочную в армии.

И этот был «ещё тот»: недалёкий, нерасторопный, ленивый и неряха. Когда надо было говорить, он молчал. Когда надо было идти, он стоял. Когда надо было думать, он моментально обзаводился «коровьим взглядом» и ковырял пальцем в носу. «Думал», одним словом. Когда надо было делать, он, не прилагая никаких усилий, только за счёт «коровьего взгляда» моментально «изыскивал резервы» в лице тех, кто больше не мог ждать «начала процесса».

За это его «прикладывали» все, кому не лень, но ни у кого из начальства не поднялась рука подписать приказ об увольнении: мужик был глуп, но простодушен. Зла он никому не делал — потому что ничего не делал. За него всё делали другие, поэтому вреда от него было немного. Вообще не было. Недаром после встречи с ним Старкову вспомнилась строка из «Федота-стрельца» актёра Леонида Филатова: «А у нас спокон веков нет суда на дураков!». (Отрывок из сказки на листе обычной пишущей бумаги с машинописным текстом, исполненным на допотопной «Москве», Старкову «достали» вслед за таким же «самиздатом» с эпиграммами Валентина Гафта).

И только однажды Старкову почудилось или в самом деле он это заметил, как только что «безмозглые» глаза участкового на мгновение обзавелись злым, умным и насмешливым взглядом. Поэтому Старков не исключал того, что участковый Иванов просто «вошёл в образ» и не собирался выходить из него: ведь «у нас спокон веков нет суда на дураков!». Никто же не видел, каким он был за пределами милицейской формы. А он взял — да и соединил в своём лице Иванушку-дурачка и Емелю из сказки «По щучьему велению».

Невероятно, но по паспорту звался он Емельян Иванович Иванов. По имени и отчеству — едва ли в честь Емельяна Ивановича Пугачёва. А, если и в честь, то в контексте установки крестьянского вождя «Хоть день — да мой». А, может, давая ему имя, родители рассчитывали на то, что ему когда-то «поблазнит» заветная щука — хотя бы в объёме трёх желаний…

— Где тебя черти носят? — ещё на подходе «приветствовал» Иванова Бессонов. — А это что у тебя: вещдок?

Народ, собравшийся вокруг майора, расхохотался: на руках у лейтенанта уютно расположился огромный, чёрный, с белым «воротничком» и подпалинами на лапах, котяра.

Иванов потупился и шумно потянул носом, подтягивая к ноздре выпавшую из неё зелёную соплю.

— Да, вот, услышал… мяукает… Ну, я и…

— Нашёл главную улику? — продолжал усердно «вытирать ноги» Бессонов. — В одиночку раскрыл преступление?

Так как ответом было вполне ожидаемое повторное шумное затягивание сопли, Бессонов лишь раздражённо махнул рукой.

— Ладно! Это ведь ты нашёл труп?

Иванов с невероятно идиотским выражением на лице молча кивнул головой.

— Ну, и чей это труп? Ты знал его обладателя?

Не отвечая на вопрос, участковый вернулся к обслуживанию сопли.

— Отвечай, когда тебя спрашивают!

— Я близко не подходил, — горестно вздохнул Иванов.

— Так подойти сейчас… твою мать!

Участковый боком, медленным шагом приблизился к трупу и, не наклоняясь, принялся обозревать его с высоты своих метр девяносто. Обозревал он неспешно — как и всё, что делал или не делал.

— Ну?! — не выдержал Бессонов.

Иванов вытянул губы, отчего стал ещё больше похож на безнадёжного клиента психиатрического стационара.

— Кажись… это… Танька Котова. Я её по коту узнаю…

— По кому?!

Глаза у Бессонова честно полезли на лоб.

Иванов в ответ пальцем ткнул в загривок кота.

— Ихний кот. Такой жирный и чёрный… с белым — только у их.

— Лейтенант, ты кота на пустыре нашёл или с собой принёс? — подключил и свои «ноги» Старков.

— На пустыре, — почему-то даже не задержался с ответом Иванов. — Вон там.

И он указал рукой на «пограничную полосу» между районами.

Старков неожиданно перестал усмехаться. Глядя на него, оставил «работу ногами» и Бессонов.

— Ты хочешь сказать, Семёныч, что…

— Девчонка услышала мяуканье кота и пошла его искать.

Задумчивый взгляд Старкова ушёл куда-то вбок.

— Этого наш инкогнито и добивался…

— Заманивал? — включился Зарубин.

— Похоже на то. Кот, скорее всего, был заранее на время «приватизирован». И, если это так, то убивец знал заранее и то, что кот убегает из дома, и то, куда он убегает, и то, где его будут искать…

— Заранее спланированное убийство?

Бессонов побледнел: такого рода «мокрухи» годами «висели», и не только нераскрытыми, но и пудовыми гирями на авторитете уголовного розыска. Старков сочувственно похлопал майора по плечу.

— Ладно, Михалыч, не умирай прежде смерти… Лейтенант, знаешь, где эти Котовы живут?

— Знаю.

— Веди.

Иванов в очередной раз замялся.

— Ну, что ещё?

— Так их… это… дома нет. На работе… наверно.

— Ладно, проверим, Семёныч! — расстроенный перспективой «висяка», махнул рукой Бессонов.

— Ну, тогда…

Старков бросил взгляд на часы.

— Пора заняться протоколом. Иванов… Хотя, оставить! Михалыч, пригласи понятых!

За полчаса — и глаз намётан, и рука набита — Старков изготовил протокол осмотра места происшествия. Оставалось только дать его на подпись понятым, как вдруг…

— Семёныч, я ещё кое-что нашёл!

Зарубин приподнял над головой полиэтиленовый пакет.

— Что именно?

Капитан быстрым шагом подошёл к открытой дверце «уазика», в чреве которого Старков оформлял протокол.

— Вот, взгляни!

В маленьком полиэтиленовом пакете лежали два окурка: один — от сигареты, другой — от папирос «Беломорканал».

— Гляди, Семёныч: у «беломорины» — характерно смятая гильза!

— Характерная для большинства тех, кто курит «Беломор», — покривил щекой Старков. — Я сам точно так же сминаю гильзу, чтобы крошки табака не сыпались в рот вместе с затяжкой. Ну, и что?

— Да ты что, Семёныч?! — обложился руками Зарубин. — Как говорится, нешто я на тебя грешу?! Я… «вообче»!

— «Вообче»…

Старков ещё раз обежал взглядом окурки.

— А тебе не кажется, капитан, что окурки — слишком чистые и сухие? И это — после дождя, который хлестал весь вечер до полуночи?!

Зарубин озадаченно наморщил лоб.

— Чёрт его знает, Семёныч… Вообще-то я нашёл их под куском коры. Толстый, такой, кусок. Наверно, его ветром понесло, он зацепился за мусор — и накрыл собой окурки.

— Оба — в одном месте? — недоверчиво покачал головой Старков. — Слишком хорошо для того, чтобы быть правдой… И вообще: слишком много вещдоков. И все какие-то… от разных людей… Знаешь, мне как-то тут довелось прочитать один польский детектив. Называется он «Слишком много клоунов». Вот так и здесь: слишком много улик… Да ёщё таких разношерстных… Да, тут придётся всерьёз разбираться…

Старков дописал в протокол пару строк о найденных окурках, дал его на подпись понятым, упаковал вещдоки и быстро набросал «сопроводиловку» Кировскому прокурору. Формально это было нарушение инструкции: всё наработанное на месте происшествия требовалось передать городскому прокурору, чтобы тот, уже в свою очередь, «спустил» это своей «сопроводиловкой» и со своими «указивками» прокурору Кировского района. Но, «хлебнув» от областного начальства за верность формализму, «городской» признал, хоть и не сразу, оперативную передачу материалов — сразу районному прокурору.

— Пётр Петрович!

— Аюшки! — отозвался из своего «Москвича-412» (дар «области» районным прокурорам) кировский прокурор.

— Примите в дар, так сказать, от чистого сердца!

Шумно отдуваясь, «кировский» нехотя выбрался из машины и укоризненно покосился на Старкова.

— Хороши шутки, Алексей Семёныч… Ладно, давай…

Прокурор расписался на втором экземпляре, сделанном под копирку, и, тяжело вздыхая, побрёл к «Москвичу». На дорожку посочувствовал Бессонову шлепком по плечу, Старков посмотрел на часы.

— Половина пятого. Может, удастся ещё с полчасика покемарить…

— Хрен тебе, а не полчасика! — не замедлил обрадовать начальство пожилой шофёр «уазика». — Только что по рации передали: висельник в Советском. Так, что, собирайся в дорогу, Семёныч… Не знаю, как и доедем: бензин — на нуле… Хоть на себе вас вези!

— В следующий раз так и будет! — как всегда, «оказался на месте» неунывающий Зарубин. — Ещё раз так «обрадуешь» — точно на себе повезёшь!.. Кстати, Семёныч, я тут немного задержусь: подсоблю местным мужичкам. Надеюсь, висельник не обидится на меня за то, что я не почтил его, так сказать, личным присутствием?

— Надейся, — нахмурил брови Старков.

— А ты? Не возражаешь? Поладишь там без меня с товарищем мертвецом?

— Чего ты у меня спрашиваешь? — вздохнул Старков. — Я тебе не начальство. Считаешь нужным — оставайся: управимся и без тебя… Ладно, поехали. Сон, как я понимаю, на сегодня отменяется и переносится на завтра…