Дело «на три копейки»

Александр Черенов

Середина 80-х. Канун перестройки. В городе Углегорске происходит череда жестоких убийств школьниц. Маньяк? Серийный убийца? Целенаправленная акция? Дело поручается старшему следователю одной из районных прокуратур Алексею Старкову. На каждом месте происшествия он находит улики, никак не стыкующиеся друг с другом. Некоторые их них, казалось бы, совершенно случайные, в конце концов, приводят следствие к невероятному выводу. К делу подключается областное управление КГБ: у него – свой интерес… Книга содержит нецензурную брань.

Глава четвёртая

Вернувшись в свой кабинет, Старков открыл сейф и забросил папку на нижнюю полку, куда традиционно определял «наследство потомкам» дополнительно к «глухарям» двадцатилетней давности, перешедшим ему — и тоже по наследству — от прежних обитателей кабинета. Папку он туда определил не потому, что ей не нашлось бы места среди «живых» дел полкой чуть повыше. Старший следователь «печёнкой» чувствовал, что дело об этой… мертвеце — само из категории «неживых». Конечно, всю необходимую макулатуру он соберёт — но и только…

Минут десять «печёнка» давала о себе знать, пока, наконец, Старков не докурил вторую за эту «декаду» «беломорину» и не извлёк из недр сейфа подвергнутое опале дело. Это было явным свидетельством «реабилитации» и «возвращения к жизни» красной худосочной папки.

Не открывая её — «плавали — знаем, чай, не роман!» — Алексей Семёнович покрутил диск громоздкого допотопного телефона, вероятно, ещё «сталинского розлива».

— Прокуратура Кировского района? Мне бы старшего следователя Юна.

— Да будет тебе, Семёныч, — виноватым голосом и очень громким басом — одно из немногочисленных достоинств сталинского аппарата — отозвалась трубка. — Я бы и сам «поблагодарил» любого за такой «подарок»… Но, честное слово — это всё Зарубин! Я уже принял дело к производству, когда он решил заделаться этим… землепроходцем!

— Да я не за тем звоню, Володя, — подобрел голосом Старков, — чтобы «выразить тебе благодарность».

— Слушаю тебя, Семёныч!

Голос на том конце провода мгновенно исполнился оптимизма и даже радости. Так всегда бывает, когда «чует кошка, чьё мясо съела», пусть даже ситуация и отличалась от классической.

— Володя, те две убиенные на вашей «подшефной» территории… ну, с вырезанным «хозяйством» — твоё «достояние»?

— Моё…

Энтузиазм в голосе Юна исчез так же быстро, как и появился. Чувствовалось, что «достояние» уже изрядно «достало» «удостоенного».

— Не поделишься?

— Хочешь объединить в одном производстве?! — повторно ожил Юн.

— Нет, — рассмеялся Старков, — всего лишь прошу тебя «исповедаться».

— А-а-а…

И кировский «старшой» опять «умер». На разговор «наступила» короткая пауза, за которой наследовал протяжный горестный вздох.

— Ну, что тебе сказать, Лёша… «Висяк» и «глухарь» — самые подходящие слова для определения текущего состояния на текущий же момент.

— Неужели — ничего? — тоже «обрадовался» Старков.

Предваряя ответ, Юн дополнительно «обнадёжил» контрагента вторичным горестным вздохом. Этот момент «тризны» по себе и по делу завершился звуком, даже по телефону идентифицируемым как громкая совместная работа носа и носового платка.

— Ну, как тебе сказать…

— Говори, как есть!

— Ничего, кроме трупов, Семёныч. Мы даже не нашли вырезанное… э…э…э… «хозяйство».

— А что вырезали?

— Как сказано в заключении судмедэкспертизы, удалены большие и малые половые губы. Хирургическим путём.

— Хирургическим?

Лицо Старкова немедленно обзавелось «потусторонним» выражением. Он даже на несколько секунд отнял трубку от уха.

— Это интересно.

— Ничего интересного, Семёныч!

Даже по телефону было «видно», как визави на том конце провода «раздражённо махнул рукой».

— Мы сначала тоже ухватились за эту «мульку». Ну, думаем — след, какой-никакой: маньяк имеет отношение к медицине.

— Ну, и?

— Ну и ни хрена!

Злость Юна на безнадёгу уже «выходила из берегов».

— В городе — четыре клинических больницы, восемь поликлиник, чёртова уйма травмпунктов — и везде работают хирурги! И везде — не в количестве одной штуки! А ещё — медицинский институт с хирургическим факультетом, институт пластической хирургии, четыре морга с патологоанатомами, судебно-медицинский морг, бюро судмедэкспертиз…

— Ты и бюро включил?!

Старков не столько удивился, сколько насторожился: что-то чего-то в этом «чём-то» было.

— «На радостях», — усмехнулся в трубку Юн. — А потом «один знакомый дяденька» сказал мне, что список-то — неполный. Оказалось, что сюда надо включить ещё и работников мясокомбината, работающих на разделке туш, и мясников из магазинов, и их коллег из «Рыбохолодильника», и уголовный элемент, отметившийся и не отметившийся «художествами» по этой линии, и мастеров художественных промыслов: резчиков по кости, по дереву — даже по металлу! И всё это — не только по городу, но и по области!

Трубка устало вздохнула.

— Хорошо ещё, что сразу отвергли версию гастролёра, а то сколько бы ещё «счастья привалило»… Но и так, Семёныч — больше тысячи рыл! Больше тысячи — и ни на кого ровным счётом ничего! А ведь «насобачиться» так резать письки может и любой обыватель — было бы желание… в том числе, и половое.

Старков хмыкнул в трубку: хорошо закруглился визави. Но этим «радости жизни» и заканчивались.

— Но макулатуру-то собираете?

— А как же, Семёныч! — тут же ожила трубка. — Как говорится, «план по валу — вал по плану»! Работаем на объём, не щадя ни чернил, ни бумаги! Уже на третий том замахнулись! Начальство очень довольно всем… кроме результата.

Старков коротко хохотнул: даже унывая, Юн не унывал, а если и унывал, то как-то жизнерадостно, «неунывающим макаром».

— Ладно, Володя, считай, что я тебя исповедал… На дорожку — парочка махоньких вопросов: что-нибудь при осмотре нашли?

— Ничего. Ни единой бумажки, ни единой какашки. Я уже скромно молчу о следах. Никто ничего не видел, ничего не слышал. Так что с твоим… теперь уже твоим делом — полная нестыковка. Это у тебя — чёртова уйма разношерстных вещдоков, а у нас — «хрен ночевал — рано вышел». Да и работа с трупом не стыкуется: палка в дырке, передислокация из района в район…

Трубка на мгновение «задумалась».

— Мне кажется, Семёныч, что это — разные дела, и делали их разные люди… в смысле: нелюди. Никакой связи. Ну, кроме того, что и наши трупы и твой найдены в депрессивных районах, на значительном удалении от жилья.

— На маньяка не грешишь, Вова? — дополнительно «обрадовал» коллегу Старков.

— Типун тебе на язык, Лёша! — тут же «перекрестилась» трубка. — Только этого удовольствия нам и не хватало… Да и в убийствах — никакой хронологии, никакой «луны»… На всякий случай — для макулатуры — мы, конечно, сделали запросы и по месту, и в республику, и в Москву.

— Уже получили отписки? — «восторгнулся» собеседником Старков.

— А то!

Некоторое время оба молчали. Наконец, Старков первым — и не слишком оптимистично — вздохнул в трубку.

— Ладно, Володя, спасибо за информацию.

— Да, какая, там, информация! — опять «махнул рукой» Юн.

— К размышлению, — на удивление серьёзно парировал Старков. — Я пока ещё «не въехал», но чувствую, что мы топчемся… хм… на правильном пути.

«Оттуда» коротко хохотнули.

— В точку, Семёныч: топчемся на правильном пути!

— Тогда пожелаем друг другу побыстрее дотоптаться до точки… но не «до ручки». Будь здоров, Владимир Петрович.

Старков положил трубку. В этот момент лицо его не носило на себе ничего «шерлокхолмсовского»: наличие дедуктивных способностей парировалось отсутствием «точки приложения». Не было её, этой «точки». Но курево было — и Старков запалил «беломорину» из почти добитой за ночь пачки. Погрузившись в облако дыма, он, в отличие от героя Конан Дойла, теперь уже окончательно не рассчитывал на то, что «вверенное» ему дело окажется «делом на одну трубку». Поэтому оставалось не морочить себе голову и так не спешащими в неё досужими мыслями, а просто наслаждаться привычным с армии «смертельным ядом» от ленинградской табачной фабрики имени Урицкого…