Отец

Отец (от праславянского *оtьсь из *оtьkъ, как предполагается слово возникло в детской речи и вытеснило и.-е. *pǝtēr; разг. папа, батя) — мужчина-родитель по отношению к своим детям.

Согласно некоторым антропологам, человек, осознающий, как правило, своё отцовство, отличается этим от животных (тем более высших приматов). Утверждения, согласно которым некоторые племена (в частности, это утверждалось об австралийских аборигенах реки Талли) не представляют, «откуда берутся дети» либо не осознают отцовства конкретного лица (часто это связывали с предполагаемым институтом группового брака), современной наукой не подтверждаются.

Установление отцовства конкретного лица, неочевидного и связанного с событием зачатия и частной жизнью, является особой правовой проблемой. Известно латинское высказывание: «Mater semper certa; pater est quem nuptiae demonstrant» («мать всегда точно известна; отец определяется по браку»). Во многих правовых системах рождение ребёнка матерью довершалось особым актом со стороны отца, который признавал его своим (в римском праве — брал с земли на руки, tollere). Кодекс Наполеона ввёл формальную норму, согласно которой отцом ребёнка, рождённого замужней женщиной, считается её муж. В наше время для установления отцовства может привлекаться генетическая экспертиза.

В римском праве (как и во многих традиционных обществах с патриархатом) отец семейства имел преимущественные права по сравнению с членами своей семьи (вплоть до права жизни и смерти) и был посредником между ними и общественными институтами. Термин «отец» из-за этой особой роли исключительно часто используется в религии и идеологии.

Метафора отца как главы семьи и, шире, предка по мужской линии, распространяется на Бога как Творца (теонимы вроде Юпитер со словом «отец», обращение к Богу как отцу — молитва Отче наш), священника как главу общины (авва, патер, батюшка, приставка «отец» к имени) и правителя как главы общества (отец отечества, «отцы города», патернализм, титул Сталина — Отец народов). Страна воспринимается как совокупность владения отцов — предков, отсюда термины отечество, патриотизм.

Имя отца у многих народов входит в состав личного имени, образуя отчество (у древних греков, славян, германцев, восточных народов), в дальнейшем такие отчества могут давать начало фамилиям, которые передаются (чаще всего по мужской линии) в следующие поколения.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

Что касается вопроса о том, в честь какого деда/дяди называли новорожденного – живого или умершего, то однозначных свидетельств в пользу одной из двух версий у нас нет. Однако косвенно в пользу второй версии говорит то, что в подавляющем большинстве случаев такого имянаречения известные нам годы жизни внука/племянника и деда/дяди[154] не пересекаются. Исключение здесь представляют собой только Ашот, брат Смбата VI, и Ашот I Сиспиритидский, у которых ближайшие по родству тезки – дядья-ишханы Ашот II (+ 690) и Ашот IV (+ 826) соответственно – были еще живы к моменту их рождения[155]. Конечно, нельзя исключать того, что они были названы так в честь далеких предков, однако, например, в стратегии Рюриковичей наречение именем живого дяди могло означать желание поставить новорожденного под покровительство более могущественного родственника – действительно, ишханы Ашот II и Ашот IV были намного влиятельнее своих братьев – отцов рассматриваемых Ашотов. Одновременно с этим следует отметить и практику имянаречения по одному могущественному лицу – ишхану (Смбату V, Ашоту II) – сразу нескольких членов семьи в одном поколении.

Коллектив авторов, Средневековая Европа. Восток и Запад, 2015

Хотя основой такого семейства и служит, главным образом, родительская власть, а не родство крови, хотя раб является здесь таким же домочадцем, как и сын, хотя при неимении детей отец может купить их у кого-нибудь, усыновить чужих, поручить своему родственнику или приятелю осеменить жену его и, таким образом, дать ему желанного наследника, но ко всему этому прибегают только в случае неизбежной необходимости, и рождение своих кровных детей считается верхом благополучия и главной целью брака. Бесплодный брак, по воззрении всех ориенталов, вовсе не брак, так как цель его не достигнута. Вместе с такими идеями о браке религиозные системы и законы Востока развивают теории об исключительном назначении женщины быть матерью; они смотрят на нее, как на пашню, предназначенную для произведения плодов. Бездетную жену муж презирает, бьет, продает, гонит от себя. Напротив, женщина чадородная приобретает хорошую славу и уважение, которые соразмеряются с количеством рожденных ею детей; она ценится так же, как и всякая самка животного. По верованию древних мексиканцев, герои, павшие в битве, и женщины, умершие в муках рождения, получают вечное блаженство в райских чертогах Солнца. Таким образом, право, религия и общественное мнение, проникнутые исключительными началами, ограничивают деятельность женщины материнскими обязанностями. В архаическом обществе все существует в семействе и для семейства; каждый индивидуум есть не лицо, а член семейной корпорации, с которой связаны все права его и обязанности; так и женщина: ход исторического развития принуждает мужчину обратить ее на исключительное служение семье, которая нуждается в ее труде и в ее половой производительной силе.

Серафим Шашков, Исторические судьбы женщин, 1872

Если у латинян женщины царской крови никогда не покидали родину и выходили замуж за мужчин другого племени, то становится понятным не только то, почему римскую корону носили представители других племен, но и то, почему в списке царей Альбы попадаются чужеземные имена. При таком положении дел в обществе, когда знатность передается только по женской линии – другими словами, счет родства ведется по линии матери, а не по линии отца, – не возникнет никаких препятствий на пути соединения самых знатных девушек с мужчинами низкого происхождения, с иностранцами или даже рабами при условии, что эти мужчины окажутся подходящими партнерами. Главное, чтобы царский род, от которого, как предполагалось, зависит существование и процветание народа, давал сильное и деятельное потомство, а для этого необходимо, чтобы представительницы царской семьи вынашивали детей от мужчин, в физическом и умственном отношении способных, по стандартам примитивного общества, выполнять функцию продолжения рода. Таким образом, на этой ступени общественного развития считается, что жизненно важное значение имеют личные качества царей. Будь они, как и их супруги, царского или божественного происхождения, тем лучше, но необходимости в этом нет.

Джеймс Джордж Фрэзер, Золотая ветвь. Исследование магии и религии, 1890

Говорят, что человек живет, пока о нем помнят. К сожалению, в XX в. память о своих предках утратила для большинства былую ценность. Чем вызвано это явление? На протяжении веков семейные традиции управляли жизнью людей, замкнутых в изолированных социальных группах. Сын-дворянин еще в детстве узнавал от отца, чем прославили его род пращуры. Память об ушедших поколениях сохраняли и представители низших сословий. На Руси издревле существовали династии кузнецов, гончаров, портных. На примере предков, бывших мастерами, родители воспитывали детей. Преобладание мужчины в доме, естественно, приводило к тому, что значение имели преимущественно родственные связи по отцовской линии. Эта традиция была освящена религией. В родословной Спасителя, с которой начинается Новый Завет, перечислены только мужчины: Авраам родил Исаака, Исаак родил Иакова и т. д.

Ольга Дан, Составь свою родословную, 2011

Социальная роль имени огромна, и в истории развития имен причудливо переплетаются традиции, которые отражают отношение людей между собой, с государством и с Богом. Поскольку людские сообщества увеличивались, одного имени для идентификации становилось недостаточно. Из этого положения выходили по-разному. У православных укоренилась традиция отчества. У католиков можно было встретить целые гирлянды имен. Так, в Испании XVIII века каждый дворянин имел право на 6 имен, родовитые вельможи могли иметь 12 имен, а уж самые высокопоставленные особы имели неограниченное количество имен. Каждое имя было именем небесного защитника, чем больше человек имел имен, тем больше защитников у него было. Но за каждое имя приходилось платить церкви, которая давала эти имена. Поэтому бедняки не могли позволить себе такую роскошь и пользовались всего лишь одним-двумя именами. Знать же демонстрировала шлейф своих имен как показатель состояния. Традиция эта осталась, но столь длинные имена встречаются сегодня редко. В ряде испаноязычных стран имя человека стоит посередине между именами матери и отца, а у иудеев имеет значение лишь имя матери.

Группа авторов, Современный именослов с рекомендациями как назвать ребенка

Образ матери занимает более скромное место в наследии Лермонтова. Но это относится именно к реальному образу, а не к его заместителю. Так, в драме «Странный человек» Лермонтов рисует мать несчастной и покинутой, достойной сожаления и защиты: «На ее коленях протекли первые годы моего младенчества, ее имя вместе с вашим (именем отца. – О. Е.) было первою моею речью, ее ласка облегчала мои первые болезни…»[124] Но уже в юношеском возрасте в сознании Лермонтова ее образ трансформируется в сакральный образ Мадонны, к которой поэт обращается с молитвой. Этот архаически-символический образ не несет в себе ничего индивидуального. Он в основе своей имеет коллективный характер. «Отношение сына к матери было психологической основой для многих культов. В христианской легенде отношение сына к матери догматически чрезвычайно ясно».[125]

О. Г. Егоров, М. Ю. Лермонтов как психологический тип, 2015

Одна из его форм – кавказское аталычество. Слово «аталык» (от тюркского ата– отец) буквально означает лицо, заменяющее отца, выступающее в роли отца. «Воспитание ребенка в семье аталыка в принципе не отличалось от воспитания в родительском доме. Разница была лишь в том, что, по обычаю, аталык должен был воспитывать ребенка еще более тщательно, чем собственных детей. Впоследствии обоим предстоял своего рода экзамен: воспитанник должен был публично показать все, чему его научили. Происходило это уже в родительском доме, куда у адыгов юноша обычно возвращался, по одним данным, с наступлением совершеннолетия, по другим – ко времени женитьбы. У части адыгских групп и других народов, у которых аталычество было выражено слабее, в частности у осетин, ребенка могли вернуть значительно раньше.

И. С. Кон, Мальчик – отец мужчины, 2009

Одна из его форм – кавказское аталычество. Слово «аталык» (от тюркского ата – отец) буквально означает лицо, заменяющее отца, выступающее в роли отца. «Воспитание ребенка в семье аталыка в принципе не отличалось от воспитания в родительском доме. Разница была лишь в том, что, по обычаю, аталык должен был воспитывать ребенка еще более тщательно, чем собственных детей. Впоследствии обоим предстоял своего рода экзамен: воспитанник должен был публично показать все, чему его научили. Происходило это уже в родительском доме, куда у адыгов юноша обычно возвращался, по одним данным, с наступлением совершеннолетия, по другим – ко времени женитьбы. У части адыгских групп и других народов, у которых аталычество было выражено слабее, в частности у осетин, ребенка могли вернуть значительно раньше.

И. С. Кон, Мальчик – отец мужчины, 2017

2. Факты убийства младенцев – инфантицид – есть в любом обществе, в том числе и в современной России. И в Древней Греции, и в Древнем Риме глава семейства мог убить ребенка, если по какой-то причине он не соответствовал его представлениям (с древности до IV века н. э.), и не иметь в связи с этим юридических последствий (Марру, 1998). Конечно, это не было функцией общества как такового. Это просто отсутствие видения в ребенке личности. Но и сейчас есть семьи, в которых отцы отказываются от общения с малышом, утверждая, что начнут его воспитывать, когда подрастет.

Е. И. Николаева, Психология семьи. Учебник для вузов, 2017

Из такой семьи путем развития, и притом одностороннего, могло произойти как исключительное господство родства по матери, так и по отцу, как матриархальные, так и патриархальные формы; а путем падения мог произойти и так называемый гетеризм. Принимать же это стадное состояние, в котором младшее поколение избивает старшее, за первобытное – значит принимать не человеческое состояние за начало человека. Если слово, как хранилище опыта жизни, есть существенное свойство человека, то вместе с явлением слова авторитет старцев становится очень высоко. Письменное слово, собственно фонетическое письмо, которое делает, по-видимому, ненужным опыт, возвышает юношество; таково нынешнее состояние, при коем младшее поколение считает себя выше старшего; но это настолько же основательно, насколько верно, что теория выше опыта, что теория может родиться и существовать без опыта.

Н. Ф. Федоров, Вопрос о братстве, или родстве, о причинах небратского, неродственного, т. е. немирного, состояния мира и о средствах к восстановлению родства, 1906

Во многих семьях давать имя в память об умерших или ныне здравствующих членах семьи – это традиция, которая передается из поколения в поколение. Так, на Руси первый ребенок в семье традиционно получал имя отца. А в некоторых аристократических семьях приято давать имя через поколение: дед Антон, отец Николай, сын снова Антон, сын сына должен стать Николаем и т. д. При таком раскладе передача семейного имени не является большой трагедией, так как вместе с именем ребенку достается чувство причастности к семье, клану – некоторой общности людей, которые тесно связаны между собой. В данном случае человек чувствует себя более защищенным, так как за ним стоит вся его многочисленная родня.

В. В. Лещинская, Что скрыто в имени твоем?, 2010

Возможно, само отстранение женщин от общественной жизни вызвано желанием противостоять новым тенденциям к активизации женщин. Одним из ярких примеров участия в политической жизни является деятельность Елены Глинской, супруги Василия III. Как свидетельствуют документы 70-х гг. XVI в., и царица Ирина Федоровна активно участвовала в посольских делах, она сама беседовала с иностранными послами, давала им дары от себя168. В начале XVII в. мы видим активное участие женщин в дворцовых интригах. Хотя Марина Мнишек целиком принадлежала к польской, а не русской культуре, тем не менее она и после гибели своего супруга способна была собрать вокруг себя войско, состоящее в большинстве своем из русских. Очень активна была мать Михаила Федоровича – инокиня Марфа: она могла себе позволить не соглашаться даже с мнением мужа и именно ее усилиями оказался расторгнут предполагавшийся брак ее сына с Марией Ивановной Хлоповой вопреки воли отца – тогда уже патриарха Филарета. Вот как писал об этом И. Е. Забелин: «Мать государева, великая старица Марфа Ивановна, клятвами себя закляла, что не быть ей в царстве пред сыном, если Хлопова будет царицею. Что тут было делать, как поступить? Выбор был однако ж ясный. Променять родную мать и при том великую старицу на невесту было невозможно, это противоречило бы всем нравственным положениям тогдашнего быта»169. Инокиня Марфа проявляла в этом случае всю полноту материнской власти. Однако родительской власти в брачных вопросах суждено было претерпеть в XVII в. существенные изменения.

Е. Б. Еремченко, Женщина в православии. Церковное право и российская практика, 2011

А в ХХ веке появилось и так называемое феминистское движение, движение за «эмансипацию» женщин, провозгласившее равноправие во всем и независимость от мужчин. О пагубности этого движения можно судить по его плодам: женщины не только почувствовали себя «свободными», но им зачастую оказались и не нужны мужчины (за исключением нужды в рождении детей), а законный брак в нынешних социальных условиях им вовсе не требуется, детей такие добровольные матери-одиночки дальше воспитывают сами, без участия отцов. Семья стала разрушаться… Но ведь семью для человеческого рода учредил Сам Бог. А уж совсем пагубными последствиями стали в некоторых протестантских «церквах» женское священство и, смешно сказать – женское епископство, что противоречит всем канонам христианской Церкви. Можно ли здесь вообще упоминать о каком-либо страхе, о котором говорит апостол?

митрополит Владимир (Иким), Вечное сокровище. Под сенью Крестовоздвижения, 2015

Как и в других славянских странах эпохи раннего средневековья, предполагалось, что члены княжеского рода должны следовать тем нормам отношений, которые установил для них предок, поделивший между ними их общую «вотчину». В роли такого наставления в печерской летописи выступает помещенный под 1054 г. «ряд» Ярослава Мудрого своим сыновьям (НПЛ, с. 181–182; ПВЛ, с. 202). Согласно летописному тексту, Ярослав призывал сыновей жить между собой «в любви», не посягая на владения друг друга («не преступати брату в предел братнь». Старший из сыновей, Изяслав, должен был стать главой княжеской семьи («в отца место») и защищать того из братьев, кого будут обижать другие. Особенность «ряда» состоит в том, что Ярослав в нем специально обосновывал, почему его сыновья должны жить «в любви» между собой. Если они будут жить в согласии, сохранится мир и будет достигнута победа над врагами, а если начнутся распри, то они и сами погибнут, и «испустошат» (вар.: «погубят») землю своих отцов и дедов, которую те «налезоша трудом великим». На членов княжеского рода ложится обязанность сохранить наследие предков, и это одна из причин, почему они должны жить в мире.

Коллектив авторов, Общественная мысль славянских народов в эпоху раннего Средневековья, 2009

Имя, отчество героини, ее воспитание и ряд других деталей, разбросанных по тексту поэмы, позволяли читателю, знакомому с бытом той эпохи, с достаточной степенью точности реконструировать ее биографию. Отец героини, скорее всего, происходил из небогатой семьи дворян, живших не столько трудом крепостных крестьян, сколько за счет жалованья, получаемого на службе. Именно в этом кругу в XVIII – начале XIX века был распространен обычай называть детей именами великих князей и великих княжон – младшего поколения царствующего дома (такой же обычай был и в придворном кругу, но о принадлежности к нему отца Натальи Павловны ничто не говорит). Павлом чаще всего называли мальчиков, родившихся в 60-е годы XVIII века. Тогда Екатерину II воспринимали, в первую очередь, в качестве матери наследника, а затем уже в качестве императрицы. На ее коронации в 1762 году пелся кант: «Гряди желаннейшая мати, / Гряди с дражайшим Павлом к нам» (Пыляев, 35) а в поэме И.Ф. Богдановича «Блаженство народов» (1765) помимо строк: «Пребудешь счастлива так долго ты, Россия, / Как будет жить в сердцах Екатеринин глас…», было и обращение к Павлу (выброшенное уже в редакции 1773 г.) (Богданович, 240):

Василий Сретенский, Псевдолотман. Историко-бытовой комментарий к поэме А. С. Пушкина «Граф Нулин», 2013

Отец будущего вождя национал-социалистической рабочей партии Германии Алоиз Гитлер (часто встречается написание имени Алоис) родился 7 июня 1837 года в городке Штронесс, что в Нижней Австрии. В исторической литературе можно найти такие утверждения, что он был внебрачным сыном, рожденным от интимной связи местного сапожника еврея Иоганна Георга Гидлера с крестьянкой Анной Марией Шикельгрубер (к слову: в иных источниках еврейскую составляющую приписывают то бабушке, то дедушке Гитлера, – однако все эти утверждения выглядят весьма сомнительно). Будучи внебрачным ребенком, Алоиз долгое время носил фамилию матери. Но когда родители заключили брак и обвенчались в мае 1842 года в городке Деллерсхейме, они оба поняли, что нормальных отношений у них с сыном не складывается. Почти до 14 лет Алоиз воспитывался у своего престарелого и небогатого родственника Иоганна фон Непомука Гидлера, который усыновил уже взрослого Алоиза. Примерно в 1877 году Алоиз взял себе фамилию отца и дяди, изменив букву «д» на «т», и стал писаться: Гитлер. По другим, достаточно распространенным сведениям, усыновил его в 1876 году сам предполагаемый отец Иоганн Георг Гитлер, а ошибка в написании фамилии произошла по вине нотариуса (священника).

О. И. Грейгъ, Женщина фюрера, или Как Ева Браун погубила Третий рейх, 2016

Почитать родителей означает высоко ценить их. Дети, живущие в доме, выражают это в послушании отцу и матери. Исполнение пятой заповеди имело решающее значение для самого существования народа: чтобы продлились дни твои (имеется в виду Израиль в целом), чтобы хорошо тебе было на той земле. Родители, в первую очередь отцы, более чем религиозные вожди, были ответственны за передачу заповедей Завета своим детям.

И. В. Мельников, Второзаконие – последняя книга из Торы, 2012

В отношении детей Тани и Кости, рожденных в законном браке с З. Н. Райх, и Саши, рожденного в любви с Н. Д. Вольпин, действовала статья 145 «Первого кодекса законов РСФСР» (1918): «Дети, происходящие от зарегистрированного брака, именуются брачной фамилией их родителей. Дети, родители которых не состоят между собой в зарегистрированном браке, могут именоваться фамилией отца, матери или соединительною их фамилией».[554] Дав свою фамилию как законного отца детям и расставшись потом с З. Н. Райх, Есенин в ответном письме к бывшей жене дал свое согласие переменить детскую фамилию: «…я прошу Вас снять фамилию с Тани, если это ей так удобней, никогда вообще не касаться моего имени в Ваших соображениях и суждениях» (VI, 162. № 148). Сын Александр первоначально наследовал материнскую фамилию Вольпин, а есенинское отцовство было признано судом в 1926 г., уже после смерти поэта.

Е. А. Самоделова, Антропологическая поэтика С. А. Есенина: Авторский жизнетекст на перекрестье культурных традиций, -1

Третья форма брака – брак по обычаю, или usus. В законах Двенадцати таблиц говорилось, что непрерывное сожительство в течение года должно считаться законным браком. Главная особенность этого брака – в исключениях, а не в правилах: если сожительство прерывалось на три ночи подряд (trinoctium), то manus не имел места, то есть брак был вполне законным, но жена не уходила из-под власти отца под власть мужа. Это устанавливалось законами Двенадцати таблиц (Гаи. Институции, i, III). Брак по обычаю, по мнению Карловы, предназначался для упорядочения постоянных союзов между иностранцами и римлянами. И только позже он стал использоваться для освобождения жены из-под власти мужа. Как пишет Карлова, широкая распространенность формы, при которой жена могла оставаться вне власти мужа посредством trinoctium, восходит к «временам, когда после завоевания Италии Рим начал задумываться о заморских завоеваниях, о том, чтобы освободиться от религиозного мировоззрения и разрушить старую мораль». Позже мы более подробно обсудим то, что можно назвать борьбой римских женщин за эмансипацию; поэтому мнение Карловы сейчас оставим без рассмотрения. Неизвестно, появился ли этот тип брака «без manus» в результате законодательного акта или просто со временем оказался узаконенным. Однако ясно, что он был известен поэту Эннию в годы 1-й Пунической войны.

Отто Кифер, Сексуальная жизнь в Древнем Риме, -1

Отец не очень много мог сделать для обеспечения того, чтобы сын стал его наследником: фараон должен был решать этот вопрос вместе со своими советниками, но они (если были набожными) считали своим долгом в наибольшей возможной мере исполнять упомянутое религиозное предписание, то есть «помещать каждого человека на трон его отца». Долг сына легче было выполнить, учитывая то, как сын должен был давать жизнь имени своего отца: для этого надо было поддерживать в хорошем состоянии отцовскую гробницу и приносить там положенные жертвы в дни праздников. Многие благочестивые сыновья заверяют нас в своих жизнеописаниях, что выполнили эти священные обязанности: например, номарх Хнемхотеп рассказывает: «Я сделал так, что имя моего отца увеличивалось, установил место для его посмертного почитания и выделил для этого поместье. Я сопровождал в храм мои статуи (то есть статуи членов своей семьи в дни шествий). Я подносил им дары – чистый хлеб, пиво, растительное масло и благовония. Я назначил похоронного жреца и наделил его землей и работниками. Я выделил дары для умерших на каждый праздник, который проходит в некрополе». Эти обязанности по отношению к умершим переходили как наследство по прямой линии от одного главы семейства к другому, но подобный долг был и у других членов семьи, даже в более поздних поколениях они тоже должны были поддерживать установленный культ и в праздничные дни оказывать почести своим предкам (своим благородным людям , как их называли).

Адольф Эрман, Жизнь в Древнем Египте, -1

Эволюционные психологи, если они хотят уберечь универсальный статус своей дисциплины, должны изрядно потрудиться над объяснением этого и множества других подобных случаев. Но им нелегко будет обойти тот факт, что люди издавна понимали разницу между инстинктивной любовью, будь то материнская или половая, и любовью бескорыстной, как бы редко она ни встречалась; между генетически обусловленным альтруизмом и настоящей самоотверженностью. Здесь пора вернуться к Евангелию, к одному из тех его бросающих в дрожь мест, которые проповедники обычно стараются замазать патокой. Когда Иисусу, учившему в одном из галилейских городов, сообщили о приходе его матери и братьев, он отказался с ними говорить и сказал, указывая на своих учеников: «Вот матерь моя и братья мои». В другом месте он говорит еще резче, закрывая дорогу к компромиссу: «Враги человеку домашние его». И напрасно будут меня уверять, что Иисус имел здесь в виду плохих домашних, врагов его учения. Смысл этих слов очевиден: родственный альтруизм, закон сохранения генетического кода, выносится за пределы нравственности и отныне не имеет с ней ничего общего – человек освобожден от обязательства любить свою мать или братьев больше, чем он любит ближнего. Иисус утверждал, что пришел не нарушить закон, а исполнить его, но мы видим, что заповедь любви к ближнему, даже не включенную в каноническую десятку, он ставит выше, чем почитание отца и матери, заповеданное на Синае. Иными словами, эволюционная психология заперта в Ветхом Завете – две тысячи лет спустя после того, как провозглашен Новый.

А. В. Цветков, Атлантический дневник (сборник), -1

Более точно определить дату рождения Святослава можно, исходя из приблизительной даты рождения у него самого старшего сына Ярополка: по сообщениям летописей в 970 г. тот начал самостоятельно править в Киеве, поскольку отец отправился в Болгарию. В это время княжичу должно было быть не меньше 16 лет – с этого возраста в то время подростки считались взрослыми. Значит он появился на свет в 954 г., когда Святославу должно было быть также не меньше 16–17 лет. Несложные подсчеты показывают, что годом рождения сына Ольги должен быть 937 или 936. Стало быть, в 945 г. ему как раз и было бы 7–8 лет. В этом случае Ольга должна была родить сына приблизительно в 45 лет, что считается вполне возможным. Для сравнения можно отметить, что великий князь Московский Василий II родился, когда его матери было приблизительно 44 г. Его старшие братья умерли еще при жизни отца, поэтому престол достался именно ему. Аналогичной могла быть ситуация и в семье Игоря с Ольгой. Кроме того, до Святослава у них могли быть дочери, которых выдали замуж за европейских правителей. Исследователи неоднократно встречали в европейских хрониках глухие известия о славянских княжнах, женах некоторых королей. К примеру, известно, что первой женой немецкого короля, а потом и императора Оттона I была знатная славянка, родившая в 929 г. сына Вильгельма, который в 25 лет стал архиепископом Майнцким. Если предположить, что женой Оттона была рано умершая старшая дочь Ольги, то тогда будет понятно, почему в 959 г. княгиня отправила посольство именно к нему. Желая крестить свою страну, она, возможно, рассчитывала на помощь бывшего зятя и внука, но те, как известно, не оправдали ее надежд.

Л. Е. Морозова, Великие и неизвестные женщины Древней Руси, 2009

Так называемое Божественное происхождение и природа Иисуса, которые впоследствии стали предметом острых разногласий, не вызывали вопросов у тех, кто знал Его. Исходя из собственного опыта, семья и ученики считали Его обычным человеком, рожденным от отца и матери, который был вдохновлен Богом. Никто из них не рассматривал учение Иисуса как обвинительный акт иудаизма, а распятие на кресте как средство спасения.

Тим Уоллес-Мерфи, Тайное знание. Секреты западной эзотерической традиции, 2012

Стараясь объяснить особое среди прочих Рюриковичей положение полоцких Изяславичей, один из авторов «Лаврентьевской летописи» излагает под 1128 г. предание, будто киевский князь Владимир Святославич (978-1015) за вину Рогнеды (покушение на жизнь князя) раз и навсегда ограничил права ее первенца Изяслава и его потомства Полоцким княжением[185]. Наивное представление, будто династический статус полоцких Изяславичей был определен волевым решением Владимира, как мы теперь понимаем, совершенно неверно. Дело в другом: Изяслав Владимирович скончался в 1001 г.[186], то есть еще при жизни отца. Вот почему Брячислав Изяславич, несмотря на всю свою воинственность, по законам братского совладения не мог претендовать на участие в разделе наследия своего деда наряду с дядьями Святополком, Ярославом и Мстиславом Владимировичами. Уступку Ярославом Брячиславу двух городов, Усвята и Витебска[187], разделом, естественно, назвать никак нельзя, то была просто цена лояльности беспокойного соседа.

А. В. Назаренко, Древняя Русь и славяне, 2009

Реальность существования как минимум двоих представителей этой династии несомненна, просто нужно увидеть их как связанных друг с другом членов одной семьи, которые ввиду этой связи имели общую судьбу не только в жизни, но и в источниках. Первый, разумеется, Олег Вещий. Рассказывать о его значении нет нужды, но Новгородская первая летопись представила его воеводой Игоря. Он стал родственником, дядей, воспитателем, который-де на руках принес младенца-сироту принимать власть на Киевщине, где его «отец» Рюрик никогда не правил и куда даже не был приглашен. И если Рюрику легенда дала двоих братьев и жену (отсутствующих в каких-либо иных источниках), то у Олега, согласно этой версии, семьи нет никакой. Кроме сестры Ефанды, благодаря браку которой с Рюриком он «примазался» к правящему роду.

Е. А. Дворецкая, Наследница Вещего Олега, 2017

Викторианская эпоха известна, помимо всего прочего, и своей строгостью нравов, под которой подразумевалось главным образом неукоснительное соблюдение внешних приличий. В связи с этим часто произносят такие слова, как чопорность, лицемерие и ханжество. Сама королева всю жизнь носила траур по супругу, которого потеряла в сорок лет, но при этом имела любовников среди слуг. Возможно, в этом она разделяла вкусы своей матери – некоторые ученые-генетики, основываясь на том, что Виктория передавала гемофилию, непонятно откуда унаследованную, и через своих потомков заразила ею все царствующие дома Европы (в том числе, увы, и русский, ибо последняя российская царица была внучкой Виктории), – так вот, генетики утверждают, что настоящим отцом Виктории был секретарь ее матери, а вовсе не престарелый герцог Кентский. Если специалисты по ДНК когда-нибудь подтвердят данный факт, что вполне вероятно, то это еще раз послужит доказательством тому, что и истории присуще своеобразное жестокое чувство юмора. Незаконнорожденная, насаждавшая образцовую мораль, – что может быть парадоксальнее? Впрочем, величайший из английских королей, Вильгельм Завоеватель, чье второе прозвище было Вильгельм Бастард, не слишком страдал от того, что его матерью была прачка, и этот факт вовсе не помешал ему покорить Англию. Причем его новых подданных куда больше ужаснуло то, что он с истинно нормандской методичностью велел их всех пересчитать (это в одиннадцатом-то веке, когда и понятия не имели о переписи населения!) и занести в особый реестр, который лишенные всякого уважения к статистике тогдашние англосаксы прозвали «Книгой Страшного суда».

Валерия Вербинина, Английский экспромт Амалии, -1

О некоторых мы уже упоминали в первой главе, но этот список дает нам наглядное представление о многочисленных ветвях рода Гедимина. Следует сказать, что обе супруги Ольгерда были весьма набожными, что передадут многим своим детям, позволив присовокупить к храбрости отца и материнское дополнение – христианскую веру. Ульяна (или Иулиана) будет помогать своему пасынку, сыну Марии и Ольгерда, управлять Киевом, будет дружить с митрополитом Киевским Алексием. Перед смертью даже примет монашество и будет похоронена в Киево-Печерской лавре. Даже сейчас, шесть веков спустя, ее могилу посещают паломники.

Лира Муховицкая, Трубецкие. Аристократы по духу, 2015

Наиболее известными из дхармашастр являются «Законы Ману». В них прописывается стандарт приоритета мужчин: «В детстве ей (женщине) полагается быть под властью отца, в молодости – мужа, по смерти мужа – сыновей; пусть женщина никогда не пользуется самостоятельностью» (5:148) и «Муж, даже чуждый добродетели, распутный или лишенный добрых качеств, добродетельной женой должен быть почитаем, как бог» (5:154).[159] В другом сочинении – «Артхашастра» отмечается: «Уча жену послушанию, допускается три удара по спине тростниковой палкой, веревкой или рукой» (III.3.8).[160]

Н. А. Исаев, Сексуальные преступления как объект криминологии, 2007

Ранее считалось, что носителями идеальных черт могут-де быть только дамы высшего света. Однако в девятнадцатом веке наступила пора, когда стали «мириться» с мыслью, что чертами общенационального идеала обладают представители разных слоев общества. Грузинская женщина должна была быть стройной, пассивной с сексуальной точки зрения, обязательно девственницей до замужества, всегда готовой радушно встретить гостей в идеально прибранном доме. В грузинском обществе самой важной функцией женщины считалось воспитание детей. В своем известном стихотворении «Мать-Грузия» живой литературный классик и духовный отец нации того времени Илья Чавчавадзе отмечал: воспитание детей является божественным долгом матери.

Е. Г. Джугашвили, Мой сын – Иосиф Сталин, 2013

Что же собственно получили Пандавы? Фразу о половине царства можно принять за обычную для фольклора формулу, но на совете Бхишма говорит о половине царства для Пандавов во вполне определённом контексте, подчёркивая равенство наследников Дхритараштры и Панду (Мбх I, 195): «О Дурьйодхана, подобно тому, как ты… смотришь на царство как на наследие отцов, точно так же смотрят (на него) и Пандавы… Если ты (считаешь), что получил царство по закону, то по закону они также унаследовали царство ещё раньше…» Поэтому, когда «деду Кауравов» вторит слепой царь, есть основания полагать, что Пандавам причитается и действительно будет выделена половина территории. Другой вопрос – где. Тут Дхритараштра вновь проявляет, казалось, несвойственную ему решительность и смекалку. Во-первых, очевидно, что в результате предложенного Дхритараштрой раздела царства Пандавы лишились наследственной столицы, кроме которой в царстве, кажется, только и есть, что леса и веси. Во-вторых, им досталась не просто сельская окраина, а дикая местность, возможно, вовсе лишённая населения (Мбх I, 199): «И, вняв тому слову царя и поклонившись ему, все быки среди мужей отправились тогда в тот дремучий лес… На священном и благоприятном месте… совершив очистительные обряды, стали строить город». Примечательно, что против такого раздела царства, соблюдaющегo справедливость только pro forma, никто не протестует: даже почтенным старейшинам Кауравов важно сохранить лицо, по возможности не портя из-за «мелочей» отношений с могущественным Дхритараштрой и мстительным Дурьйодханой. Аудитории предстоит убедиться, что почтенные Бхишма, Дрона и Крипа готовы поступиться интересами Пандавов: их главная цель – не абстрактная справедливость, а желание сохранить мир.

А. Р. Ибрагимов, Cтарый царь Махабхараты. Свобода выбора и судьбa в индийском эпосe, 2016

что именно власть императора имеет божественное происхождение, а идею божественного происхождения государства отвергает, так как государство произошло из-за объединения многих семей. Государство является большой семьей, где власть императора, «сына бога», над его поданными сродни власти старших над младшими, т. е. власти отца над детьми. Также философ утверждал, что государство является не целью, а неким средством обеспечения блага для людей. Основа государства – это забота о людях. Прежде чем обучать народ, необходимо обеспечить его жильем, накормить и создать уютную атмосферу жизни. Такова была культура и идеология Древнего Китая.

Н. К. Стрельцова, Политология. Шпаргалка, -1

Нашёлся, однако, маститый писатель, который Петра Исаевича объявил жидом и отказал ему в праве быть русским литератором и сыном Отечества. Речь идёт об Иване Гончарове, который в известном письме к великому князю Константину Романову (К.Р.) (1858-1915) от 12-15 сентября 1886 года назвал Вейнберга одним из «целой фаланги стихотворцев, борзых, юрких, самоуверенных, иногда прекрасно владеющих выработанным, красивым стихом и пишущих об всём, чём угодно, что потребуется, что им закажут… Они космополиты-жиды, может быть, и крещёные, но всё-таки по плоти и крови оставшиеся жидами… У их отцов и дедов не было Отечества, и они не могли завещать детям и внукам любви к нему…. Отцы и деды не могли воспитать детей и внуков в преданиях Христовой веры, которая унаследуется сначала в семейном быту, от родителей, а потом развивается и укрепляется учением, проповедью наставников и, наконец, всем строем жизни христианского общества». Как ни парадоксально, но с мнением Гончарова невольно солидаризуются исследователи Лазарь Медовар и Бар-Йосеф Хамуталь, которые называют Вейнберга «еврейским писателем». Зинаида Гиппиус с этим категорически не соглашается: «Вероятно, в нём была еврейская кровь; не знаю, ибо этот вопрос никого, даже самого Вейнберга, не интересовал». Правнучка Петра Исаевича Галина Островская уточняет: «Конечно, бытовой антисемитизм в России был широко распространён, и с его проявлениями Петру Исаевичу безусловно и многократно приходилось сталкиваться. И, конечно, он это остро и болезненно переживал. И страшно даже подумать, что творилось в его душе, когда в 1905 году в его любимой Одессе, где жили его многочисленные родственники и друзья, прокатилась волна ужасных еврейских погромов. Тем не менее литератором он был безусловно русским».

Л. И. Бердников, Силуэты. Еврейские писатели в России XIX – начала XX в., 2017

Удивительно, что столь блистательный мыслитель-практик и философ-теоретик не получил в детстве и юности фундаментального образования. Леонардо родился 15 апреля 1452 г. Кто-то называет местом его рождения городок Винчи вблизи Флоренции, кто-то – деревеньку Анкиано (Анхиано), расположенную неподалеку. Отцом его был синьор Пиеро да Винчи, потомственный нотариус, человек зажиточный и уважаемый, а матерью – простолюдинка Катерина, то ли крестьянка, то ли хозяйка таверны. Мессир Пиеро и не думал на ней жениться; однако его законная супруга долго не беременела, поэтому со временем отец взял в семью четырехлетнего бастарда. В те времена незаконнорожденные дети, признанные отцами, получали примерно такие же юридические права, что и родившиеся в церковном браке. В местном реестре 1457 г. мальчик фигурировал в документах как сын и наследник Пиеро. Мачеха относилась к приемышу как к собственному ребенку. И потому его начали учить всему, что подобало знать будущему мужчине в конце XV – начале XVI столетия, хотя, конечно, ни в Анкиано, ни в Винчи, где он жил с отцом, не нашлось педагогов столичного уровня. Возможно, недостаток эрудиции связан как раз с провинциальным детством будущего гения Ренессанса.

Вера Калмыкова, Леонардо да Винчи, 2015

Здесь замечу только, что я родился в семье, принадлежавшей к весьма скромному кругу бюргерства, к людям, так сказать, полуобразованным. Отец мой, Вольгемут Цейтблом, был аптекарь, считавшийся лучшим в городе. В Кайзерсашерне имелось еще одно фармацевтическое заведение, но оно не пользовалось таким уважением и доверием горожан, как цейтбломовская аптека «Благие посланцы», и с трудом выдерживало конкуренцию. Наша семья принадлежала к маленькой католической общине Кайзерсашерна, основную часть населения которого составляли лютеране; моя мать была набожною прихожанкой, усердно выполнявшей религиозные обряды, тогда как отец, вероятно, за недосугом, относился к ним спустя рукава, хотя всегда и во всем поддерживал своих единоверцев, полагая, что такая солидарность имеет политическое значение. Примечательно, что у нас в гостиной, помещавшейся над лабораторией и аптекой, частенько сиживал не только наш духовник, церковный советник Цвиллинг, но и городской раввин, доктор Карлебах – гость навряд ли мыслимый в протестантских домах. Внешне представитель римской церкви был куда более привлекателен. Но у меня осталось впечатление, вероятно, основанное на словах отца, что низкорослый и длиннобородый талмудист, никогда не снимавший ермолки, ученостью и остротою религиозной мысли значительно превосходил своего коллегу-иноверца. Может быть, эти юношеские воспоминания да еще острая восприимчивость еврейских кругов к творчеству Леверкюна и побудили меня не согласиться с позицией, занятой нашим фюрером и его паладинами в отношении евреев, что, собственно, и заставило меня отказаться от педагогической деятельности. Конечно, мне приходилось сталкиваться и с совсем другими представителями этого племени, – взять, к примеру, хотя бы культурфилософа Брейзахера из Мюнхена, о крайне неприятных чертах которого я не премину сказать в свое время.

Томас Манн, Доктор Фаустус, 1947

Китайские летописцы ведут генеалогию своего реформатора от полумистического богдыхана Хуанди, изобретателя цикла и компаса, царствовавшего за 2637 лет до Р. X. По их словам, большая часть предков Конфуция отличалась выдающимися способностями и занимала важные административные, военные и гражданские посты в государстве. На одного из этих предков, жившего в VIII столетии до Р. X., указывают, между прочим, как на большого любителя и знатока старинных обычаев и древней истории – наследственная черта, перешедшая впоследствии к Конфуцию. Об отце Конфуция, которого звали Шу Лянхэ, летописи повествуют следующее: Шу служил в военной службе и отличался необыкновенным ростом, силою и удивительною храбростью, о которой рассказывают чудеса. Он был назначен правителем третьестепенного городка Чеу, находившегося в вассальном княжестве Лу. Шу имел двух жен; от первой, или главной, жены у него было девять дочерей, а от второй – слабый, вскоре умерший сын, по имени Манпи. Шу желал иметь после себя наследника; поэтому он, когда главная жена его умерла, решил жениться вторично, несмотря на свой преклонный возраст – ему было семьдесят лет. После долгих колебаний выбор его пал на известное в городе семейство Иен, в котором было три сестры. Отец молодых девушек хотя и очень желал породниться с Шу Лянхэ, но не принуждал своих дочерей к этому неравному браку. Призвав их к себе, он передал им предложение Шу и, указав на знатное происхождение жениха и на то, что Шу, несмотря на старость, обладает необыкновенною силою и храбростью и занимает важный пост градоправителя, сказал:

С. Ф. Ольденбург, Конфуций. Жизнь, деятельность, мысли, 2017

«Ни бедный, ни богатый – не имеет права не уважать учителя», «тот, кто учил человека, хоть один день, на всю жизнь становится для него таким же уважаемым человеком, как его отец» – такие высказывания как нельзя лучше описывают отношение к учителям, сформировавшееся уже в глубокой древности и распространявшееся и на императоров.

Александр Ушаков, Конфуций, -1

В отличие от соседей-язычников, J не считает человеческую историю чем-то приземленным, мелким и несущественным по сравнению со священной, предвечной эрой богов. Скомканно излагает он доисторические события и словно торопится рассказать о конце мифического периода (сюжеты о Потопе и вавилонской башне) – чтобы перейти наконец к истории народа Израилева. Она начинается неожиданно, в двенадцатой главе, где человек по имени Аврам, переименованный позже в Авраама («отец многих»), получает от Яхве приказ оставить родню в Харране (современная Восточная Турция) и пойти в Ханаан, к Средиземному морю. Прежде упоминалось, что отец Аврама, язычник Фарра, переселился со всей семьей на запад из Ура. Тогда же Яхве извещает Авраама о его особом предназначении: тому суждено стать отцом могучего народа, который в грядущем превзойдет числом звезды небесные и будет владеть землей Ханаанской как своей собственной. Рассказ J о судьбе Авраама задает тон всей последующей истории этого Бога. В древности божественную мана на Ближнем Востоке ощущали в обрядах и мифах. Никто не предполагал, что Мардук, Ваал или Анат начнут вмешиваться в повседневную земную жизнь верующих – эти божества осуществляли свои деяния только в особую, священную эпоху. Бог Израилев, напротив, стал влиятельной силой в текущих событиях обычного мира, определяющим фактором «здесь и сейчас». При первом же открытом Своем появлении Он сразу высказывает Свою волю: Авраам должен покинуть сородичей и отправиться в земли Ханаанские.

Карен Армстронг, История Бога: 4000 лет исканий в иудаизме, христианстве и исламе, 2011

Уже Чингис-хану пришлось столкнуться с этой проблемой при установлении контактов с государством хорезм-шахов, но он её оперативно решил: согласно «Сокровенному сказанию», «явились к нему (Чингис-хану. – Р. П.) из города Урунгечи двое Сартаульцев по фамилии Хурумши, по именам Ялавачи и Масхут, отец с сыном. Они беседовали с Чингис-ханом о городских законах и обычаях, и он убедился в их сходстве с Законом-Иосун»[204]. В данном случае «проблема» международно-правового взаимодействия оказалась не столь велика – вероятно, из-за того, что значительную часть населения Хорезма также составляли выходцы из тюрко-монгольских народов, жившие по законам и обычаям, достаточно близким к праву монголов.

Р. Ю. Почекаев, «Чингизово право». Правовое наследие Монгольской империи в тюрко-татарских ханствах и государствах Центральной Азии (Средние века и Новое время), 2016