Девушка

Де́вушка — лицо женского пола с момента наступления совершеннолетия, критерием которого выступает половая зрелость, до вступления в брак.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

В деревнях наблюдалась сходная ситуация. Нужно приложить нечеловеческие усилия, чтобы всю жизнь прожить на ферме и не узнать, откуда берутся телята. Там, где в изобилии молоко, еда и работа, даже незаконнорожденный ребенок не был обузой, поэтому и половая связь до брака не считалась тяжким грехом. Более того, существовала традиция так называемых «проверок» с целью доказать плодородие невесты. Парень брал в жены девушку лишь после того, как она рожала их первого ребенка. Тянуть лямку с бесплодной женой не хотелось ни одному крестьянину. В деревнях, где практиковались «проверки», рождение ребенка до брака не считалось постыдным. Настоящий позор наступал, если за крестинами не следовала свадьба, но это было нечто из ряда вон выходящее и случалось крайне редко. Согласно официальной статистике, в XIX веке около трети женщин выходили замуж уже беременными. Если рассмотреть статистику по отдельным графствам, результат получится еще более впечатляющим. Например, в 1870-х в деревнях Боутон, Данкирк и Хэрнхилл на северо-востоке Кента 50 процентов невест или шли под венец беременными, или успевали родить до брака.

Екатерина Коути, Суеверия викторианской Англии, 2011

Такой же характер имели и некоторые другие гадания, совершаемые девушками на Покров день (28 октября по старому стилю) и на день Параскевы (24 ноября по старому стилю). Эти праздники входили в состав тех специфических женских и девичьих праздников, которые издавна отмечались русскими в течение октября—декабря и должны были, как известно, покровительствовать женским работам, рождению детей, а также устройству браков. Возможно поэтому, девушки, перед тем как начать гадания, обращались к «празднику», произнося быстрым шепотом три раза кряду такие слова: «Параскева-матушка, выдай меня замуж поскорее, расскажи про замужество». Или: «Покров-батюшка, покажи моего суженого и покрой мою голову».

Александр Морок, Книга примет

Важное место в жизни женщины занимают брак и семья. Главным предназначением женщины в белорусском обществе начала XX в. было замужество, рождение и воспитание детей, ведение домашнего хозяйства. Об этом свидетельствует и белорусский фольклор: «Выйсці замуж хоць за старца, абы адной не застацца». Полная самореализация женщины была возможна только в замужестве. Процесс гендерной социализации сельской девочки начинался с ее рождения и оканчивался моментом вступления в брак. С самого рождения девочки ее родители начинали заботиться о том, чтобы она, повзрослев, обязательно вышла замуж и стала матерью. «А дзеля гэтага, паводле погляду сялян, трэба: 1) каб яна вырасла ўдалаю, прыгожаю, 2) каб здароваю і характарам ветліваю І паслухмянаю, 3) каб умела рабіць усё, што патрабуецца ад сялянкі як гаспадыні і маткі і 4) даць ёй добры пасаг, каб хутчэй выйшла замуж і не сядзела ў дзеўках, чаго горш за ўсё баяцца ў вёсцы» [65, с. 46]. Таким образом, главным для девочки на протяжении всего периода ее взросления было постепенное усвоение основных гендерных ролей матери и хозяйки. В связи с этим у сельских незамужних девушек формировались определенные брачные установки на обязательный и ранний брак, на подготовку приданого девушкой как обязательного этапа приготовлений к замужеству, на сохранение добрачного целомудрия. Статус девушки в традиционном сельском обществе зависел от того, как эти установки выполнялись.

Ирина Романенко, Трансформация статуса белорусской сельской женщины в ХХ – начале ХХI в., 2015

Отношение мужчины к женщине как к товару можно встретить в истории разных стран. Например, в России такая традиция существовала не только по отношению барина к своим крепостным, но и внутри крестьянской общины: «Если "девичья пора" заканчивалась, а замужество так и не предвиделось, то девушка рисковала остаться без мужа – "погибнуть", "пропасть". Затянувшееся девичество рассматривалось как время остановки роста – "сидения", "переспевания". Девушку сравнивали с коробочкой мака, которая никак не может рассыпаться на зернышки, называли ее "засидкой" (словно залежалый и портящийся товар), "надолбой". В разных местностях возраст, с которого девушка считалась "засидкой", определялся по-разному: например, в южнорусских областях девушке полагалось вступить в брак до 18 лет, в центральных и среднерусских областях, на большей части территории Русского Севера – до 22‒23 лет, в отдельных северных районах до 25‒27 лет. Но повсюду отношение к девушке-"засидке" было резко неодобрительным, ведь она не смогла или не захотела вовремя выполнить свой долг перед Богом и людьми. Община, осуждая "засидку", была заинтересована в продолжении "крестьянского рода-племени" и старалась помочь ей покончить с девичеством, выдать замуж "хоть за вдовца, хоть за проезжего молодца". В некоторых селах вплоть до середины XIX века сохранялся древний обычай возить "засидевшуюся" девушку по селу на санках или в корыте, останавливаясь перед домами, где жили парни, с криками: "Поспела, поспела!" или "Кому нужна надолба?"[11]».

Юлия Лапина, Тело, еда, секс и тревога: Что беспокоит современную женщину, 2017

Мы привыкли к тому, что люди более старшего возраста (с домостроевским типом сознания да к тому же еще и воспитанные в такой сексуально репрессированной и ханжеской социальной среде, каким было советское общество) считают, что невинность нужно сохранять до брака. Они руководствуются в своем утверждении как медицинскими доводами (дескать, в возрасте 14—16 лет организм не привык к подобным нагрузкам), так и доводами морально-этического свойства. Вообще, это традиция существовала испокон веков, главным образом у нас, в России, и на Западе. И касалось это в первую очередь девушек, которые должны были беречь свою девственность до мужа и не расставаться с ней до первой брачной ночи. Еще совсем недавно жених, обнаруживший, что девушка отнюдь не невинна, мог устроить настоящий скандал и даже потребовать немедленного расторжения брачных уз. При этом сам он мог вступать в интимные отношения до брака хоть по десять раз на дню, и это никоим образом не запрещалось и никак не регулировалось. А вот девушку в случае установления факта добрачных связей могли немедленно объявить гулящей, шалавой, проституткой и подвергнуть всеобщему общественному осуждению и публичному позору. Причины этого изначального неравенства между девушкой и юношей сейчас установить достаточно трудно. Впрочем, есть одна очевидная разница: женская девственность в отличие от мужской – факт анатомический. С начала шестого месяца внутриутробного развития и вплоть до первого полового акта вход в женщину запечатан девственной плевой. У мужчины подобной пломбы, разумеется, нет. Мужчине в первый раз совсем не бывает больно, крови нет и даже больше того – у 99 из 100 мужчин первый раз завершается извержением семени и самым настоящим, полноценным оргазмом.

Группа авторов, Камасутра. Энциклопедия любви, 2007

В знаменитом змеином храме в Аюда, в Дагомее, девушки занимаются религиозной проституцией во имя служения божеству.[190] Отголосок религиозной проституции обнаруживает западноафриканский обычай «casa das tintas», который напоминает, по меткому замечанию Липперта,[191] «хижины для девушек» из библии (2, Царств, 17, 30). На берегу Лоанго девушки, достигшие половой зрелости, выставляются публично в «kumbeh» или «casa das tintas». Исключение составляют лишь девушки, уже с детства избранные для себя каким-нибудь принцем. Бастиан справедливо замечает, что постановление о запрещении девушкам выходить замуж прежде, чем они будут предложены для продажи в общую собственность, напоминает об условиях, существовавших во времена необузданных половых отношений и коммунального брака. Связь такой выставки с религиозными представлениями видна из того, что созревшую для этого девушку, прежде всего, ведут к «Iteque» или идолу божества, потом в «casa das tintas», празднично убранную хижину, где под звуки кастаньет и песню женщин – «уж она молода, уж ей нужен мужчина» – какая-нибудь старуха раскрашивает ее тело в красный цвет (отсюда название «casa das tintas»), а затем она принимает многих мужчин, но может совершать с ними половые сношения лишь при закрытых дверях; открыто же дозволены только «игры». Во время этих церемоний произносятся святые молитвы и изречения, обращенные к богу «Iteque». Пребывание в хижине продолжается до пяти месяцев, пока обитательница ее не выйдет замуж. Взрослая дочь принца, если она еще не нашла себе мужа, точно так же выставляется с разрисованным телом в «casa das tintas», не найдется ли кто-нибудь, кто бы заплатил родителям за первое пользование ею. Если охотника нет, то она передается рабу, который сам должен исполнить обязанность, возложенную раньше в Арракане на жрецов (как заместителей божества), а потом должен жениться на ней или же отпустить ее.[192]

Иван Блох, История проституции, -1

Кстати, те же авторы отметили, что «очень немногие аборигены в традиционных условиях полнеют», и привели примеры распада семей из-за того, что жены были слишком грузными. И хотя этнографы и археологи нередко называют стилизованные фигурки полных женщин каменного века «первобытными венерами», в действительности подобные образы ни тогда, ни теперь не могут служить эталоном женской красоты. Испокон веков для сексуальных утех мужчины предпочитают пользоваться услугами молоденьких стройных девушек.

Р. К. Баландин, 100 великих богов, 2007

Кроме этого, во всех свадебных обрядах сильна магическая основа. Первоначально переход девушки из рода отца в род мужа влек за собой, по представлению предков, и переход под покровительство духов мужского рода и поэтому сопровождался различными магическими действиями: специальными охранительными, обережливыми обрядами, способствующие чадородию, благополучию и здоровью молодых. При совершении всей действий, имеющих отношение к соединению двух молодых людей "в единый организм", нужно было соблюдать множество разных обычаев. Например, при сватовстве свату, входя в дом, нужно было перенести через порог правую ногу и пристукнуть пяткой об пол, "чтобы невеста не попятилась", затем следовало стать под матицей (балкой, поддерживающей потолок в избе, начиная посредничество между домами жениха и невесты. Выражение "встать под матицу" со временем приобрело значение "прийти посвататься".

И. В. Мельников, Торжество в древнерусском стиле, 2012

Мне кажется, это мутационная фаза. Для подростка в возрасте конфирмации[5] она так же важна, как рождение и первые две недели жизни для маленького ребенка. Рождение на свет – это мутация зародыша в грудного ребенка и его адаптация к дыханию и пищеварению. Подросток же идет по пути преобразования, неведомого ему самому, что же касается взрослых, он для них – сплошные проблемы: он то объят тоской и тревогой, то полон снисходительности. Мой учитель философии, говоря об одной из моих подруг, которая, как ему казалось, так и не вышла из подросткового возраста, заявлял, перефразируя известную пословицу: «Бог, свечка, кочерга… Что из нее выйдет?» С его точки зрения, нам давно уже пора было повзрослеть. Вот один из возможных способов определять отрочество: это возраст, когда человек – «ни Богу свечка, ни черту кочерга». Подростковый период длится в соответствии с теми представлениями, которые юноши и девушки получают от взрослых, и в тех пределах познания, которые ставит перед ними общество. Взрослые должны помочь молодому человеку стать ответственным за себя и не превратиться в запоздалого подростка.

Франсуаза Дольто, На стороне подростка, 1988

В первобытной жизни семья служит единственной формой общественного союза. Она совершенно необходима человеку не только для брачных и семейных радостей, но также для защиты от врагов, для хозяйства, для экономической самостоятельности. Поэтому в первичную эпоху неженатые люди чрезвычайно редки и брак считается настоятельной необходимостью не только для земной жизни, но и для загробной, в которой холостяки принуждены вести такое же беспомощное, жалкое и бесприютное существование, как и на земле. На этом основании у диких и патриархальных народов возникает брак живых с мертвыми: холостяка-покойника венчают с живой женщиной, которая с этого времени считается его вдовой, а после своей смерти соединится со своим мужем «в месте злачне». Точно так же с умершей девушкой венчают мужчину. Этот обычай был, например, у древних персов. Арабский писатель Массуди говорит, что если у славян мужчина умирал холостым, то его женили после смерти, и женщины охотно обрекали себя на сожжение, чтобы войти в рай с душой мужчины. Малороссы до сих пор верят, что умирающим холостыми нет места на том свете, и поэтому в некоторых местах Малороссии похороны парубков и особенно девушек напоминают свадьбу. По смерти девушки для нее на тот свет назначается жених, который провожает покойницу до могилы и считается зятем в ее семействе. В последнее время первобытный брак живых с покойниками был восстановлен мормонами, этими эклектиками нелепых суеверий всех стран и народов.

С. С. Шашков, Исторические судьбы женщин, 1872

На Руси девушке начинали подыскивать жениха в 12 лет. Существовало даже церковное правило: «Всякому родителю подобает сына своего женить, егда скончается возрасту его 15 лет, а дочери 12 лет». Реформатор Петр I попытался повысить «брачный» возраст до 17 лет, но успехом его затея не увенчалась. Родители по старинке женили сыновей и дочерей своих с первыми признаками взросления. Считалось, что первенца девушка должна родить до 16 лет. Оно и неудивительно, ведь средняя продолжительность жизни в те времена не превышала тридцати лет. Кроме того, отсутствие медицины (человек мог умереть от простой простуды), постоянные войны и тяжёлая «ручная» работа, вынуждали женщину быть конвейером по производству детей. За свою «взрослую» жизнь (от 15 и до 30 лет) она могла произвести на свет 15 детей, многие из которых погибали в младенчестве. И считалось большой удачей, если до совершеннолетия (то есть до пятнадцатилетнего возраста) доживёт хотя бы половина.

Елизавета Чип, Найти мужа: миссия выполнима!, 2013

Возвращаясь к отечественной традиции, отметим, что совершивший в качестве бога неба первый половой акт с Матерью-Землей и образовавший с ней первую в мире брачную пару, Сварог уже в силу одного этого должен был считаться покровителем союза между мужчиной и женщиной. Небо (или замещающие его элементы типа дождя или снега) подобно мужчине покрывает Землю, и этот образ глубоко запечатлелся в народном сознании. После принятия христианства он по созвучию названий был приурочен к празднику Покрова св. Богородицы, который в данном эротическом контексте иногда воспринимался как мужское начало: «Батюшка Покров, покрой сыру землю и меня молоду (голова покроется платком – символом замужества)». То, что первоначально здесь имелся в виду отнюдь не платок, указывает другое, более древнее заклинание-молитва. Желавшие выйти замуж девушки, переступая в день Покрова порог церкви, просили: «Мати Пресвятая Богородица, покрой землю снежком, а меня женишком». Поскольку к этому христианскому празднику приурочивались свадьбы, то возникли поговорки типа «Придет Покров, девке голову покроет» или приметы «Если снег землю покрывает на Покров – счастливое предзнаменование для обрученных». Именно к небу в поисках мужа обращается женщина в галицкой песне:

М. Л. Серяков, Радигост и Сварог. Славянские боги, 2013

Парень и девушка в социально-возрастной категории молодежи, если не засиживались в холостом состоянии до состояния «перестарков», оставались до вступления в брак. Брачный возраст, за которым надзирали представители церкви, наступал в 18 лет. До проведения в 1871 г. военной реформы Александром II девушку начинали называть «перестарком», если она не выходила замуж по достижению 20 лет, а парня – если не женился до 24 лет. После вступления в силу закона о всеобщей воинской повинности 1871 г. предельный возраст для вступления в полноценный брак повысился у девушек и парней примерно на два года. По достижению 27 лет незамужняя девушка переходила в социально-возрастную категорию «старых дев», а парень с 30 лет – в категорию «старых холостяков». Если брак заключался в отведенные традицией сроки, то парень на период заключения брака становился «женихом», а девушка – «невестой». «Князем молодым» и «княгиней молодой» жениха и невесту величали только в день бракосочетания в церкви и исполнения свадебных обрядов. После празднования свадьбы оба попадали в социально-возрастную категорию «молодых», в которой пребывали, согласно сельской традиции, до рождения их первого ребенка либо до истечения полутора лет со дня свадьбы.

К. К. Логинов, Традиционный жизненный цикл русских Водлозерья: обряды, обычаи и конфликты, 2010

Говоря об оральных ласках, нельзя не упомянуть и еще об одной проблеме, которую они помогают разрешать. Автор была удивлена, насколько много сейчас встречается девственных браков, и это в наше-то время, когда традиционно считается, что редко кто из современных девушек сохраняет свою девственность до замужества. Однако, как показывает немалое количество писем людей, обращающихся к нам за помощью именно с этой проблемой, девственность нередко не нарушается в браке в течение нескольких недель, месяцев, а иногда и лет. И чаще всего это связано со страхом у девушек перед близостью, паническим ожиданием боли при лишении девственности и недостатком опыта у супруга для психологического раскрепощения жены. Да, конечно, дефлорация (что в вольном переводе означает «сорвать цветок») для девушки обычно не доставляет удовольствия, однако и ее при определенной подготовке можно сделать волнующей и не столь болезненной, как ожидается. Мы не будем говорить о тех случаях, когда девственная плева из-за анатомического строения слишком толста, и прорвать ее при обычном половом акте невозможно. Здесь уже требуется помощь хирурга-гинеколога, который сделает небольшую операцию. Мы имеем в виду те случаи, когда близость не происходит из-за психологической неготовности девушки. В этом плане можно сказать, что единственным психологически комфортным состоянием, а также и «анестезией» при дефлорации, является половое возбуждение, которое, конечно, можно вызвать у девушки различными способами, но через куннилингус – быстрее и успешнее всего, о чем мы подробнее расскажем в главе, посвященной оральным ласкам женского лона.

Неонилла Самухина, Искусство искушенных, или Все об оральных ласках, -1

В 13–16 и даже 17 веках в России женились очень рано – в 12–13 лет. Готовить детей к женитьбе (замужеству) начинали чуть ли не с колыбели, так как в деревне семья играла исключительно важное экономическое значение. Кроме того, нравственные представления крестьянского люда были тесно связаны с семьей. К возрасту вступления в брак девушка должна была знать весь свадебный обряд и уметь правильно голосить (плакать с причитаниями). Девушку на выданье одевали лучше ее младших сестер, давали ей большую свободу и распространяли о ней хорошую молву ("славили"). Менялось и само поведение девушки, и отношение к ней со стороны крестьянской общины. Если в семье было несколько дочерей, то соблюдалась очередность по старшинству: первой должна была выйти замуж самая старшая дочь.

В. В. Линь, Свадьба, свадьба… Традиции, обряды, сценарии, 2010

В XIII–XVI и даже XVII веках в России женились рано – в 12–13 лет. Готовить детей к женитьбе (замужеству) начинали чуть ли не с колыбели, так как в деревне семья играла исключительно важное экономическое значение. Кроме того, нравственные представления крестьянского люда были тесно связаны с семьей. К возрасту вступления в брак девушка должна была знать весь свадебный обряд и уметь правильно голосить (плакать с причитаниями). Девушку на выданье одевали лучше ее младших сестер и распространяли о ней хорошую молву («славили»). Менялось и само поведение девушки, и отношение к ней со стороны крестьянской общины. Если в семье было несколько дочерей, то соблюдалась очередность по старшинству: первой должна была выйти замуж самая старшая дочь.

К. Г. Берсеньева, Свадьба. Как организовать торжество, 2010

Береза в воззрениях коми-пермяков имеет разные значения. Атрибуты украшения, снаряжения березы указывают на олицетворение ею девичьего образа, что соответствует соотношению этого времени в целом с девичеством [Любимова, 2004: 175]. Для девушек троицкая береза становилась своеобразным фетишем и оракулом, они использовали ее в мантических целях: для этого перевязывали ветви или кидали на березу платки, затем по определенным знакам узнавали о своем будущем; в локальной традиции считается, что если в Троицу девушка проводит березу, то это благоприятствует ее замужеству: Тэ – нылочка, тэ мунан бы жöник сайö, тэ сэк кыдзсö шедтан мусис и кутан пельпонлö и нуан, ваас чапкан. Сэсся тэ мунан сiя гöдö жöник сайö («Ты – девушка, ты желаешь выйти замуж, тогда ты березу из земли достанешь, на плечо положишь и понесешь, в воду выбросишь. Тогда ты в этот год выйдешь замуж») (ПМ: Кос., Пуксиб, 256). Троицкая береза наделяется защитными свойствами, ее ветки приносили домой, чтобы оберечь жилье от несчастий (ПМ: Коч., Кочево, 214), ставили дерево к изгороди возле огорода, «чтобы птицы, куры не залетали, козы не прыгали» (ПМ: Куд., Ошиб, 209). В летний период береза использовалась коми-пермяками в обрядах вызывания дождя. Исследователи иных этнических традиции тоже отмечают многозначность дерева [Пропп, 1963: 67; Соколова, 1979: 195–196; Черных, 2006: 130]. Отметим символическое обозначение березой верхнего мира [Головнев, 1995: 263; Мифология коми, 1999: 221–222; Черных, 2006: 240] и сопоставление троицкой обрядности с ритуалом «проводов русалок» [Виноградова, 2000: 181–186]. В коми-пермяцкой традиции троицкая береза имеет исключительно позитивное значение, она олицетворяет, прежде всего, начало сезона расцвета растительности.

Т. Г. Голева, Мифологические персонажи в системе мировоззрения коми-пермяков, 2011

– Внешне, да. Не пережившим столь мощных социальных потрясений Европе и США по части сексуальной свободы, конечно, было далеко до революционной России. Там официально господствовала викторианская мораль, в соответствии с которой от девушки требовалась невинность не только физиологическая, но и духовная, понимаемая как неосведомленность. В идеале юная особа не должна была иметь ни малейшего представления о том, чем муж с женой занимаются в постели. Многие молодые женщины, столкнувшись в первую брачную ночь с реальностью, приходили в ужас, убегали к родителям и даже пытались покончить с собой. Всё, что хоть намеком могло иметь отношение к сексуальности, было табуировано. Считалось неприличным даже предложить даме «ножку цыпленка». За гомосексуализм сажали в тюрьму, а мастурбация считалась, чуть ли не психическим отклонением и, уж во всяком случае, занятием чрезвычайно для мозга и нервной системы вредным. Вот отрывок из изданной в 60-х годах 20-го века, книги по домоводству «Советы для мужчин»: «После совершения интимного акта с женой, вы должны позволить ей пойти в ванную, но следовать за ней не нужно, дайте ей побыть одной. Возможно, она захочет поплакать». Но это лишь официально, а жизнь есть жизнь, природа берёт своё и процесс трансформации происходил весьма активно. В первой четверти 20-го века в странах Западной Европы и США получила широкое распространением особая форма сексуального поведения молодежи на свиданиях – петтинг (англ. Petting – «ласкание») что представляет из себя, если верить словарям, «преднамеренное получение оргазма искусственным возбуждением эрогенных зон в условиях двустороннего контакта, исключающего непосредственное соприкосновение гениталий».

Миша Певзнер, Либидо рулит, или Женская сексуальность и мировой финансовый кризис, 2016

По народному поверью, распространенному на Рязанщине, отец имеет негласное воздействие на ребенка (на его здоровье), которое передается через отцовскую одежду. Поэтому, например, в Скопинском у. в 1920-е годы, по данным рязанского этнографа Н. И. Лебедевой, «каждая девушка, выходя замуж, берет несколько мужских рубашек, как пеленки для будущих детей. Некоторые такие пеленки шьют в несколько упрощенном виде, не разрезается ворот и не делается воротника. Пеленки-рубахи известны в с. Секирино, Чулково, Александровка, Ермолово, Дмитриево».[585] Н. И. Лебедевой вторила специалист по народной одежде и ее ближайшая коллега Г. С. Маслова с уточнением некоторых обрядовых деталей: «…обычай завертывать ребенка после крещения в венчальную мужскую рубашку, существовавший в прошлом в селениях Чернава <Милославского р-на>, Боршевое, Секирино <Скопинского р-на> Рязанской обл.».[586] Г. С. Маслова сделала предварительный вывод: «Можно предположить, что этот обычай связан с древними… представлениями о передаче ребенку силы отца и вместе с тем имел охранительное значение».[587] Этнолингвист А. Б. Страхов полагает, что заворачивание ребенка в отцовскую рубаху было «со стороны мужчины символическим признанием своего отцовства».[588]

Е. А. Самоделова, Антропологическая поэтика С. А. Есенина: Авторский жизнетекст на перекрестье культурных традиций, -1

Наконец наступала ночь. Начинался последний этап церемонии – deductio, процессия, сопровождавшая невесту к дому жениха. Древний обычай требовал, чтобы муж вырывал невесту из рук матери, к которой она бежала за защитой. (Фест («О значении слов», 288) выражается совершенно ясно: «Они делали вид, что девушку вырывали из-под защиты матери, а если ее мать не присутствовала, из-под защиты следующего ближайшего родственника, причем ее тащили (trahitur) к мужу».) Этот обычай явно восходит к первобытному браку через похищение. Затем невесту вела к дому мужа веселая процессия – впереди шли флейтисты и мальчик с факелами, затем (согласно множеству росписей на вазах) новобрачные в экипаже, а вокруг и за ними – гости и любые зрители, оказавшиеся поблизости. Процессия распевала «фесценнические» песни – первоначально фаллического характера, так как слово fescennius происходит от facsinum (мужской половой орган). Вполне вероятно, что в древнейшие времена исполнялся также фаллический танец, – этот обычай мы видим у первобытных народов (Рейтценштайн. Цит. соч.). Известно, что песни содержали весьма непристойные шутки (см. одну такую песню в «Ахарнянах» Аристофана; ср. Рейтценштайн. С. 46). Интересное изображение подобной процессии мы видим в знаменитой свадебной песне Катулла. Она состоит из хора юношей, обедавших с женихом, и девушек – подружек невесты. Вот ее начало:

Отто Кифер, Сексуальная жизнь в Древнем Риме, -1

Несмотря на заботу государства о благополучии малышей, в викторианских семьях среднего сословия, где сохранялся строгий бытовой распорядок, детей по-прежнему держали на удалении от родителей. Их место было наверху, в детской или в классной комнате, и вместо матерей за ними присматривали няньки и гувернантки. «Маленький незнакомец в нашей обители» – так назвал своего первенца художник Эдвард Берн-Джонс, намекая на отсутствие близких отношений между родителями и детьми. В представлении традиционной викторианской семьи детей не должно быть ни слышно, ни видно, пока они не достигнут зрелости и не займут свое место в мире взрослых. Существовало большое различие между детьми шестнадцати и семнадцати лет. Шестнадцатилетний подросток одевался и питался как ребенок, спал в детской, оставаясь на периферии жизни родителей, но едва достигнув семнадцати лет, юноша или девушка сразу переходили в разряд взрослых: ему или ей отводилась отдельная комната, разрешалось общаться с родителями и их друзьями.

Люси Уорсли, Английский дом. Интимная история, 2011

Не секрет, что физическое и психическое развитие у девушек и юношей проходит по-разному, здесь существуют свои закономерности, которые известны еще издревле. Половое созревание начинается с гормональных изменений, именно они влекут за собой сдвиги в телосложении, самосознании, интересах и социальном поведении. Собственно то, что девушки взрослеют раньше, чем юноши, известно не только педагогам и медицинским работникам. Все более-менее «продвинутые» родители знают, что мальчик в 13–14 лет будет еще гонять с друзьями на велосипеде и ловить раков на дачном пруду, а вот за девочкой того же возраста уже нужен глаз да глаз. Примерно в этом возрасте девочки-подростки присматриваются к юношам постарше. Свои ровесники кажутся им глупыми, «невзрослыми». Юные модницы начинают интересоваться косметикой, требовать от родителей пополнения гардероба. И, конечно же, начинается период первых влюбленностей. Девочкам в этом возрасте необходимо общение с подругами, чтобы было с кем обсудить понравившегося «пацана», посекретничать, вместе полистать журналы с фотографиями кумиров.

Ю. В. Виноградова, На молодежной тусовке, -1

Затем самые смелые выкликают имена парней, которые подходят к ним, берут их за руки, то сводя в такт обе руки вместе, то разводя по сторонам, и перешептываются. Хор в это время поет несколько песен: «Не яхонтик по горнице катался»; «Ты почто, мати, хорошу родила»; «Не стойки по стойкам стоят; «Поблекло, поблекло лицо»; «На кабак идет детина»; «Красна девица коров доила»; «Скоморох ходил по улице». Первые четыре песни в этой игре последовательно развивают одну тему: молодец уже думает о женитьбе, встречает девушку и понимает, что пришло ему время жениться, а девушке идти замуж. Три заключительные песни – это своего рода предостережение, все они связаны с темой плохой семейной жизни, отказа от замужества, об опасности встречи девушки с другом. То есть очевидно, что подобранные таким образом лирические и свадебные песни на вечерках превращались в игровые.

Анастасия Углик, Новый год в России. История праздника, 2016

«Калевала» также постоянно упоминает о каком-то мифическом острове, к которому постоянно стремятся герои карело-финского эпоса. Да и одно из наименований северной страны, где развертываются основные действия, – Сариола (синоним Похъёлы) – образовано от финского слова saari, что означает «остров». Как и у эллинов, в представлении финно-угорских народов это – страна света, счастья и благоденствия, произведенная на свет уже упоминавшейся выше космотворящей ласточкой. И еще здесь царит полная свобода сексуальных отношений. Здесь живет самая красивая девушка на всем белом свете, к которой попеременно сватаются Солнце красное, Месяц ясный и Сын звезды. Носителем сексуальной необузданности и неисчерпаемой мужской потенции выступает карело-финский добрый молодец и рубаха-парень Лемминкяйнен (у него есть прозвище Сарелайнен, что значит Островитянин), готовый в любое время и в любой обстановке каждой невинной девушке, как он сам выражался, «дать в подол ребенка»:

В. Н. Демин, Гиперборейские тайны Руси, 2006

Очень необычны для россиян некоторые обычаи Африки. У племени пигмеев мбути, живущих в Центральной Африке, существует своеобразная традиция помолвки. Девушки, достигшие брачного возраста, определенное время живут в отдельной хижине. Около трех месяцев, взрослые женщины обучают их премудростям взрослой жизни. По истечении этого срока, в определенный день, к хижине приходят юноши, желающие жениться. Дорогу женихам, преграждают матери девушек с полными корзинами камней. По мере приближения юношей к хижине женщины кидают в них камни. Если парень и его семья нравится женщине, то удар, будет скорее символичным, если же нет – камень бросают со всей силы. Достигнув хижины, юноша может лишить девственности любую девушку, после чего пара считается помолвленной. Позже жених преподносит родителям невесты добытую им лань, показывая, что он хороший охотник. После этого справляется свадьба.

Ю. В. Виноградова, На свадьбе, -1

В ходе главы мы шаг за шагом восстанавливали первозданные черты Бабы-яги: ее природную предрасположенность не только ко злу, но и к добру, вещую природу, внешний облик в виде девы-птицы, отнюдь не безобразную (если не сказать красивую) наружность и, наконец, покровительство искусству любви. Но все это свойственно и птице Гамаюн. Мы смело можем утверждать, что птица Гамаюн представляет изначальный образ Бабы Яги – Птице-девы. Более того, значение имен этих богинь суть одно и то же! Слово «Гамаюн» – двусоставное; первая его часть «гама» уже обсуждалась, вторая же «юн» означает «юная», «юница», так что все имя целиком можно перевести как «кричащая дева» или «кричащая молодка». Оно в точности соответствует расшифровке имени Бабы Яги, но вместе с тем содержит в себе и некоторое своеобразие. Древнерусские слова «юница» и «юнец» употреблялись в значении «новобрачные», юницами шутливо называли полувзрослых девушек, подлеток, поэтому птица Гамаюн, а значит и Баба Яга, – богини-девственницы. Последнее обстоятельство объясняет, почему у Бабы Яги нет мужа, а сама она всегда старается помешать соединению влюбленных. Но как тогда совместить представления о девственности Бабы-яги с оргиастическим характером ее культа?

А. А. Абрашкин, Русские боги. Подлинная история арийского язычества, 2013

Большинство высказываний тучных женщин во время Ассоциативного эксперимента (подробности в главе 1) мог ли бы принадлежать и женщинам с нормальным весом. У мыслящих западных женщин XX века много общего. Однако у женщины с ожирением невроз проявляется во вполне ощутимой форме. Это исследование сосредоточено на особой комбинации факторов, создающих этот симптом, отмеченный у 40 % американских женщин. Когда я думала о том, какой образ мог бы полнее всего раскрыть эту особую комбинацию, я постоянно вспоминала одну фразу из «Гамлета»: «Она меж тем обрывки песен пела, / Как если бы не чуяла беды». Потом возник образ Офелии, склонившейся к своим цветам и увлекаемой смертоносным потоком воды, поддерживаемой только своим пышным платьем. В этой «милой девушке», похороненной в своих придворных одеждах, я увидела принцессу, спящую в тучном теле.

Марион Вудман, Сова была раньше дочкой пекаря. Ожирение, нервная анорексия и подавленная женственность, 1998

Свадьба – это маленькая смерть, в особенности для невесты, меняющей не только свое тело девушки на тело женщины, но и свою семью, и дом, и все остальное. Свадебный обряд дохристианского времени не известен, источники упоминают «вено» (выкуп за невесту), «умыкание жен» (похищение), свадебный пир. Где-то к XIII в. начал оформляться христианский свадебный обряд, включавший лишь отдельные элементы предыдущей поры. Можно только предполагать, что плач невесты, расстающейся с родным домом и семьей, имел в основании весьма архаические формы причитаний. Входя в новую семью мужа, женщина пересекала сразу множество границ, что в корне меняло ее жизнь, фактически она получала новое тело – «молодицы». Страх перед неизвестностью и новой ролью наполняет причитания невесты, начинавшиеся в день сватания и заканчивавшиеся в день свадьбы. К XIX в. причитания невесты, ее матери, подруг, родственниц, специальных женщин, исполнявших «вопли», разрослись в долговременный спектакль с прологом, несколькими актами (сватовство, девичник, свадьба), эпилогом, со скрупулезно прописанными ролями, исполнявшимися героиней, ее родителями, братьями, сестрами, подружками и т. п. Но по-прежнему кульминационным моментом и лейтмотивом всего многодневного представления оставалась сцена прощания с вольной волей, которая называлась девичьей «подружкой» и принимала порой вид деревца (елочки, березки и т. п.). Тема расставания с волей, по-видимому, была основополагающей и возникла ранее других тем свадебных причитаний. И в сохранившихся поздних записях она проходит через все эпизоды свадебного действа:

Л. А. Черная, Антропологический код древнерусской культуры, 2008

Он велел отнести девочку в волчью яму, но слуги, которые несли девочку, пожалели ее из–за ее «доброй улыбки» и отдали ее на воспитание пастухам. Там она выросла, и скоро, как говорится в саге, «не было во всей Ирландии королевской дочери милее, чем она». Но данный эпизод саги, как это ясно видно из краткого его пересказа, представляет собой своеобразную реализацию известного сюжета о прекрасной мачехе, из зависти стремящейся погубить падчерицу, в которой видит свою будущую соперницу. В сюжете, называемом нами условно «Белоснежка», злая мачеха в дальнейшем под видом безобразной колдуньи пытается отравить девушку, избежавшую смерти и выросшую в лесу у гномов. В Разрушении о дальнейшей судьбе Этайн не говорится ничего, но зато, как мы видим, предвестием (или – причиной) гибели сына этой девушки является появление некоей безобразной старухи. Согласно чисто фабульным выкладкам, к моменту нападения на Дом Да Дерга Этайн должно было бы быть не менее шестидесяти, но не более шестидесяти пяти лет. Не она ли и была той старухой, что явилась с опозданием отомстить своей падчерице и добиться гибели сына той девочки, погубить которую в свое время она так и не смогла? Кроме того, вспомним также образ Старухи из Берри – одновременно прекрасной блудницы и старухи, искупающий свои грехи, причем странным образом обе ипостаси сосуществуют в традиции не последовательно, что было бы естественно, а как бы одновременно (см., например, об этом в [O’Crualaoich 1994—5]).

Татьяна Михайлова, Хозяйка судьбы. Образ женщины в традиционной ирландской культуре, 2004

Наряду с тем, что одежда отражала те или иные особенности любого из возможных мест проживания азербайджанцев, она также в какой-то степени характеризовала возраст, семейное и общественное положение лица, носившего данный костюм. К примеру, в одежде молодой девушки и замужней женщины были существенные, заметные даже на глаз, различия. Молодые невесты, как правило, одевались более красиво и богато. А девушки и взрослые женщины меньше пользовались всякого рода украшениями. Что считалось вполне естественным.

Зейнаб Салимова, Гроздья Граната, 2017

В начале девятнадцатого века романтический «культ немощности» уже овладел настроениями масс. По причине Наполеоновских войн в обществе царил упадок, поставки косметики сократились, и это привело к появлению поколения «болезненных» молодых девушек. Их популярность достигла своего пика всего за десять лет до того, как Сиддал начала свою карьеру натурщицы. Для создания «чахоточного» образа бледнолицей красавицы девушки пили уксус, для получения темных кругов под глазами – просиживали ночами над книгами, а нездорового блеска в глазах добивались каплями белладонны[56]. Пить много уксуса рекомендовалось и для снижения веса[57], причем такие советы регулярно повторялись в различных публикациях в течение всего девятнадцатого века.

Лиза Элдридж, Краски. История макияжа, 2015

Иногда после прозвучавшего приглашения в баню происходил обряд расплетания косы. Ленты невеста или дарила незамужним сестрам и подругам, или шесть недель (срок сакральный для души) носила их на левой руке[302]. Это был ритуал оберегания во время лиминального периода, когда с родными духами-покровителями молодая уже простилась (и в бане, и в доме), а родовые покровители мужа еще «присматриваются», еще не приняли ее под свою сень. По верованиям карелов считалось, что жена принята полностью в роду мужа, когда она носила будущего ребенка. У людиков ленту невеста отдавала девушкам, топившим баню. Они сжигали ее, приговаривая: «Гори вольная волюшка»[303].

Л. И. Иванова, Карельская баня: обряды, верования, народная медицина и духи-хозяева, 2016

Брак — общепризнанная и самая распространенная форма спариванья. Насколько эта форма спариванья преобладает над остальными, можно судить по следующему вычислению, сделанному для России по "Военно-статистическому сборнику". В европейской России с 1820 по 1860 год общее число браков равнялось 17 934 580, так что средним числом ежегодно их совершалось за этот период 448 364. С другой стороны, с 1804 по 1844 родилось всего детей обоего пола 67 973 801; по "Воен. – стат. сб." из каждой 1 000 родившихся дожило до 15 лет 548, до 20 – 529, поэтому мы не сделаем ошибки, если для 16 лет возьмем 544. В таком случае за весь период 1820 – [18]60 гг. достигло 16-тилетнего возраста всего 36 976 747 лиц обоего пола, а ежегодно средним числом = 924 418. При отношении женщин к мужчинам как 102,5: 100 мы будем иметь для одних женщин цифру 467 916 ежегодно достигающих 16-ти лет. Такова ежегодная прибыль невест, а убыль их выходом замуж = 448 364, разность 19 552 показывает число девушек, достигших зрелости, ежегодно не находящих себе женихов. Предполагая между ними такую же смертность, как и в остальном женском населении, мы получим для рассматриваемого сорокалетнего периода среднюю цифру девушек чадородного возраста, не нашедших себе законной пары = 435 523. К этому надо прибавить число молодых вдов, и тогда мы будем иметь число женщин, по необходимости выходящих на путь незаконных половых отношений. Уже видна ничтожность влияния незаконных форм спариванья на состав поколений в России; число незаконнорожденных в России = 3,56 % общего числа рождений. Для западноевропейских государств у г. Янсона[37] находим данные об относительной численности не вступивших в брак девушек. Всех таких девушек, старше 20-тилетнего возраста, числится (в процентах в общей численности):

С. Н. Южаков, Органический прогресс в его отношениях к историческому прогрессу, 1890

Святки считались лучшим временем для поднятия девичьей (чаще всего) славутности-лемби. Карелы в качестве синонима к lembi приводят слово oza, то есть счастье, удача. Способы увеличения лемби были самые разнообразные. Например, во время земли Сюндю мать рано утром подметала избу от большого угла на улицу и до последней калитки со двора, приговаривая при этом: «Двери открываю, дорогу очищаю для моей дочки Анны!» Девушка и сама могла позаботиться о лемби. Для этого следовало в полночь сходить за водой, налить в блюдце и поставить у икон, а перед тем как идти на вечеринку, умыться ею. После этог встать на пороге и уверенно сказать: «Я – петух, выше всех! Все куры под лавку!» (ФА 3712).

Л. И. Иванова, Персонажи карельской мифологической прозы. Исследования и тексты быличек, бывальщин, поверий и верований карелов. Часть 1, 2012

Итак, будущий супруг избран, начинается испытательный срок… то есть период ухаживаний. За это время девушка старалась выявить в своем избраннике такие неблагонадежные черты, как неуважение к ней самой и ее семье, недостаток набожности, склонность к мотовству и вульгарным забавам. Молодому человеку следовало обратить внимание на нрав своей избранницы. Было важно, чтобы будущая невеста внимательно относилась к домашним обязанностям, была учтива с родителями и приятна в обращении. Но поскольку инициатива в ухаживаниях исходила от мужчин, подразумевалось, что у них уже сложилось впечатление о девице.

Екатерина Коути, Женщины Викторианской Англии. От идеала до порока, 2013

В то же время в русской литературе все явственнее прорастает романтизм, а вместе с ним и более глубокий интерес к человеческой личности. Все полнее начинает осознаваться индивидуальная ценность человека, в том числе и выходца из низших сословий. Так, в сентименталистской драме Н.И. Ильина «Великодушие, или Рекрутский набор» все действующие лица, за исключением подьячего земского суда, – экономические крестьяне. Молодой крестьянин Ипполит вызывается идти в рекруты вместо своего односельчанина Архипа, чтобы дать тому возможность жениться на любимой девушке. При всей искусственной «чувствительности» сюжета пьеса вызвала оживленную полемику в печати. С одной стороны, автора упрекали в том, что он изобразил людей, «которых состояние есть последнее в обществе», а поэтому дела их «не могут служить нам ни наставлением, ни примером». С другой стороны, как полемически заявлял Н.И. Гнедич, «не стыдно бы нам перенять у сих людей сделать что-нибудь подобное в пользу ближнего»[181].

С. А. Никольский, Русское мировоззрение. Смыслы и ценности российской жизни в отечественной литературе и философии ХVIII – середины XIX столетия, -1

И раз так – вроде бы, все просто, не над чем особенно париться и переживать. В определенном смысле это так и есть: укорененность, уверенность в своей половой принадлежности – большой ресурс. Но, во-первых, отчасти из-за слома традиционных культурных традиций и прочего постмодернизма, отчасти из-за утраты преемственности поколений современные девочки, девушки, женщины как бы отключены от этого ресурса. Во-вторых, уверенность уверенностью, но почему-то все время надо соответствовать каким-то стандартам: 90-60-90, не есть после шести, хотеть платьишко (с оборочками!), быть милой и вежливой, не показывать свой ум, ждать прекрасного принца, мечтать о семье… Особенно сильный натиск стереотипов массовой культуры стал ощущаться в последние лет пятнадцать, когда «гламур» и реклама достигли невиданного размаха.

Марианна Милейко, Ваша девочка – больше тепла, меньше нервов! Как получать удовольствие, воспитывая дочь, 2016

Простое население империи инков относилось к любви и сексу проще и естественнее. Любой мужчина и любая женщина могли вступить в половой контакт по первому своему желанию в любом месте, хоть прилюдно, хоть у себя дома. Секс у инков считался наследием предков, поэтому почитался и был естественным. Понятие сексуального греха в понимании инков заключалось в лишении девушки девственности ради своего плотского удовлетворения. Если мужчина лишал девственности какую-то девушку или женщину, он обязан был в этот же день на ней жениться. В противном случае он мог быть живым закопан в землю. Секс не с девственницей только поощрялся, если даже женщина и была против интимных отношений, хотя такое встречалось крайне редко. Дело в том, что, по мнению инков, секс в любом виде и в любом настроении, по обоюдному согласию или нет, являлся божественным актом и отказываться от него – означает отказываться от божественной милости. Кроме того, у простого населения считалось, что девственность нужно блюсти лет до двенадцати, не старше. Если девушка сохраняла девственность в более старшем возрасте, ее могли или сделать невестой Солнца, или высмеять за то, что ею никто не хочет обладать.

А. М. Эстрин, Будь счастливым. Теория и практика любви и секса. Советы городского шамана, 2011