Связанные понятия
Ослы́шка (иногда также мондегрин, англ. mondegreen) — переосмысление неверно разобранных со слуха слов. В случае, если исходный текст представляет собой известную песню или стихотворение, частая ослышка может приобретать популярность.
Клише́ (от фр. cliché) — речевой оборот, шаблонная фраза, речевой штамп, легко воспроизводимые в определённых условиях и контекстах. Клише образует конструктивную единицу со своей семантикой. Клише являются готовыми речевыми формулами, способствующими облегчению процесса коммуникации и соответствуют психологическим стереотипам.
Означивание («signifyin'» или прост. «signifyin(g)») — одна из форм игры слов в афро-американской культуре, связанная с использованием непрямого высказывания, ведущего к разрыву между означающим и переносным(и) смыслом(ами) слова. Простой пример: оскорбление кого-либо с целью показать своё расположение.
Прямая речь — высказывание, дословно введённое в авторскую речь (говорящего или пишущего). В отличие от косвенной речи, сохраняет индивидуальные и стилистические особенности речи того, чьё высказывание воспроизводится: диалектные черты, повторы, паузы, вводные слова и т. п. Прямая речь вводится без союзов, личных местоимений, глагольные формы обозначают отношение к лицу говорящего, например: «Ты сказал: „Вернусь поздно“». Для сравнения в косвенной речи: «Ты сказал, что вернёшься поздно». Обычно прямая...
Тавтоло́гия (от др.-греч. ταυτολογία: ταυτο — «то же самое» и от λόγος — мысль, причина или речь) — риторическая фигура, представляющая собой необоснованное повторение одних и тех же (или однокоренных) или близких по смыслу слов, например, «масло масляное», «спросить вопрос» и тому подобное.
Упоминания в литературе
Явление омонимии часто используется в стилистических целях, в частности на нём строятся и каламбур (Женщины подобны диссертациям: они нуждаются в защите (по И.Б. Голуб)), и парадокс (Миру нужен мир!). Однако неоправданное употребление омонимов в одном и том же контексте может привести к
двусмысленности речи, ср.: На трибунах находились трибуны. (На трибунах сидели болельщики).
Только в процессе высказывания устанавливается, что, если исходить из контекста, слово «лошадь» (cavallo) относится к той форме содержания, которая противопоставляет его другим животным, а не к той, которая противопоставляет его, в терминологии портных, как ластовицу брюк (cavallo dei pantaloni) – поясу либо отворотам. Если есть два выражения: «Но я просил этот романс в исполнении другого тенора» (Ma io avevo chiesto la romanza di un altro tenore) и «Но я хотел получить иной ответ» (Ma iо volevo una risposta di un altro tenore), то именно благодаря контексту слово tenore утрачивает
двусмысленность , порождая поэтому два высказывания, несущие различный смысл (которые нужно переводить по-разному).
Атрибуты – утверждения Бога, logoi или подлинные божественные имена. Вернемся к тексту, где Спиноза обращается к примеру Израиля, также именуемому как патриарх, но названному Иаковом за то, что схватил за пятку своего брата.[94] По контексту, речь идет о том, чтобы проиллюстрировать мысленное различие, как оно существует между субстанцией и атрибутом: Израиль назван Яковом (Supplantator [Дающий подножку – лат.]) по отношению к своему брату, также как «плоскость» называется «белой» по отношению к смотрящему на нее человеку, также как субстанция называется той или иной отношению к разуму, который «приписывает» ее той или иной сущности. Конечно же, такой пассаж способствовал интеллектуальной или даже идеалистической интерпретации атрибутов. Но философ в определенных обстоятельствах всегда вынужден упрощать свою мысль или формулировать ее частично. Спиноза не преминет подчеркнуть
двусмысленность приводимых им примеров. На самом деле атрибут не является просто способом видения или понимания; его отношение к разуму крайне фундаментально, но истолковывается иначе. И именно потому, что атрибуты сами являются выражениями, они с необходимостью отсылают к разуму как к единственной инстанции, воспринимающей выраженное. Именно потому, что атрибуты развертывают субстанцию, они, сами по себе, соотносятся с разумом, в котором воспроизводятся все развертывания или сами собой объективно «развертываются». Тогда проблема начинает уточняться: атрибуты суть выражения, но как разные выражения сами могут обозначать одну и ту же вещь? Как разные имена сами могут обладать одним и тем же обозначаемым? «Вы, тем не менее, желаете, чтобы я объяснил вам на примере…, каким образом одна и та же вещь может обозначаться (insigniri) двумя разными именами».
Первое, «символическое», направление современного переосмысления научных представлений о социокультурной реальности ясно представлено в трудах М. Кастельса о влиянии информационной эпохи на экономику, общество и культуру. Он пишет: «Таким образом, реальность, так, как она переживается, всегда была виртуальной – она переживалась через символы, которые всегда наделяют практику некоторым значением, отклоняющимся от их строгого семантического определения. Именно эта способность всех форм языка кодировать
двусмысленность и приоткрывать разнообразие интерпретаций и отличает культурные выражения от формального/логического/математического рассуждения. Сложность и даже противоречивость сообщений, исходящих из человеческого мозга, проявляет себя именно через эту многозначность наших дискурсов. Именно диапазон культурных вариаций смысла сообщений позволяет нам взаимодействовать друг с другом во множественности измерений, имплицитных и эксплицитных. Так, когда критики электронных СМИ утверждают, что новая символическая среда не отражает реальность, они подсознательно ссылаются на примитивное до абсурда понятие „некодированного“ реального опыта, который никогда не существовал. Все реальности передаются через символы. И в человеческой, интерактивной коммуникации независимо от средств все символы несколько смещены относительно назначенного им символического значения. В некотором смысле вся реальность воспринимается виртуально» (Кастельс, 2000, с. 351).
Ясно, однако, что, например, произведения, принадлежащие Берио или Штокхаузену, являются «открытыми» в менее метафорическом и куда более осязаемом значении; попросту говоря, это «незаконченные» вещи, которые автор вроде бы вверяет истолкователю, рассматривая их как детали игрового конструктора и словно не интересуясь, чем все это закончится. Подобное истолкование фактов парадоксально и неточно, однако чисто внешняя сторона таких музыкальных экспериментов дает повод к
двусмысленности , хотя и продуктивной, так как озадачивающие, выбивающие из колеи особенности данного эксперимента должны показать нам, почему сегодня художник ощущает потребность работать именно в этом направлении, какой этап исторического развития эстетического чувства он при этом выражает, какие культурные аспекты нашей эпохи ему сопутствуют и как этот эксперимент надо рассматривать в свете теории эстетики.
Связанные понятия (продолжение)
Плеона́зм (от др.-греч. πλεονασμός «излишний, излишество») — оборот речи, в котором происходит дублирование некоторого элемента смысла; наличие нескольких языковых форм, выражающих одно и то же значение, в пределах законченного отрезка речи или текста; а также языковое выражение, в котором имеется подобное дублирование.Термин «плеоназм» пришёл из античной стилистики и грамматики. Античные авторы дают плеоназму различные оценки. Квинтилиан, Донат, Диомед определяют плеоназм как перегруженность речи...
Окказионали́зм (от лат. occasionalis — случайный) — индивидуально-авторский неологизм, созданный поэтом или писателем согласно существующим в языке словообразовательным моделям и использующийся исключительно в условиях данного контекста, как лексическое средство художественной выразительности или языковой игры. Окказионализмы обычно не получают широкого распространения и не входят в словарный состав языка.
Оксю́морон , окси́морон, а также оксюморóн, оксиморóн (др.-греч. ὀξύμωρον, букв. «остроумная глупость», от др.-греч. ὀξύς «острый» + μωρός «глупый») — до кажущейся нелепости заострённое выражение, образное сочетание противоречащих друг другу понятий; остроумное сопоставление противоречивых понятий, парадокс; стилистическая фигура или стилистическая ошибка — сочетание слов с противоположным значением (то есть сочетание несочетаемого).
Э́ллипсис (от др.-греч. ἔλλειψις — недостаток) в лингвистике — намеренный пропуск слов, не существенных для смысла выражения. Используется и как риторическая фигура разговорного стиля.
Разговор — это форма интерактивного, спонтанного общения между двумя или более людьми. Как правило, разговор происходит при речевой коммуникации, в то время как письменный обмен сообщениями обычно разговором не считают. Развитие разговорных навыков и этикета — важная часть социализации. Развитие навыков разговора на иностранном языке — ключевой пункт преподавания и обучения иностранным языкам.
Катахре́за (катахрезис, от др.-греч. κατάχρησις — «злоупотребление») — троп или стилистическая ошибка, неправильное или необычное употребление сочетаний слов с несовместимыми буквальными лексическими значениями.
Полисеми́я (от греч. πολυσημεία — «многозначность») — многозначность, многовариантность, то есть наличие у слова (единицы языка, термина) двух и более значений, исторически обусловленных или взаимосвязанных по смыслу и происхождению.
Каламбу́р (фр. calembour) — литературный приём с использованием в одном контексте разных значений одного слова или...
Ритори́ческий вопро́с — риторическая фигура, представляющая собой вопрос-утверждение, который не требует ответа., если тот не является риторическим.
Языкова́я игра ́ (нем. Sprachspiel) — термин Людвига Витгенштейна, введённый им в «Философских исследованиях» 1945 года для описания языка как системы конвенциональных правил, в которых участвует говорящий. Понятие языковой игры подразумевает плюрализм значений. Концепция языковой игры приходит на смену концепции метаязыка.В отечественном языкознании термин вошёл в широкий научный обиход после публикации одноимённой работы Е. А. Земской, М. В. Китайгородской и Н. Н. Розановой, хотя сами лингвистические...
Троп (от др.-греч. τρόπος «оборот») — риторическая фигура, слово или выражение, используемое в переносном значении с целью усилить образность языка, художественную выразительность речи. Тропы широко используются в литературных произведениях, ораторском искусстве и в повседневной речи.
Эррати́в (от лат. errare в значении «ошибаться») или какогра́фия (от др.-греч. κακός — дурной и γράφω — пишу) — слово или выражение, подвергнутое умышленному искажению носителем языка, владеющим литературной нормой, для придания особого эффекта.
Вульгари́зм (от лат. vulgaris — грубый, простой, из vulgus «народ, народная масса; толпа») — термин традиционной стилистики для обозначения слов или оборотов, применяемых в просторечии, но не допускаемых стилистическим каноном в литературном языке.
Мета́фора (др.-греч. μεταφορά «перенос; переносное значение», от μετά «над» + φορός «несущий») — слово или выражение, употребляемое в переносном значении, в основе которого лежит сравнение неназванного предмета или явления с каким-либо другим на основании их общего признака. Термин принадлежит Аристотелю и связан с его пониманием искусства как подражания жизни. Метафора Аристотеля, в сущности, почти неотличима от гиперболы (преувеличения), от синекдохи, от простого сравнения или олицетворения и уподобления...
Избыточность языка — статистическая величина, обозначающая избыточность информации, содержащейся в тексте на определённом языке.
Речевой акт — отдельный акт речи, в нормальных случаях представляет собой двусторонний процесс порождения текста, охватывающий говорение и протекающие параллельно и одновременно слуховое восприятие и понимание услышанного. При письменном общении речевой акт охватывает соответственно писание и чтение (зрительное восприятие и понимание) написанного, причём участники общения могут быть отдалены друг от друга во времени и пространстве. Речевой акт есть проявление речевой деятельности.
Фра́за — самая крупная фонетическая единица; отрезок речи с законченной интонацией. Может являться синонимом «предложения», в других случаях предложением называют грамматическую единицу, в отличие от фонетической.
Интерпретация (лат. interpretatio — толкование, объяснение) — истолкование текста с целью понимания его смысла.
Вульга́рность — грубость, пошлость, непристойность, отсутствие вкуса у человека . Иногда используется как антоним понятия «красота».
Паро́нимы (от др.-греч. παρα- — приставка со значением смежности + ὄνυμα — «имя») — это слова, сходные по звучанию и морфемному составу, но различающиеся лексическим значением. Также возможно ошибочное употребление одного из них вместо другого. Например, адресат — адресант. По аналогии с ложными друзьями переводчика паронимы иногда называются ложными братьями.
Навязчивая мелодия (earworm или brainworm), — легко запоминающееся музыкальное произведение, которое постоянно повторяется в голове, как только оно перестаёт играть. Обычно описывается как непроизвольное повторение музыкальных образов. Слово earworm — это калька от немецкого Ohrwurm. Самое раннее известные использование — в новелле Десмонда Бэгли 1978 года «Свободные» (Flyaway).
Сравне́ние — троп, в котором происходит уподобление одного предмета или явления другому по какому - либо общему для них признаку. Цель сравнения — выявить в объекте сравнения новые, важные, преимущественные для субъекта высказывания свойства.
Скороговорка — короткая, синтаксически правильная фраза на любом языке с искусственно усложнённой артикуляцией. Скороговорки содержат близкие по звучанию, но различные фонемы (например, c и ш) и сложные для произношения сочетания фонем. Зачастую содержат аллитерации и рифмы. Используются для тренировки дикции и произношения.
Фигуры речи служат для передачи настроения или усиления эффекта от фразы, что повсеместно используется в художественных целях как в поэзии, так и в прозе.
Чу́вство ю́мора — психологическая особенность человека, заключающаяся в подмечании противоречий в окружающем мире и оценке их с комической точки зрения. Отсутствие чувства юмора может выступать объектом иронии со стороны социального большинства и нарекаться фанатизмом.
Омофо́ны (греч. ὁμός «одинаковый» + φωνή «звук»), фонети́ческая двусмысленность в языкознании — слова, которые звучат одинаково, но пишутся по-разному и имеют разное значение.
Конте́кст (от лат. contextus — «соединение», «связь») — законченный отрывок письменной или устной речи (текста), общий смысл которого позволяет уточнить значение входящих в него отдельных слов, предложений, и т. п. Контекстуальность (обусловленность контекстом) — это условие осмысленного употребления той или иной конкретной языковой единицы в речи (письменной или устной), с учётом её языкового окружения и ситуации речевого общения.
Коннота́ция (позднелатинское connotatio, от лат. con — вместе и noto — отмечаю, обозначаю) — сопутствующее значение языковой единицы.
Высказывание — речевое произведение, созданное в ходе конкретного речевого акта. Рассматривается в контексте этого речевого акта как часть дискурса (текста).
Максимализм (от лат. «величайший») — впадение в крайность при требовании чего-то чрезмерного. Точка зрения, согласно которой человек признает только что-то конкретное, крайнее, чрезмерное.
Позёр (фр. poseur) — человек, который «ведет себя притворно или позирует для определённой цели», который «использует особое поведение, имидж или манипуляции, чтобы произвести впечатление на других», а также с целью стать частью определённого сообщества или субкультуры. Позёр может быть «человеком, который претендует на определённый статус, к которому он не относится» или «неискренним человеком». В английском и французском используется также термин «poseuse» («позёрша», «позёрка»), женская форма...
Ана́фора (от греч. ἀναφέρειν — относить назад, возводить к чему-либо, возвращать) — лингвистическое явление, зависимость интерпретации некоторого выражения от другого выражения, обычно ранее встречавшегося в тексте. Это определяющее выражение называется антецедент (если оно появляется до анафорического выражения) или постцедент (если появляется после).
Перифра́з , также перифра́за (от др.-греч. περίφρασις «описательное выражение; иносказание»: περί «вокруг, около» + φράσις «высказывание») — непрямое, описательное обозначение объекта на основе выделения какого-либо его качества, признака, особенностей, например, «голубая планета» вместо «Земля», «однорукий бандит» вместо «игральный автомат» и т. п.
Фразеологи́зм (фразеологическая единица, идиома) — свойственное определённому языку устойчивое словосочетание, смысл которого не определяется значением отдельно взятых слов.
Конгруэ́нтность (лат. congruens, -ntis — соразмерный, соответствующий, согласованность слов и жестов, непротиворечащих друг другу) в широком смысле — равенство, адекватность друг другу различных экземпляров чего-либо (обычно — содержания, выраженного в различных формах, представлениях) или согласованность элементов системы между собой.
Анто́нимы (др.-греч. ἀντι- приставка со значением противоположности + ὄνυμα — «имя») — это слова одной части речи, различные по звучанию и написанию, имеющие прямо противоположные лексические значения, например: «правда» — «ложь», «добрый» — «злой», «говорить» — «молчать».
Сино́нимы (от др.-греч. σύν «вместе» + ὄνυμα — «имя») — слова одной части речи с полным или частичным совпадением значения. Служат для повышения выразительности речи, позволяют избегать её однообразия. Примеры синонимов: кавалерия — конница, смелый — храбрый, идти — шагать.
Афроамериканский английский (чёрный английский, блэк-инглиш) (в англоязычной среде известен под следующими наименованиями: African-American Vernacular English (AAVE), Afro-American English, Black English, American Black English, Black English Vernacular (BEV), Ebonics (англ. ebony и англ. phonics))) — особая разновидность английского языка, объединяющая признаки диалекта и социолекта. Является разговорным, а в некоторых случаях — и литературным языком афроамериканцев.
Коми́ческое (от др.-греч. κωμῳδία, лат. comoedia) — философская категория, обозначающая культурно оформленное, социально и эстетически значимое смешное. В эстетике комическое считается логическим коррелятом трагического.
Сарка́зм (греч. σαρκασμός, от σαρκάζω, буквально «разрывать плоть») — один из видов сатирического изобличения, язвительная насмешка, высшая степень иронии, основанная не только на усиленном контрасте подразумеваемого и выражаемого, но и на немедленном намеренном обнажении подразумеваемого.
Романтическая любовь — это выразительное и приятное чувство эмоционального влечения к другому человеку, часто ассоциирующееся с сексуальным влечением. Это скорее эрос, чем агапэ, филия или сторге.
Саморефере́нция (самоотносимость) — явление, которое возникает в системах высказываний в тех случаях, когда некое понятие ссылается само на себя. Иначе говоря, если какое-либо выражение является одновременно самой функцией и аргументом этой функции.
Многото́чие (…) — знак препинания в виде нескольких (в русском языке трёх) поставленных рядом точек. Служит для обозначения прерванности речи, незаконченности высказывания или пропуска в тексте.
Анжамбема́н , или анжамбма́н (фр. enjambement, от фр. enjamber «перешагивать», «перепрыгивать»), также просто перенос в стихосложении — один из эффектов расхождения между синтаксическим и ритмическим строением стихотворного текста: несовпадение границы стихотворных строк с границей между синтагмами.
Упоминания в литературе (продолжение)
Чтобы избежать
двусмысленности и враждебности в общении, необходимо также грамотно и уместно использовать эвфемизмы (греч. eu – «хорошо» + phemi – «говорю») – более мягкие слова и выражения вместо грубых или непристойных.
Базовая «
двусмысленность » опыта нередко описывалась через различение его ипостасей, например (в немецкой традиции): Erlebnis – конкретное, субъективное, индивидуальное переживание, и Erfahrung – опыт абстрактный, объективный, подчиненный форме и стабилизированный формой. Различие между ними трактовалось в одних случаях как трагический разрыв, в других – как необходимая взаимодополнительность. В частности, Г. Гадамер предлагал различать негативную и позитивную стороны опыта, или, иначе, опыт как процесс и опыт как результат, или, еще иначе, опыт индивидуальный и опыт коллективный – их взаимодействие, собственно, и образует динамику развития культуры: «Мы говорим, во-первых, о таком опыте, который соответствует нашим ожиданиям и подтверждает их; во-вторых же, мы пользуемся выражением „убедиться в чем-либо на собственном опыте“. Этот „собственный опыт“ всегда негативен. Если мы убеждаемся в чем-либо на собственном опыте, то это значит, что ранее мы видели это „что-либо“ в ложном свете, теперь же лучше знаем, как обстоят дела. Негативность опыта имеет, следовательно, своеобразный продуктивный смысл. Мы не просто преодолеваем заблуждение и направляем наше знание, но речь идет о приобретении нового знания, которое может иметь далеко идущие последствия»[54].
Другая проблема, связанная с «остранением», заключается в том, что не существует такой манеры письма, которая не могла бы, при достаточной изобретательности, быть прочитана как «остраненная». Если говорить о прозе, подойдет иногда встречаемое в лондонском метро объявление: «На эскалаторе возьмите собаку на руки» («Dogs must be carried on the escalator»). Возможно, оно не столь точно, как кажется на первый взгляд: значит ли оно, что вы должны взять на эскалатор собаку? Пустят ли вас на эскалатор, если вы не сможете найти беспризорную дворнягу, чтобы сжимать ее в руках, поднимаясь наверх? Многие очевидно прямые предупреждения могут вызвать неясность в понимании, как, например, «Не класть в корзину» или британский дорожный знак «Выезд» для калифорнийца[28]. Но даже если мы оставим в стороне проблему
двусмысленности , очевидно, что объявление в метро может быть прочитано как литературный текст. Кто-то может увлечься внезапным грозным стаккато первых тяжеловесных односложных слов («Dogs must be»), следить за изменениями в своем сознании, когда оно доходит до двусмысленного «возьмите» и пронзается мыслями о помощи увечным псам, и, возможно, даже обнаружить, что сами ритм и интонация слова «эскалатор» подражают вращению, движению вверх и вниз. Все это может казаться весьма бесплодным занятием, но оно не более бесплодно, чем стремление услышать звук нанесенного удара и свист рапир в каком-нибудь поэтическом описании дуэли. Во всяком случае, этот пример имеет то преимущество, что он предполагает: вопрос о «литературе» – это не только вопрос о том, что слова делают с людьми, но и о том, что люди делают со словами.
Известно, что первым значительным достижением, выходящим за пределы лапласовского детерминизма, стало эволюционное учение Дарвина (1809–1882). Открытый Дарвином принцип дивергенции (расхождения признаков у потомков общего предка) практически калькируется в синергетике термином «версификация» (ветвление), но уже в качестве индикатора «принципиально нелинейных процессов»[153]. Очевидно, что «Теория происхождения видов путем естественного отбора», опубликованная в 1859 г., не могла быть создана без вероятностных представлений, учета роли случайности, но ее невозможно представить и в русле индетерминизма. Индетерминизм (буквально – неопределенность) означает гипостазирование случайности, отрицания объективных связей между явлениями, представление о мире как царстве сплошной неупорядоченности, хаоса. В свете идей современной информатики становится более понятной
двусмысленность термина «неопределенность». При принятии человеком решений, требующих выбора, ситуация неопределенности может возникать как из-за отсутствия (неполноты) информации, так и из-за избытка, перегруженности сведениями.
Любопытно, между прочим, что лишь одно из вышеприведенных словосочетаний оказалось зафиксированным не только в специально-терминологической лексикографии, но также и в толковых словарях русского языка. Например: «игра слов – ‘остро́та или шутка, основанная на однозвучности или
двусмысленности речений’» [Даль 1955, II: 7]; «игра слов – ‘остроумная шутка, основанная на употреблении одного слова вместо другого или на подмене одного значения другим значением того же слова; каламбур’» [МАС2 II: 628]. Видимо, это предпочтение не случайно: и в обыденном (нелингвистическом) сознании именно слово выступает как важнейший элемент языка.
Понимая необычность некоторых моих утверждений, я хотел бы специально подчеркнуть, чтобы не возникало какой-то
двусмысленности , что понятием художественной символизации я обозначаю (и настаиваю на адекватности этого обозначения) весь сложный многоуровневый и многомерный процесс особого (художественного) освоения человеком метафизической реальности, который включает в свое поле не только сам акт художественного творчества (символизации в узком смысле – создание произведения искусства как своеобразного символа вне его находящейся реальности), но и процесс эстетического восприятия как уникальной личностной актуализации символа, вне которой он собственно и не существует. И художественный символ, что я неоднократно показывал в моих работах и письмах и повторю это и здесь, и сама символизация находят свое завершение, полную реализацию только и исключительно в акте конкретного эстетического восприятия произведения искусства, поэтому в сфере эстетического дискурса под символизацией имеет смысл понимать весь сложный процесс творчества-восприятия от метафизической реальности до контакта реципиента с Универсумом через посредство произведения искусства.
Рассматривая
двусмысленности в искусстве С. Дали, Дж. Арчимбольдо, анаморфозы Г. Гольбейна, Ж. Лакан утверждает, что они расширяют понятие видения. Геометризм и «геометральная оптика» не исчерпывают, по мнению Лакана, опыт видения. Геометрия, скорее, относится к конструкции, постигаемой мгновенно и отстраненно. Подлинное зрение бессознательно вовлекает, интенсивный художественный образ является «ловушкой для взгляда».
В этой главе нас будет занимать тот аспект исследований культуры-и-личности, который породил гору литературы в этой области. Для многих, конечно, этот аспект есть собственно культура-и-личность. Однако в силу ряда понятийных
двусмысленностей , приведших к бесплодным дискуссиям и тавтологиям, исследования культуры-и-личности зашли в этой сфере в своего рода тупик. Мы попытаемся отчасти расчистить эти завалы.
Так, по К. Леви-Стросу, для возникновения магической ситуации необходима вера: шамана – в свои колдовские возможности, его «клиента» – в силу колдовского воздействия и общества – в действенность магической традиции. Однако, говоря о возникновении магической ситуации, и леви-Строс, и другие авторы разговор о «настоящих чудесах», которые де могут при этом твориться, уводят в область невнятных полуметафор и стыдливой
двусмысленности . С одной стороны, они не желают игнорировать очевидное, с другой – панически боятся хотя бы в малой степени заслужить упрёки в иррационализме.