Цитаты со словом «жестокость»
Жестокость бесчувственного человека есть антипод сострадания;
жестокость чувствительного — более высокая потенция сострадания.
Есть много жестоких людей, которые лишь чересчур трусливы для
жестокости.
Государь, если он желает удержать в повиновении подданных, не должен считаться с обвинениями в
жестокости.
Жестокость законов препятствует их соблюдению.
Трусость — мать
жестокости.
Совместимость
жестокости с чистой совестью — предел мечтаний для моралистов. Поэтому-то они и выдумали ад.
Сочетание
жестокости с чистой совестью — предел мечтаний моралистов. Вот почему они придумали ад.
Страх — главный источник предубеждений и один из главных источников
жестокости.
Сознательная
жестокость доставляет наслаждение моралистам. Вот почему они придумали Ад.
Я отрицаю сколько-нибудь существенное устрашающее действие смертной казни на потенциальных преступников. Я уверен в обратном —
жестокость порождает
жестокость.
Жестокость не может быть спутницей доблести.
Не жди, пока вода подойдет к горлу, уходи заранее; зрелым размышлением предотвращай
жестокость ударов.
Если приходится выбирать между неправдой и грубостью, выбери грубость; но, если приходится выбирать между неправдой и
жестокостью, выбери неправду.
«…гении таковы: в крови их помимо лейкоцитов, эритроцитов и тромбоцитов живут капли желчи, тщеславия и
жестокости», — роман «Дождь»
Препятствование самоубийству. Существует право, по которому мы можем отнять у человека жизнь, но нет права, по которому мы могли бы отнять у него смерть; это есть только
жестокость.
Жестокость характерна для законов, продиктованных трусостью, ибо трусость может быть энергична, только будучи жестокой. Частный интерес всегда труслив, ибо для него сердцем, душой является внешняя вещь, которая всегда может быть отнята или повреждена.
Те, у кого одинаково злая воля, каково бы ни было различие в их положении, таят в себе одинаковую
жестокость, бесчестность, грабительские наклонности, и все это в каждом из них тем отвратительнее, чем он трусливее, чем увереннее в себе и чем ловчее умеет прикрываться законами.
Русский народ, этот сторукий исполин, скорее перенесёт
жестокость и надменность своего повелителя, чем слабость его; он желает быть наказываем — по справедливости, он согласен служить — но хочет гордиться рабством, хочет поднимать голову, чтобы смотреть на своего господина, и простит в нем скорее излишество пороков, чем недостаток добродетелей.
Гомосексуальность, несомненно, не преимущество, но в ней нет и ничего постыдного, это не порок и не унижение; нельзя считать ее и болезнью; мы считаем ее разновидностью сексуальной функции, вызванной известной приостановкой сексуального развития. Многие лица древних и новых времен, достойные высокого уважения, были гомосексуалами, среди них — ряд величайших людей… Преследование гомосексуальности как преступления — большая несправедливость и к тому же
жестокость.
Но у тех, которые живут во зле, мира нет. Правда, бывает у них после удачи в делах нечто походящее на отдых, спокойствие и удовольствие, но это одно внешнее, в котором нет нисколько внутреннего мира, потому что внутренность их горит враждой, ненавистью, местью,
жестокостью и многими другими злыми страстями, которым предастся дух их, доходя даже до неистовства, если кто им не потакает или не обуздывает их страхом. Таким образом, удовольствие этих людей состоит в безумии, тогда как у живущих в благе оно состоит в мудрости; между теми и другими та же разница, что между адом и небесами. (HH 290)
Земля — очень маленькая сцена на необъятной космической арене. Вспомните о реках крови, пролитых всеми полководцами и императорами, чтобы, в лучах славы и триумфа, ненадолго стать хозяевами части этой песчинки. Вспомните о бесконечных
жестокостях, совершаемых обитателями одного уголка этой точки над едва отличимыми от них обитателями другого уголка. О том, как часты их разногласия, о том, как жаждут они убивать друг друга, о том, как горяча их ненависть.
Усилившееся тщеславие рождает гордость. Гордость есть крайняя самоуверенность, с отвержением всего, что не мое, источник гнева,
жестокости и злобы, отказ от Божией помощи, «демонская твердыня». Она — «медная стена» между нами и Богом (Авва Пимен); она — вражда к Богу, начало всякого греха, она — во всяком грехе.
Женщины: мне нравятся цвета их одежды; то, как они ходят;
жестокость в некоторых лицах; время от времени чистая красота в каком-нибудь лице, абсолютно и завораживающе женском. Они смогут с нами это делать: они гораздо лучше составляют планы и лучше организованы. Пока мужчины смотрят профессиональный футбол, или пьют пиво, или шастают по кегельбанам, они, женщины эти, думают о нас, сосредотачиваются, изучают, решают — принять нас, выкинуть, обменять, убить или просто-напросто бросить. В конечном итоге, едва ли это имеет значение; чтобы они ни сделали, мы кончаем одиночеством и безумием.
Библия представляет собой свод законов для выработки групповой морали с готовыми инструкциями для геноцида, порабощения соседних групп и мировой гегемонии. Но Библия не является злом только по причине ставящихся задач или даже только из-за прославления убийства,
жестокости и насилия. Многие древние тексты повинны в том же — «Илиада», исландские саги, мифы древней Сирии, надписи древних индейцев майя и другие. Однако нам не пытаются продать «Илиаду» в качестве канона нравственности. В этом-то и проблема. Библию продают и покупают как руководство, по которому люди должны жить. И это, несомненно, главный мировой бестселлер всех времён. Но старания сделать Библию универсальным пособием по нравственности невозможны, потому что устно передаваемых мифов может поворачивается на 180 градусов через ряд поколений...
Но с другой стороны, мало ли человеческое зло по сравнению со звериным? Может, оно ещё и больше? Тигры едят людей, а люди едят коров и лошадей, так что с точки зрения коров и лошадей люди ничем не отличаются от тигров. Вообще человеческая
жестокость сродни тигриной, если не значительно хуже. Тигры ведь едят людей, но не своих собратьев-тигров, а люди наиболее жестоки как раз к себе подобным.
Похожие цитаты:
Наиболее проклятая, злая, варварская, жестокая, неестественная, несправедливая и дьявольская.
Глупость — ещё более опасный враг добра, чем злоба. («Сопротивление и покорность»)
У большинства людей любовь к справедливости — это просто боязнь подвергнуться несправедливости.
Эгоизм — это единственный грех, подлость — единственный порок, ненависть — единственное преступление. Все остальное легко обращается в добро, но эти упрямо сопротивляются божественному.
Главная страсть цивилизованного человечества — высокомерие.
Настоящее насилие — это бойня, происходящая во Вьетнаме (в ответ на обвинения в «восхвалении насилия» в фильмах с участием Брюса Ли)
Нетерпимость есть признак бессилия.
Всякое насилие, все мрачное и отталкивающее свидетельствует не о силе, а об ее отсутствии.
Преступления властителей нельзя вменять в вину тем, над кем они властвуют; правительства подчас бывают бандитами, народы же никогда.
Эгоизм — отвратительный порок, которого никто не лишён и которого никто не желает простить другому.
Люди не умеют быть ни достойно преступными, ни совершенно хорошими: злодейство обладает известным величием или является в какой-то мере проявлением широты души, до которой они не в состоянии подняться.
Трусость почти всегда вознаграждается, храбрость же - добродетель, которая чаще всего наказывается смертью.
Невежество и мракобесие никогда не создавали ничего, кроме толп рабов для тирании.
Невежественное мужество на войне все же лучше просвещённой трусости.
Из всех видов деспотизма самый страшный — деспотизм верования и системы. Большинство людей - рабы моды и нелепых обычаев.
Тщеславие заставляет совершать столько же преступлений, сколько и злоба.
Женщина прощает презрение, грубость, ненависть. Она не прощает иронии.
Умеренность — это боязнь зависти или презрения, которые становятся уделом всякого, кто ослеплён своим счастьем; это суетное хвастовство мощью ума.
Не самые дурные те вещи, которых мы больше всего стыдимся: не одно только коварство скрывается под маской — в хитрости бывает так много доброты.
Умеренность. — Избегать крайностей; сдерживать, насколько ты считаешь это уместным, чувство обиды от несправедливостей.
Сверхъестественная жалкость людей и невозможность не быть с ними жестоким. Иначе задушат, не по злобе, а так, как сорняк душит злаки.
«необузданность горцев останется только в рассказах о прошедшем»
Чувство ревности часто оказывается лишь стремлением к безграничной власти над действиями и поступками другого.
Искусство лицемерия тоже требует жертв.
Суеверие опасно, допускать его существование — в этом даже есть известная трусость. Относиться к нему терпимо — не значит ли это навсегда примириться с невежеством, возродить мрак средневековья? Суеверие ослабляет, оглупляет.
Невежество убивает народы.
Душа или покоряется природным склонностям, или борется с ними, или побеждает их. От этого — злодей, толпа и люди высокой добродетели.
Когда добродетель исчезает, честолюбие захватывает всех способных к нему, а жадность — всех без исключения...
Цивилизованная дикость — самая худшая из всех дикостей.
Жестокое обращение с животными есть только первый опыт для такого же обращения с людьми.
Личный эгоизм — это родный отец подлости.
Тщеславие, эта нестерпимая, мучительная жажда успеха, — есть великая пытка для ума и состоит из зависти, гордости и алчности.
Если ты будешь жестоким по отношению к порокам, то окажешь благодеяние по отношению к человеку.
Судьба для тирана — оправдание злодейства, для глупца — оправдание неудачи.
Когда тщетна мягкость, тогда насилие законно.
Сострадание к животным так тесно связано с добротой характера, что можно с уверенностью утверждать: кто жесток с животными, тот не может быть добрым человеком.
Ничто так не ускоряет старости, как неумеренные попойки, необузданная любовь и не знающая меры похотливость.