Неточные совпадения
Я хотел было напомнить
детскую басню о лгуне; но как я солгал первый, то мораль была мне не к лицу. Однако ж
пора было вернуться к деревне. Мы шли
с час все прямо, и хотя шли в тени леса, все в белом
с ног до головы и легком платье, но было жарко. На обратном пути встретили несколько малайцев, мужчин и женщин. Вдруг до нас донеслись знакомые голоса. Мы взяли направо в лес, прямо на голоса, и вышли на широкую поляну.
Ляховский
с каким-то
детским всхлипыванием припал своим лицом к руке доктора и в
порыве признательности покрыл ее поцелуями; из его глаз слезы так и сыпались, но это были счастливые слезы.
С тех
пор как Lise взяла у вас назад свое обещание, — свое
детское обещание, Алексей Федорович, — выйти за вас замуж, то вы, конечно, поняли, что все это была лишь
детская игривая фантазия больной девочки, долго просидевшей в креслах, — слава Богу, она теперь уже ходит.
В
детскую душу, как зловещая зарница из-за тучи,
порой заглядывала непонятная тревога, которая, впрочем, быстро исчезала
с впечатлениями ближайшего яркого дня…
Дядя Максим был очень встревожен этим случаем.
С некоторых
пор он стал выписывать книги по физиологии, психологии и педагогике и
с обычною своей энергией занялся изучением всего, что дает наука по отношению к таинственному росту и развитию
детской души.
У нас поднялась страшная возня от частого вытаскиванья рыбы и закидыванья удочек, от моих восклицаний и Евсеичевых наставлений и удерживанья моих
детских порывов, а потому отец, сказав: «Нет, здесь
с вами ничего не выудишь хорошего», — сел в лодку, взял свою большую удочку, отъехал от нас несколько десятков сажен подальше, опустил на дно веревку
с камнем, привязанную к лодке, и стал удить.
«
Детская библиотека», сочинение г. Камне, переведенная
с немецкого А.
С. Шишковым, особенно
детские песни, которые скоро выучил я наизусть, привели меня в восхищение [Александр Семеныч Шишков, без сомнения, оказал великую услугу переводом этой книжки, которая, несмотря на устарелость языка и нравоучительных приемов, до сих
пор остается лучшею
детскою книгою.
От этого человека всегда веяло неизбывной тоской; все в доме не любили его, ругали лентяем, называли полоумным. Матвею он тоже не нравился —
с ним было всегда скучно,
порою жутко, а иногда его измятые слова будили в
детской душе нелюдимое чувство, надолго загонявшее мальчика куда-нибудь в угол, где он, сидя одиноко целыми часами, сумрачно оглядывал двор и дом.
— Ну, как вам сказать, операция самая неприятная, потому что тут и
детский плач, и женский вой, и тяжелые мужичьи вздохи… одним словом, все, что описано у Беранже: «вставай, брат, —
пора, подать в деревне сбирают
с утра»…
Со вдовством бабушки отношения их
с Ольгой Федотовной сделались еще короче, так как
с этих
пор бабушка все свое время проводила безвыездно дома. Ольга Федотовна имела светлую и уютную комнату между спальнею княгини Варвары Никаноровны и
детскою, двери между которыми всегда, и днем и ночью, были открыты, так что бабушка, сидя за рабочим столиком в своей спальне, могла видеть и слышать все, что делается в
детской, и свободно переговариваться
с Ольгой Федотовной.
— Я непременно хотела быть у вас, — заговорила она своим
детским голосом и крепко пожимая и потрясая своей маленькой ручкой могучую руку Бегушева. — Папа тоже непременно хотел ехать со мною, но сегодня
с утра еще куда-то ушел и до сих
пор нет. Я думаю: «Бог
с ним», — и поехала одна.
Мать моя постоянно была чем-то озабочена и даже иногда расстроена; она несколько менее занималась мною, и я, более преданный спокойному размышлению, потрясенный в моей
детской беспечности жизнью в гимназии, не забывший новых впечатлений и по возвращении к деревенской жизни, — я уже не находил в себе прежней беззаботности, прежнего увлечения в своих охотах и
с большим вниманием стал вглядываться во все меня окружающее, стал понимать кое-что, до тех
пор не замечаемое мною… и не так светлы и радостны показались мне некоторые предметы.
Ни веселого хохота, ни
детских игр не знала
с этих
пор Маня; все те, небольшие конечно, удовольствия, которые доставляла ей мать, она принимала
с благодарностию, но они ее вовсе не занимали.
— Дай бог тебе счастье, если ты веришь им обоим! — отвечала она, и рука ее играла густыми кудрями беспечного юноши; а их лодка скользила неприметно вдоль по реке, оставляя белый змеистый след за собою между темными волнами; весла, будто крылья черной птицы, махали по обеим сторонам их лодки; они оба сидели рядом, и по веслу было в руке каждого; студеная влага
с легким шумом всплескивала,
порою озаряясь фосфорическим блеском; и потом уступала, оставляя быстрые круги, которые постепенно исчезали в темноте; — на западе была еще красная черта, граница дня и ночи; зарница, как алмаз, отделялась на синем своде, и свежая роса уж падала на опустелый берег <Суры>; — мирные плаватели, посреди усыпленной природы, не думая о будущем, шутили меж собою; иногда Юрий каким-нибудь движением заставлял колебаться лодку, чтоб рассердить, испугать свою подругу; но она умела отомстить за это невинное коварство; неприметно гребла в противную сторону, так что все его усилия делались тщетны, и челнок останавливался, вертелся… смех, ласки,
детские опасения, всё так отзывалось чистотой души, что если б демон захотел искушать их, то не выбрал бы эту минуту...
Нежное и восприимчивое дитя, дойдя путем своих размышлений до такого решения, нашло в своем
детском сердце для людей, создавших такое положение другим людям, место непримиримой вражде, и
с тех
пор в ребенке росли все необходимые задатки для того, чтобы из него под известными влияниями со временем мог создаться настоящий, искренний и ревностный демократ и социалист.
Что до меня, то мне наша
детская дружба
с нашими бывшими крепостными до сих
пор составляет самое приятное и самое теплое воспоминание.
Я и отпросился у маменьки к Николе, чтобы душу свою исцелить, а остальное все стало, как сваха Терентьевна сказывала. Подружился я
с девицей Аленушкой, и позабыл я про все про истории; и как я на ней женился и пошел у нас в доме
детский дух, так и маменька успокоилась, а я и о сю
пору живу и все говорю: благословен еси, Господи!
Узнать ты должен, наконец,
Кто ты! — доселе содержал я
Тебя почти совсем как бы родного.
Но
с этих
пор переменилось всё!
Я повторю тебе, как ты попал сюда:
С слугой однажды шел я из Бургоса
(Тогда еще я только что женился),
Уж смерклось, и сырой туман покрыл
Вершины гор. — Иду через кладбище,
Среди которого стояла церковь
Забытая,
с худыми окнами.
Мы слышим
детский плач — и на крыльце
Находим бедного ребенка — то был ты;
Я взял тебя, принес домой — и воспитал.
Но дочь так долго и недавно была еще далека от матери, что, несмотря на
порывы горячей любви и нежного участия со стороны матери, принимаемые
с восторженной благодарностию, не могла предаться свободно искреннему, полному излиянию своей
детской привязанности.
Матушка мало умела писать; лучше всего она внушала: «Береги жену — время тяготно», а отец
с дядею
с этих
пор пошли жарить про Никиту. Дядя даже прислал серебряный ковшик, из чего Никиту поить. А отец все будто сны видит, как к нему в сад вскочил от немецкой коровки русский теленочек, а он его будто поманил: тпрюси-тпрюси, — а теленочек ему
детским языком отвечает: «я не тпруси-тпруси, а я Никитушка, свет Иванович по изотчеству, Сипачев по прозванию».
Когда отец
с матерью вернулись, они не знали, как благодарить Анну Трофимовну, дали ей вольную, но она не взяла и до старости жила и умерла у нас. А меня шутя звали
с тех
пор: Пугачева невеста. А гривенник тот, что мне дал Пугачев, я до сих
пор храню; и как взгляну на него, вспоминаю свои
детские годы и добрую Анну Трофимовну.
А между тем такое ласковое участие
с ее стороны много прочнее и скорее проложит ей путь к
детским сердцам, поможет запастись
детским доверием в трудном деле воспитания сорока девочек и даст ей самой больше спокойствия, пожалуй. Да-да, она была глубоко не права
порою. Строгость никогда не вредна. Она необходима… Но ее суровость, ее грубость
с детьми, разве они имели что-либо общее со строгостью?!
Рядом
с этим же кабинетиком, служившим в одно и то же время и спальней Иосафу Платоновичу, была
детская, далее столовая и за ней будуар Алины, из которого была проделана дверь, о существовании которой Висленев не подозревал до тех
пор, пока не стал доискиваться: куда исчезает из дома его жена, не выходя дверьми, а улетая инуде.
— Я этого не думаю. Конечно,
с уверенностью трудно еще сказать, тем более, что до сих
пор все ваши рассказы взяты из одной сферы —
детской жизни. Но, основываясь на этих рассказах, я все-таки думаю, что вы ошибаетесь.
Этот портрет был залог не столько страстной любви, как светлой
детской дружбы и целомудренных обетов; но когда розовая Аня сделалась женой полковника и тот стал ревновать ее к кузену, — Саша почувствовал себя в томленьях Дон-Карлоса. Он довел эти муки до помрачающих терзаний и… в эту-то
пору подвернулся случай
с деньгами и
с обыском, к которому, как на грех, подошел полковник.
Оба
с детскою душою, оба
с порывами к добру и непонятным влечением друг к другу, они связались какою-то непонятною цепью, которую разорвать могла только судьба.
Сначала дичившаяся его, Талечка
с течением времени привыкла к нему, стала разговорчивее и откровеннее, но в ее
детских глазках он никогда не мог прочесть ни малейшего смущения даже в ответ на бросаемые им
порой страстные, красноречивые взгляды — ясно было, что ему ни на мгновение не удалось нарушить сердечный покой молодой девушки, не удалось произвести ни малейшей зыби на зеркальной поверхности ее души.
Фрейлина Якобина Менгден была высокая, стройная девушка
с пышно, по моде того времени, причесанными белокурыми волосами, окаймлявшими красивое и выразительное лицо
с правильными чертами; нежный румянец на матовой белой коже придавал этому лицу какое-то
детское и несколько кукольное выражение, но синие глаза, загоравшиеся
порой мимолетным огоньком, а
порой заволакивавшиеся дымкой грусти, и чуть заметные складочки у висков говорили иное.
Помню только,
с тех
пор как себя помню, высокий берег Москвы-реки, светлые излучины ее, обширные луга
с высокою травою, в которой запутывались мои
детские ноги, озера,
с небом своим оправленные в зелень этих лугов, на возвышении старинные хоромы
с теремками, поросшими мохом, плодовитый сад и в нем ключ.
Ему, дескать, хоть и четырнадцать годков —
детская пора! к тому ж он такой разумник, такой смиренник, — однако ж Андрюша постриг по милости великого князя Ивана Васильевича; а
с именем пострига вертится у каждого в голове: коли он на войну готов, так не дитя!
И был один поразительный факт, достойный глубочайших размышлений: если
с вечера он втыкал палку где-нибудь в саду, то наутро она оказывалась там же; и спрятанные в ящике, в сарае бабки оставались такими же, хотя
с тех
пор было темно и он уходил к себе в
детскую.
— Ах, как хорошо, отлично! — приговаривала она ко всему. Ростов почувствовал, как под влиянием жарких лучей любви, в первый раз через полтора года, на душе его и на лице распускалась та
детская улыбка, которою он ни разу не улыбался
с тех
пор, как выехал из дома.
С этой
поры дитя и собака были неразлучны целые годы; но зато
с этой же
поры, как Кинжалка совсем определил себя в
детские няньки, в его прямых собачьих обязанностях начались очень сильные упущения. Пизонский, некогда совершенно спокойный за этим псом, теперь уже сам беспрестанно сгонял то гусей, то уток, то свиней, которые вплавь достигали бакши и производили на ней самые варварские опустошения.