Неточные совпадения
Городничий. Вот когда зарезал, так зарезал! Убит, убит,
совсем убит!
Ничего не вижу. Вижу какие-то свиные рыла вместо лиц, а больше
ничего… Воротить, воротить его! (Машет рукою.)
И среди молчания, как несомненный ответ на вопрос матери, послышался голос
совсем другой, чем все сдержанно говорившие голоса в комнате. Это был смелый, дерзкий,
ничего не хотевший соображать крик непонятно откуда явившегося нового человеческого существа.
Что он испытывал к этому маленькому существу, было
совсем не то, что он ожидал.
Ничего веселого и радостного не было в этом чувстве; напротив, это был новый мучительный страх. Это было сознание новой области уязвимости. И это сознание было так мучительно первое время, страх за то, чтобы не пострадало это беспомощное существо, был так силен, что из-за него и не заметно было странное чувство бессмысленной радости и даже гордости, которое он испытал, когда ребенок чихнул.
— Это
ничего не доказывает, это
совсем не гадкие наклонности, это просто шалость, — успокоивал ее Левин.
Он не договорил и зарыдал громко от нестерпимой боли сердца, упал на стул, и оторвал
совсем висевшую разорванную полу фрака, и швырнул ее прочь от себя, и, запустивши обе руки себе в волосы, об укрепленье которых прежде старался, безжалостно рвал их, услаждаясь болью, которою хотел заглушить
ничем не угасимую боль сердца.
— Впрочем, Петр Петрович, — сказал гость, усмехнувшись, — могу вас утешить тем, что
ничего не ел за обедом:
совсем нет аппетита.
Привычка усладила горе,
Не отразимое
ничем;
Открытие большое вскоре
Ее утешило
совсем:
Она меж делом и досугом
Открыла тайну, как супругом
Самодержавно управлять,
И всё тогда пошло на стать.
Она езжала по работам,
Солила на зиму грибы,
Вела расходы, брила лбы,
Ходила в баню по субботам,
Служанок била осердясь —
Всё это мужа не спросясь.
Лакей, который с виду был человек почтенный и угрюмый, казалось, горячо принимал сторону Филиппа и был намерен во что бы то ни стало разъяснить это дело. По невольному чувству деликатности, как будто
ничего не замечая, я отошел в сторону; но присутствующие лакеи поступили
совсем иначе: они подступили ближе, с одобрением посматривая на старого слугу.
— Я? — Она посмотрела в корзину, но, видимо, не нашла там
ничего достойного служить веским вознаграждением. — Я бы его любила, — поспешно сказала она и не
совсем твердо прибавила: — Если он не дерется.
— Нет, нет… вздор…
ничего!.. Немного голова закружилась.
Совсем не обморок… Дались вам эти обмороки!.. Гм! да… что бишь я хотел? Да: каким образом ты сегодня же убедишься, что можешь уважать его и что он… ценит, что ли, как ты сказала? Ты, кажется, сказала, что сегодня? Или я ослышался?
— Ее? Да ка-а-ак же! — протянула Соня жалобно и с страданием сложив вдруг руки. — Ах! вы ее… Если б вы только знали. Ведь она
совсем как ребенок… Ведь у ней ум
совсем как помешан… от горя. А какая она умная была… какая великодушная… какая добрая! Вы
ничего,
ничего не знаете… ах!
Платьев-то нет у ней никаких… то есть никаких-с, а тут точно в гости собралась, приоделась, и не то чтобы что-нибудь, а так, из
ничего всё сделать сумеют: причешутся, воротничок там какой-нибудь чистенький, нарукавнички, ан
совсем другая особа выходит, и помолодела и похорошела.
Всю эту психологию мы
совсем уничтожим, все подозрения на вас в
ничто обращу, так что ваше преступление вроде помрачения какого-то представится, потому, по совести, оно помрачение и есть.
Он
ничего не мог выговорить. Он
совсем,
совсем не так предполагал объявить и сам не понимал того, что теперь с ним делалось. Она тихо подошла к нему, села на постель подле и ждала, не сводя с него глаз. Сердце ее стучало и замирало. Стало невыносимо: он обернул к ней мертво-бледное лицо свое; губы его бессильно кривились, усиливаясь что-то выговорить. Ужас прошел по сердцу Сони.
Катерина Ивановна, которая действительно была расстроена и очень устала и которой уже
совсем надоели поминки, тотчас же «отрезала» Амалии Ивановне, что та «мелет вздор» и
ничего не понимает; что заботы об ди веше дело кастелянши, а не директрисы благородного пансиона; а что касается до чтения романов, так уж это просто даже неприличности, и что она просит ее замолчать.
— Это другая сплетня! — завопил он. —
Совсем,
совсем не так дело было! Вот уж это-то не так! Это все Катерина Ивановна тогда наврала, потому что
ничего не поняла! И
совсем я не подбивался к Софье Семеновне! Я просто-запросто развивал ее, совершенно бескорыстно, стараясь возбудить в ней протест… Мне только протест и был нужен, да и сама по себе Софья Семеновна уже не могла оставаться здесь в нумерах!
Петр Петрович искоса посмотрел на Раскольникова. Взгляды их встретились. Горящий взгляд Раскольникова готов был испепелить его. Между тем Катерина Ивановна, казалось,
ничего больше и не слыхала: она обнимала и целовала Соню, как безумная. Дети тоже обхватили со всех сторон Соню своими ручонками, а Полечка, — не
совсем понимавшая, впрочем, в чем дело, — казалось, вся так и утопла в слезах, надрываясь от рыданий и спрятав свое распухшее от плача хорошенькое личико на плече Сони.
— А чего такого? На здоровье! Куда спешить? На свидание, что ли? Все время теперь наше. Я уж часа три тебя жду; раза два заходил, ты спал. К Зосимову два раза наведывался: нет дома, да и только! Да
ничего, придет!.. По своим делишкам тоже отлучался. Я ведь сегодня переехал,
совсем переехал, с дядей. У меня ведь теперь дядя… Ну да к черту, за дело!.. Давай сюда узел, Настенька. Вот мы сейчас… А как, брат, себя чувствуешь?
— А, вы про это! — засмеялся Свидригайлов, — да, я бы удивился, если бы, после всего, вы пропустили это без замечания. Ха! ха! Я хоть нечто и понял из того, что вы тогда… там… накуролесили и Софье Семеновне сами рассказывали, но, однако, что ж это такое? Я, может,
совсем отсталый человек и
ничего уж понимать не могу. Объясните, ради бога, голубчик! Просветите новейшими началами.
— То есть не
совсем о бугорках. Притом она
ничего бы и не поняла. Но я про то говорю: если убедить человека логически, что, в сущности, ему не о чем плакать, то он и перестанет плакать. Это ясно. А ваше убеждение, что не перестанет?
Но Раскольников, ожидавший чего-то
совсем другого, тупо и задумчиво посмотрел на него и
ничего не ответил, как будто имя Петра Петровича слышал он решительно в первый раз.
—
Ничего,
ничего, ровно
ничего этого нет! Да она и не такая
совсем; к ней было Чебаров…
— Не
совсем так, это правда, — тотчас же согласился Разумихин, торопясь и разгорячаясь, по обыкновению. — Видишь, Родион: слушай и скажи свое мнение. Я хочу. Я из кожи лез вчера с ними и тебя поджидал; я и им про тебя говорил, что придешь… Началось с воззрения социалистов. Известно воззрение: преступление есть протест против ненормальности социального устройства — и только, и
ничего больше, и никаких причин больше не допускается, — и
ничего!..
Она всегда протягивала ему свою руку робко, иногда даже не подавала
совсем, как бы боялась, что он оттолкнет ее. Он всегда как бы с отвращением брал ее руку, всегда точно с досадой встречал ее, иногда упорно молчал во все время ее посещения. Случалось, что она трепетала его и уходила в глубокой скорби. Но теперь их руки не разнимались; он мельком и быстро взглянул на нее,
ничего не выговорил и опустил свои глаза в землю. Они были одни, их никто не видел. Конвойный на ту пору отворотился.
Видно, уж тем
совсем жить нельзя, их
ничто не прельщает, им
ничто не мило,
ничего не жалко.
— Да ведь я говорю! Согласился Христос с Никитой: верно, говорит, ошибся я по простоте моей. Спасибо, что ты поправил дело, хоть и разбойник. У вас, говорит, на земле все так запуталось, что разобрать
ничего невозможно, и, пожалуй, верно вы говорите. Сатане в руку, что доброта да простота хуже воровства. Ну, все-таки пожаловался, когда прощались с Никитой: плохо, говорит, живете,
совсем забыли меня. А Никита и сказал...
—
Ничего, поскучай маленько, — разрешила Марина, поглаживая ее, точно кошку. — Дмитрия-то, наверно,
совсем книги съели? — спросила она, показав крупные белые зубы. — Очень помню, как ухаживал он за мной. Теперь — смешно, а тогда — досадно было: девица — горит, замуж хочет, а он ей все о каких-то неведомых людях, тиверцах да угличах, да о влиянии Востока на западноевропейский эпос! Иногда хотелось стукнуть его по лбу, между глаз…
— А я-то! — задумчиво говорила она. — Я уж и забыла, как живут иначе. Когда ты на той неделе надулся и не был два дня — помнишь, рассердился! — я вдруг переменилась, стала злая. Бранюсь с Катей, как ты с Захаром; вижу, как она потихоньку плачет, и мне вовсе не жаль ее. Не отвечаю ma tante, не слышу, что она говорит,
ничего не делаю, никуда не хочу. А только ты пришел, вдруг
совсем другая стала. Кате подарила лиловое платье…
— Брось сковороду, пошла к барину! — сказал он Анисье, указав ей большим пальцем на дверь. Анисья передала сковороду Акулине, выдернула из-за пояса подол, ударила ладонями по бедрам и, утерев указательным пальцем нос, пошла к барину. Она в пять минут успокоила Илью Ильича, сказав ему, что никто о свадьбе
ничего не говорил: вот побожиться не грех и даже образ со стены снять, и что она в первый раз об этом слышит; говорили, напротив,
совсем другое, что барон, слышь, сватался за барышню…
—
Ничего, наше дело хозяйское: у вас некому разбирать, а мне в охоту, — продолжала она. — Вот тут двадцать пар
совсем не годятся: их уж и штопать не стоит.
— Ну, чего рассказывать! — говорит смущенный Лука Савич. — Это все вон Алексей Наумыч выдумал:
ничего и не было
совсем.
С полгода по смерти Обломова жила она с Анисьей и Захаром в дому, убиваясь горем. Она проторила тропинку к могиле мужа и выплакала все глаза, почти
ничего не ела, не пила, питалась только чаем и часто по ночам не смыкала глаз и истомилась
совсем. Она никогда никому не жаловалась и, кажется, чем более отодвигалась от минуты разлуки, тем больше уходила в себя, в свою печаль, и замыкалась от всех, даже от Анисьи. Никто не знал, каково у ней на душе.
А по временам, видя, что в ней мелькают не
совсем обыкновенные черты ума, взгляды, что нет в ней лжи, не ищет она общего поклонения, что чувства в ней приходят и уходят просто и свободно, что нет
ничего чужого, а все свое, и это свое так смело, свежо и прочно — он недоумевал, откуда далось ей это, не узнавал своих летучих уроков и заметок.
— Теперь
ничего нет: вот, впрочем — безделка: еще не
совсем кончено…
А теперь расскажу два анекдота, чтобы тем покончить с «идеей»
совсем и так, чтоб она
ничем уж не мешала в рассказе.
—
Ничего не знаю решительно и даже не заметил бы
совсем, если б не эта проклятая Татьяна Павловна, которая не может не полезть кусаться. Вы правы: там что-то есть. Давеча я Лизу застал у Анны Андреевны; она и там еще была какая-то… даже удивила меня. Ведь вы знаете, что она принята у Анны Андреевны?
Фактами, фактами!.. Но понимает ли что-нибудь читатель? Помню, как меня самого давили тогда эти же самые факты и не давали мне
ничего осмыслить, так что под конец того дня у меня
совсем голова сбилась с толку. А потому двумя-тремя словами забегу вперед!
Ты знаешь, этот старый князь к тебе
совсем расположен; ты чрез его покровительство знаешь какие связи можешь завязать; а что до того, что у тебя нет фамилии, так нынче этого
ничего не надо: раз ты тяпнешь деньги — и пойдешь, и пойдешь, и чрез десять лет будешь таким миллионером, что вся Россия затрещит, так какое тебе тогда надо имя?
Я содрогнулся внутри себя. Конечно, все это была случайность: он
ничего не знал и говорил
совсем не о том, хоть и помянул Ротшильда; но как он мог так верно определить мои чувства: порвать с ними и удалиться? Он все предугадал и наперед хотел засалить своим цинизмом трагизм факта. Что злился он ужасно, в том не было никакого сомнения.
То, что я там увидел, сбило меня
совсем с толку; я никак не предполагал
ничего подобного и остановился как вкопанный на пороге.
— Да еще же бы нет! — вскричал наконец Васин (он все продолжал улыбаться, нисколько не удивляясь на меня), — да это так ведь и бывает всегда, почти со всеми, и первым даже делом; только в этом никто не признается, да и не надо
совсем признаваться, потому что, во всяком случае, это пройдет и из этого
ничего не будет.
Любил я тоже, что в лице ее вовсе не было
ничего такого грустного или ущемленного; напротив, выражение его было бы даже веселое, если б она не тревожилась так часто,
совсем иногда попусту, пугаясь и схватываясь с места иногда
совсем из-за
ничего или вслушиваясь испуганно в чей-нибудь новый разговор, пока не уверялась, что все по-прежнему хорошо.
— Лиза, милая, я вижу только, что я тут
ничего не знаю, но зато теперь только узнал, как тебя люблю. Одного только не понимаю, Лиза; все мне тут ясно, одного только
совсем не пойму: за что ты его полюбила? Как ты могла такого полюбить? Вот вопрос!
— Mon ami! Mon enfant! — воскликнул он вдруг, складывая перед собою руки и уже вполне не скрывая своего испуга, — если у тебя в самом деле что-то есть… документы… одним словом — если у тебя есть что мне сказать, то не говори; ради Бога,
ничего не говори; лучше не говори
совсем… как можно дольше не говори…
Служил я на пятидесяти рублях в месяц, но
совсем не знал, как я буду их получать; определяя меня сюда, мне
ничего не сказали.
Это они говорили про Татьяну Павловну, и я еще
совсем не знал
ничего об этой истории.
И
ничего им не делается, — отчасти с досадой прибавил он, — ровно
ничего, только краснеют да толстеют; а я вот
совсем не пью вина, ем мало, а должен был удалиться на полгода сюда, чтоб полечиться».
Адмирал сказал им, что хотя отношения наши с ними были не
совсем приятны, касательно отведения места на берегу, но он понимает, что губернаторы
ничего без воли своего начальства не делали и потому против них собственно
ничего не имеет, напротив, благодарит их за некоторые одолжения, доставку провизии, воды и т. п.; но просит только их представить своему начальству, что если оно намерено вступить в какие бы то ни было сношения с иностранцами, то пора ему подумать об отмене всех этих стеснений, которые всякой благородной нации покажутся оскорбительными.
Барон Крюднер заглядывает во все путешествия и мучится, что
ничего нет об отелях: чего доброго, пожалуй, их нет
совсем!
«Наши ребята, — продолжал он, — наелись каких-то стручков, словно бобы, и я один съел —
ничего, годится, только рот
совсем свело, не разожмешь, а у них животы подвело, их с души рвет: теперь стонут».