Но представьте себе весь ужас мысли, что совсем,
совсем ничего не будет, ни темноты, ни пустоты, ни холоду… даже мысли об этом не будет, даже страха не останется!
Последствия этих заблуждений сказались очень скоро. Уже в 1815 году в Глупове был чувствительный недород, а в следующем году не родилось
совсем ничего, потому что обыватели, развращенные постоянной гульбой, до того понадеялись на свое счастие, что, не вспахав земли, зря разбросали зерно по целине.
— Ну, слушай: я к тебе пришел, потому что, кроме тебя, никого не знаю, кто бы помог… начать… потому что ты всех их добрее, то есть умнее, и обсудить можешь… А теперь я вижу, что ничего мне не надо, слышишь,
совсем ничего… ничьих услуг и участий… Я сам… один… Ну и довольно! Оставьте меня в покое!
Неточные совпадения
Городничий. Вот когда зарезал, так зарезал! Убит, убит,
совсем убит!
Ничего не вижу. Вижу какие-то свиные рыла вместо лиц, а больше
ничего… Воротить, воротить его! (Машет рукою.)
И среди молчания, как несомненный ответ на вопрос матери, послышался голос
совсем другой, чем все сдержанно говорившие голоса в комнате. Это был смелый, дерзкий,
ничего не хотевший соображать крик непонятно откуда явившегося нового человеческого существа.
Что он испытывал к этому маленькому существу, было
совсем не то, что он ожидал.
Ничего веселого и радостного не было в этом чувстве; напротив, это был новый мучительный страх. Это было сознание новой области уязвимости. И это сознание было так мучительно первое время, страх за то, чтобы не пострадало это беспомощное существо, был так силен, что из-за него и не заметно было странное чувство бессмысленной радости и даже гордости, которое он испытал, когда ребенок чихнул.
— Это
ничего не доказывает, это
совсем не гадкие наклонности, это просто шалость, — успокоивал ее Левин.
Он не договорил и зарыдал громко от нестерпимой боли сердца, упал на стул, и оторвал
совсем висевшую разорванную полу фрака, и швырнул ее прочь от себя, и, запустивши обе руки себе в волосы, об укрепленье которых прежде старался, безжалостно рвал их, услаждаясь болью, которою хотел заглушить
ничем не угасимую боль сердца.