Неточные совпадения
Он пошел к
печке, отворил ее и начал шарить в золе: кусочки бахромы
от панталон и лоскутья разорванного кармана так и валялись, как он их тогда бросил, стало быть никто не смотрел!
Катерина Ивановна, как и всегда, чуть только выпадала свободная минута, тотчас же принималась ходить взад и вперед по своей маленькой комнате,
от окна до
печки и обратно, плотно скрестив руки на груди, говоря сама с собой и кашляя.
«Бедно живет», — подумал Самгин, осматривая комнатку с окном в сад; окно было кривенькое, из четырех стекол, одно уже зацвело, значит — торчало в раме долгие года. У окна маленький круглый стол, накрыт вязаной салфеткой. Против кровати —
печка с лежанкой, близко
от печи комод, шкатулка на комоде, флаконы, коробочки, зеркало на стене. Три стула, их манерно искривленные ножки и спинки, прогнутые плетеные сиденья особенно подчеркивали бедность комнаты.
От синих изразцов
печки отделился, прихрамывая, лысый человек, в длинной, ниже колен, чесунчовой рубахе, подпоясанной толстым шнурком с кистями, и сказал, всхрапнув, всасывая слова...
— Замок, конечно, сорван, а — кто виноват? Кроме пастуха да каких-нибудь старичков, старух, которые на
печках смерти ждут, — весь мир виноват,
от мала до велика. Всю деревню, с детями, с бабами, ведь не загоните в тюрьму, господин? Вот в этом и фокус: бунтовать — бунтовали, а виноватых — нету! Ну, теперь идемте…
«Хозяйка, самовар!» И пойдет суматоха: на сцену является известный погребец, загремят чашки, повалит дым, с душистой струей,
от маленького графинчика, в
печке затрещит огонь, на сковороде
от поливаемого масла раздается неистовое шипенье; а на столе поставлена уж водка, икра, тарелки etc., etc.
Нехлюдов уже хотел пройти в первую дверь, когда из другой двери, согнувшись, с веником в руке, которым она подвигала к
печке большую кучу сора и пыли, вышла Маслова. Она была в белой кофте, подтыканной юбке и чулках. Голова ее по самые брови была
от пыли повязана белым платком. Увидав Нехлюдова, она разогнулась и, вся красная и оживленная, положила веник и, обтерев руки об юбку, прямо остановилась перед ним.
Внутри фанзы, по обе стороны двери, находятся низенькие
печки, сложенные из камня с вмазанными в них железными котлами. Дымовые ходы
от этих печей идут вдоль стен под канами и согревают их. Каны сложены из плитнякового камня и служат для спанья. Они шириной около 2 м и покрыты соломенными циновками. Ходы выведены наружу в длинную трубу, тоже сложенную из камня, которая стоит немного в стороне
от фанзы и не превышает конька крыши. Спят китайцы всегда голыми, головой внутрь фанзы и ногами к стене.
Вылезши из
печки и оправившись, Солоха, как добрая хозяйка, начала убирать и ставить все к своему месту, но мешков не тронула: «Это Вакула принес, пусть же сам и вынесет!» Черт между тем, когда еще влетал в трубу, как-то нечаянно оборотившись, увидел Чуба об руку с кумом, уже далеко
от избы.
Веретено жужжало; а мы все, дети, собравшись в кучку, слушали деда, не слезавшего
от старости более пяти лет с своей
печки.
Огромная несуразная комната. Холодно.
Печка дымит. Посредине на подстилке какое-нибудь животное: козел, овца, собака, петух… А то — лисичка. Юркая, с веселыми глазами, сидит и оглядывается; вот ей захотелось прилечь, но ученик отрывается
от мольберта, прутиком пошевелит ей ногу или мордочку, ласково погрозит, и лисичка садится в прежнюю позу. А кругом ученики пишут с нее и посреди сам А. С. Степанов делает замечания, указывает.
Когда Окся принесла водки и колбасы, твердой как камень, разговоры сразу оживились. Все пропустили по стаканчику, но колбасу ел один Кишкин да хозяин. Окся стояла у
печки и не могла удержаться
от смеха, глядя на них: она в первый раз видела, как едят колбасу, и даже отплюнула несколько раз.
Присел он и скорчился, а сам отдышаться не может
от страху и вдруг, совсем вдруг, стало так ему хорошо: ручки и ножки вдруг перестали болеть и стало так тепло, так тепло, как на
печке; вот он весь вздрогнул: ах, да ведь он было заснул! Как хорошо тут заснуть! «Посижу здесь и пойду опять посмотреть на куколок, — подумал, мальчик и усмехнулся, вспомнив про них, — совсем как живые!..» И вдруг ему послышалось, что над ним запела его мама песенку. «Мама, я сплю, ах, как тут спать хорошо!»
— Не так, не так, не так, не так! — горячился корпусный командир, дергаясь на седле. — Совсем не так! Братцы, слушай меня. Коли
от сердца, в самую середку, штык до трубки. Рассердись! Ты не хлебы в
печку сажаешь, а врага колешь…
— А слышал, Михей, что с Петрушкой с Порфирьевским намеднись случилось… Барин-от пришел, а он спал на лавке, да вскочивши спросоньев, и ну в холодной
печке кочергой мешать…
Никак он не мог оторваться
от этой
печки, словно невидимая сила приколдовала его к ней.
В зале Передонов присел на корточки перед
печкою, свалил книги на железный лист, — и Володин сделал то же, — и принялся с усилием запихивать книгу за книгою в неширокое отверстие. Володин сидел на корточках рядом с ним, немного позади, и подавал ему книги, сохраняя глубокомысленное и понимающее выражение на своем бараньем лице с выпяченными из важности губами и склоненным
от избытка понимания крутым лбом. Варвара заглядывала на них через дверь. Со смехом сказала она...
Однажды он особенно ясно почувствовал её отдалённость
от жизни, знакомой ему: сидел он в кухне, писал письмо, Шакир сводил счёт товара, Наталья шила, а Маркуша на полу, у
печки, строгал свои палочки и рассказывал Борису о человечьих долях.
Белые редкие брови едва заметны на узкой полоске лба,
от этого прозрачные и круглые рачьи глаза парня, казалось, забегали вперёд вершка на два
от его лица; стоя на пороге двери, он вытягивал шею и, оскалив зубы, с мёртвою, узкой улыбкой смотрел на Палагу, а Матвей, видя его таким, думал, что если отец скажет: «Савка, ешь
печку!» — парень осторожно, на цыпочках подойдёт к
печке и начнёт грызть изразцы крупными жёлтыми зубами.
Я сразу разочаровался. Характерной чертой Ярмолы была упорная несловоохотливость, и я уж не надеялся добиться
от него ничего больше об этом интересном предмете. Но, к моему удивлению, он вдруг заговорил с ленивой небрежностью и как будто бы обращаясь не ко мне, а к гудевшей
печке...
Старуха некоторое время внимательно и сердито вглядывалась в меня, сморщившись и заслоняя лицо ладонью
от жары
печки.
Как сейчас помню: теплый осенний вечер; полоска слабого света чуть брезжится на западе, и на ней
от времени до времени вырезываются силуэты ближайших деревьев: они все казались мне солдатиками, и я мысленно сравнивал их с огненными мужичками, которые пробегают по сгоревшей, но не истлевшей еще бумаге, брошенной в
печку.
— Вестимо, батюшка, — ласково подтверждала Дуня, отрываясь
от люльки и подходя к
печке, — отдохни день-другой; мы и то — я да матушка — хотели намедни сеть поднять сухую-то, и то с места не сдвинули; а ты, видела я нонче, один с нею управлялся…
Ничто уже, по-видимому, не радовало теперь старика — не радовал даже запах горячих щей, которые дымились на столе; он отказался
от обеда и молча улегся на
печку.
Дуня торопливо поставила на стол последнюю перемену, подошла к
печке и начала убирать горшки и плошки; но руки ее рассеянно перебегали
от одного предмета к другому; разговор Глеба, его намеки обращали теперь на себя все внимание девушки.
— Да кто ж вы, батюшка… О-ох! Какие такие? Ох! С нами крестная сила! Дайте хоть ребенка-то положить, — заговорила Анна, перебегая
от люльки к
печке.
И вот они трое повернулись к Оксане. Один старый Богдан сел в углу на лавке, свесил чуприну, сидит, пока пан чего не прикажет. А Оксана в углу у
печки стала, глаза опустила, сама раскраснелась вся, как тот мак середь ячменю. Ох, видно, чуяла небóга, что из-за нее лихо будет. Вот тоже скажу тебе, хлопче: уже если три человека на одну бабу смотрят, то
от этого никогда добра не бывает — непременно до чуба дело дойдет, коли не хуже. Я ж это знаю, потому что сам видел.
Молодой человек вошел в маленькую сторожку, теплую, как баня,
от накалившейся железной маленькой
печки, и поместился у притолоки.
С искаженным
от ужаса лицом он вскакивал с одра своего, схватывал в руки кочергу и начинал мешать ею в холодной
печке, а я между тем перевертывался на другой бок и продолжал себе потихоньку грезить:"Добрый я! добрый!"
Свое название этот боец получил
от глубокой пещеры, которая черной пастью глядит на реку у самой воды; бурлаки нашли, что эта пещера походит на «цело»
печки, и окрестили боец
Печкой.
Если сплавщик побоится
Печки и пройдет подальше
от каменного выступа, каким он упирается в реку, барка неминуемо попадет на Высокий, потому что он стоит на противоположном берегу, в крутом привале, куда сносит барку речной струей.
Затем, на левом берегу, в недалеком расстоянии
от Кирпичного нависла над самой рекой громадная скала
Печка.
Но белый день вступал в свои права, и освещение
от топящейся
печки постепенно исчезало.
Но подхватили сани и понесли по скользкому льду, и стало больно и нехорошо, раскатывает на поворотах, прыгает по ухабам — больно! — больно! — заблудились совсем и три дня не могут найти дороги; ложатся на живот лошади, карабкаясь на крутую и скользкую гору, сползают назад и опять карабкаются, трудно дышать, останавливается дыхание
от натуги. Это и есть спор, нелепые возражения,
от которых смешно и досадно. Прислонился спиной к горячей
печке и говорит убедительно, тихо и красиво поводя легкою рукою...
Но немного выпил и, отказываясь, стиснул зубы; потом просил есть и опять пить и
от всего отказывался. Волновался все сильнее и слабо перебирал пальцами, — ему же казалось, что он бежит, прыгает, вертится и падает, сильно размахивает руками. Бормотал еле слышно и непонятно, — а ему казалось, что он говорит громко и сильно, свободно спорит и смеется над ответами. Прислонился к горячей
печке спиною, приятно заложил нога за ногу и говорит, тихо и красиво поводя рукою...
От него, как
от раскаленной чугунной
печки, било в меня несносным, сухим жаром; лишенный всякого эпителия, тифозный язык моего гостя мотался и вздрагивал; его липнущие маленькие глаза наводили дрему непробудную.
Я снова вступил во владение часами, но удовольствия оно мне не доставило никакого. Носить я их не решался: нужно было пуще всего скрыть
от Давыда то, что я сделал. Что бы он подумал обо мне, о моей бесхарактерности? Даже запереть в ящик эти злополучные часы я не мог: у нас все ящики были общие. Приходилось прятать их то наверху шкапа, то под матрацем, то за
печкой… И все-таки мне не удалось обмануть Давыда!
Печку давно закрыли. Гости мои ушли в свой флигель. Я видел, как некоторое время тускловато светилось оконце у Анны Николаевны, потом погасло. Все скрылось. К метели примешался густейший декабрьский вечер, и черная завеса скрыла
от меня и небо и землю.
Вторая акушерка Пелагея Ивановна чокнулась, хлебнула, сейчас же присела на корточки и кочергой пошевелила в
печке. Жаркий блеск метнулся по нашим лицам, в груди теплело
от водки.
Я расхаживал у себя по кабинету, и пол поскрипывал под ногами, и было тепло
от голландки-печки, и слышно было, как грызла где-то деловитая мышь.
Отдаленная
от больших улиц кофейная, куда вошли оба господина Голядкина, была в эту минуту совершенно пуста. Довольно толстая немка появилась у прилавка, едва только заслышался звон колокольчика. Господин Голядкин и недостойный неприятель его прошли во вторую комнату, где одутловатый и остриженный под гребенку мальчишка возился с вязанкою щепок около
печки, силясь возобновить в ней погасавший огонь. По требованию господина Голядкина-младшего подан был шоколад.
— Помилуй, братец, — восклицал Аполлон, — чего стоит эта
печка, этот стол с нагоревшей свечею, эти замерзлые окна! Ведь это
от тоски пропасть надо!
Я так выделанно и гадко фыркнул, что они все разом прервали разговор и молча наблюдали минуты две, серьезно, не смеясь, как я хожу по стенке,
от стола до
печки, и как я не обращаю на них никакого внимания.
Я презрительно улыбался и ходил по другую сторону комнаты, прямо против дивана, вдоль стены,
от стола до
печки и обратно.
Бессовестнее и добровольнее унижать себя самому было уж невозможно, и я вполне, вполне понимал это и все-таки продолжал ходить
от стола до
печки и обратно.
Пожалуй, и мстить начнет, но как-нибудь урывками, мелочами, из-за
печки, инкогнито, не веря ни своему праву мстить, ни успеху своего мщения и зная наперед, что
от всех своих попыток отомстить сама выстрадает во сто раз больше того, кому мстит, а тот, пожалуй, и не почешется.
«А не лучше ли… а не лучше ли… прямо теперь же домой? О боже мой! зачем, зачем вчера я вызвался на этот обед! Но нет, невозможно! А прогулка-то три часа
от стола до
печки? Нет, они, они, а не кто другой должны расплатиться со мною за эту прогулку! Они должны смыть это бесчестие!»
Скоро вокруг Буланина, в углу между
печкой и дверью, образовалась довольно густая толпа. Тотчас же установилась очередь. «Чур, я за Базуткой!» — крикнул чей-то голос, и тотчас же остальные загалдели: «А я за Миллером! А я за Утконосом! А я за тобой!» — и покамест один вертел пуговицу, другие уже протягивали руки и даже пощелкивали
от нетерпения пальцами.
Варвара, свесив голову на стол и обняв обеими руками остаток каравая, спала крепко-накрепко; свет
от догоравшей лучины отражался лишь в углу на иконе; остальная часть избы исчезла в темноте; где-где блистала кочерга или другая домашняя утварь; с
печки слышалось едва внятное легкое храпенье обоих ребятишек.
— Ну, говядинки у меня про вас нет, господа генералы, потому что с тех пор как меня Бог
от мужика избавил, и
печка на кухне стоит нетоплена!