Неточные совпадения
7. Да памятует градоправитель, что
не от
кого иного слава Российской империи украшается, а прибытки казны умножаются,
как от обывателя.
Когда он разрушал, боролся со стихиями, предавал огню и мечу, еще могло казаться, что в нем олицетворяется что-то громадное, какая-то всепокоряющая сила, которая, независимо от своего содержания, может поражать воображение; теперь, когда он лежал поверженный и изнеможенный, когда ни на
ком не тяготел его исполненный бесстыжества взор, делалось ясным, что это"громадное", это"всепокоряющее" —
не что
иное,
как идиотство,
не нашедшее себе границ.
Страсти
не что
иное,
как идеи при первом своем развитии: они принадлежность юности сердца, и глупец тот,
кто думает целую жизнь ими волноваться: многие спокойные реки начинаются шумными водопадами, а ни одна
не скачет и
не пенится до самого моря.
Но те, которым в дружной встрече
Я строфы первые читал…
Иных уж нет, а те далече,
Как Сади некогда сказал.
Без них Онегин дорисован.
А та, с которой образован
Татьяны милый идеал…
О много, много рок отъял!
Блажен,
кто праздник жизни рано
Оставил,
не допив до дна
Бокала полного вина,
Кто не дочел ее романа
И вдруг умел расстаться с ним,
Как я с Онегиным моим.
Лекция была озаглавлена «Интеллект и рок», — в ней доказывалось, что интеллект и является выразителем воли рока, а сам «рок
не что
иное,
как маска Сатаны — Прометея»; «Прометей — это тот,
кто первый внушил человеку в раю неведения страсть к познанию, и с той поры девственная, жаждущая веры душа богоподобного человека сгорает в Прометеевом огне; материализм — это серый пепел ее».
—
Какой дурак, братцы, — сказала Татьяна, — так этакого поискать! Чего, чего
не надарит ей? Она разрядится, точно пава, и ходит так важно; а кабы
кто посмотрел,
какие юбки да
какие чулки носит, так срам посмотреть! Шеи по две недели
не моет, а лицо мажет…
Иной раз согрешишь, право, подумаешь: «Ах ты, убогая! надела бы ты платок на голову, да шла бы в монастырь, на богомолье…»
Это было более торжественное шествие бабушки по городу.
Не было человека, который бы
не поклонился ей. С
иными она останавливалась поговорить. Она называла внуку всякого встречного, объясняла, проезжая мимо домов,
кто живет и
как, — все это бегло, на ходу.
— Хотя бы я и по знакомству сюда приходил, — начал вновь Смердяков, — но они и здесь меня бесчеловечно стеснили беспрестанным спросом про барина: что, дескать, да
как у них,
кто приходит и
кто таков уходит, и
не могу ли я что
иное им сообщить? Два раза грозили мне даже смертью.
Не спится министерству; шепчется «первый» с вторым, «второй» — с другом Гарибальди, друг Гарибальди — с родственником Палмерстона, с лордом Шефсбюри и с еще большим его другом Сили. Сили шепчется с оператором Фергуссоном… Испугался Фергуссон, ничего
не боявшийся, за ближнего и пишет письмо за письмом о болезни Гарибальди. Прочитавши их, еще больше хирурга испугался Гладстон.
Кто мог думать,
какая пропасть любви и сострадания лежит
иной раз под портфелем министра финансов?..
Надо или признать общие камеры уже отжившими и заменить их жилищами
иного типа, что уже отчасти и делается, так
как многие каторжные живут
не в тюрьме, а в избах, или же мириться с нечистотой
как с неизбежным, необходимым злом, и измерения испорченного воздуха кубическими саженями предоставить тем,
кто в гигиене видит одну только пустую формальность.
Кто мир нравственный уподобил колесу, тот, сказав великую истину,
не иное что, может быть, сделал,
как взглянул на круглый образ земли и других великих в пространстве носящихся тел, изрек только то, что зрел.
Он утих и — к чему таить правду? — постарел
не одним лицом и телом, постарел душою; сохранить до старости сердце молодым,
как говорят
иные, и трудно и почти смешно; тот уже может быть доволен,
кто не утратил веры в добро, постоянство воли, охоты к деятельности.
— Наша должность, ваше благородие, осмелюсь вам доложить, даже очень довольно строгая. Смотрите, примерно, теперича хоть вы, или другой
кто: гуляет, мол, Федор, в баклуши бьет! А я, между прочим, нисколько
не гуляю, все промежду себя обдумываю.
Как, значит,
кому угодить и
кому что, к примеру, требуется. Все это я завсегда на замечании держать должен. К примеру, хошь бы такой случай:
иной купец сам доходит, а другой — через прикащиков.
— Простите, — сказала она, — но вы так вдохновенно все озирали,
как некий мифический бог в седьмой день творения. Мне кажется, вы уверены, что и меня сотворили вы, а
не кто иной. Мне очень лестно…
Я даже думаю, что тот,
кто хочет испытать всю силу пламенной любви, тот именно должен любить урывками: это сосредоточивает силу страсти, дает ей те знойные тоны, без которых любовь есть
не что
иное,
как грустный философический трактат о бессмертии души.
Ижбурдин. А
как бы вам объяснить, ваше благородие? Называют это и мошенничеством, называют и просто расчетом —
как на что
кто глядит. Оно конечно, вот
как тонешь, хорошо,
как бы
кто тебе помог, а
как с другого пункта на дело посмотришь, так ведь
не всякому же тонуть приходится.
Иной двадцать лет плавает, и все ему благополучно сходит: так ему-то за что ж тут терять? Это ведь дело
не взаимное-с.
— Удачи мне
не было — вот почему. Это ведь, сударь, тоже
как кому.
Иной, кажется, и
не слишком умен, а только взглянет на лицо начальничье, сейчас истинную потребность видит; другой же и долго глядит, а ничего различить
не может. Я тоже однажды"понравиться"хотел, ан заместо того совсем для меня другой оборот вышел.
— Книжку — ее
как надо понимать? Это — доношение на людей, книжка! Дескать, глядите, каков есть человек, плотник али
кто другой, а вот — барин, так это —
иной человек! Книжка —
не зря пишется, а во чью-нибудь защиту…
— Это, — говорит, — ничего
не доказует. Ты гляди: шла по улице женщина — раз! Увидал её благородный человек — два! Куда изволите идти, и — готово! Муж в таком минутном случае вовсе ни при чём, тут главное — женщина, она живёт по наитию, ей,
как земле, только бы семя получить, такая должность: давай земле соку, а
как — всё едино. Оттого
иная всю жизнь и мечется, ищет,
кому жизнь её суждена, ищет человека, обречённого ей, да так иногда и
не найдёт, погибает даже.
Чтобы
не приводить частных примеров и показать, до
какой степени волшебство и чернокнижие вошло в древней Руси в ряд ординарных, юридически определенных преступлений, — укажем на повальное свидетельство Кошихина: «А бывают мужескому полу смертные и всякие казни: головы отсекают топором за убийства смертные и за
иные злые дела, вешают за убийства ж и за
иные злые дела, жгут живого за богохульство, за церковную татьбу, за содомское дело, за волховство, за чернокнижество, за книжное преложение,
кто учнет вновь толковать воровски против апостолов и пророков и св. отцов.
В «Уложении» есть, правда, статья, говорящая, что «
кому случится ехать из Московского государства, для торгового промыслу или
иного для
какого своего дела, в
иное государство, которое государство с Московским государством мирно, — и тому на Москве бити челом государю, а в городех воеводам о проезжей грамоте, а без проезжей грамоты ему
не ездити.
Теперь, впрочем, кажется, можно уже без обиняков сказать, что этот угрожаемый сотрудник был
не кто иной как я сам, пишущий эти строки.
И,
кто знает (поручиться нельзя), может быть, что и вся-то цель на земле, к которой человечество стремится, только и заключается в одной этой беспрерывности процесса достижения, иначе сказать — в самой жизни, а
не собственно в цели, которая, разумеется, должна быть
не иное что,
как дважды два — четыре, то есть формула, а ведь дважды два — четыре есть уже
не жизнь, господа, а начало смерти.
Даже в те часы, когда совершенно потухает петербургское серое небо и весь чиновный народ наелся и отобедал,
кто как мог, сообразно с получаемым жалованьем и собственной прихотью, — когда всё уже отдохнуло после департаментского скрипенья перьями, беготни, своих и чужих необходимых занятий и всего того, что задает себе добровольно, больше даже, чем нужно, неугомонный человек, — когда чиновники спешат предать наслаждению оставшееся время:
кто побойчее, несется в театр;
кто на улицу, определяя его на рассматриванье кое-каких шляпенок;
кто на вечер — истратить его в комплиментах какой-нибудь смазливой девушке, звезде небольшого чиновного круга;
кто, и это случается чаще всего, идет просто к своему брату в четвертый или третий этаж, в две небольшие комнаты с передней или кухней и кое-какими модными претензиями, лампой или
иной вещицей, стоившей многих пожертвований, отказов от обедов, гуляний, — словом, даже в то время, когда все чиновники рассеиваются по маленьким квартиркам своих приятелей поиграть в штурмовой вист, прихлебывая чай из стаканов с копеечными сухарями, затягиваясь дымом из длинных чубуков, рассказывая во время сдачи какую-нибудь сплетню, занесшуюся из высшего общества, от которого никогда и ни в
каком состоянии
не может отказаться русский человек, или даже, когда
не о чем говорить, пересказывая вечный анекдот о коменданте, которому пришли сказать, что подрублен хвост у лошади Фальконетова монумента, — словом, даже тогда, когда всё стремится развлечься, — Акакий Акакиевич
не предавался никакому развлечению.
— Слушай же, Сережа! я там,
как другие прочие были, ничего этого
не знаю, да и знать про это
не хочу; ну а только
как ты меня на эту теперешнюю нашу любовь сам улещал и сам знаешь, что сколько я пошла на нее своею охотою, сколько ж и твоей хитростью, так ежели ты, Сережа, мне да изменишь, ежели меня да на
кого да нибудь, на
какую ни на есть
иную променяешь, я с тобою, друг мой сердечный, извини меня, — живая
не расстанусь.
Когда великий Глюк
Явился и открыл нам новы тайны
(Глубокие, пленительные тайны),
Не бросил ли я все, что прежде знал,
Что так любил, чему так жарко верил,
И
не пошел ли бодро вслед за ним
Безропотно,
как тот,
кто заблуждался
И встречным послан в сторону
иную?
Статья эта есть
не что
иное,
как пространная насмешка над незнающими людьми, которые составляют общества, собираются, толкуют, отдают преимущество мнению того, у
кого грудь сильнее, и все-таки разъезжаются, ничего
не решив, или кончают дело тем, что записывают мнение каждого члена порознь и потом сдают дело в архив.
Кто сей самый индивидуум?» Блоха смеется: «Да
кто же
иной,
как не Санька Мясник?
А который бы человек, князь или боярин, или кто-нибудь, сам или сына, или брата своего послал для какого-нибудь дела в
иное государство, без ведомости,
не бив челом государю, и такому б человеку за такое дело поставлено было в измену, и вотчины, и поместья, и животы взяты б были на царя; и ежели б
кто сам поехал, а после его осталися сродственники, и их пытали б,
не ведали ли они мысли сродственника своего; или б
кто послал сына, или брата, или племянника, и его потому ж пытали б, для чего он послал в
иное государство,
не напроваживаючи ль
каких воинских людей на московское государство, хотя государством завладети, или для
какого иного воровского умышления по чьему научению, и пытав того таким же обычаем» (41 стр.).
—
Не обижайся, барыня, — сказал Родион. — Чего там! Ты потерпи. Года два потерпи. Поживешь тут, потерпишь, и всё обойдется. Народ у нас хороший, смирный… народ ничего,
как перед истинным тебе говорю. На Козова да на Лычковых
не гляди, и на Володьку
не гляди, он у меня дурачок:
кто первый сказал, того и слушает. Прочие народ смирный, молчат…
Иной, знаешь, рад бы слово сказать по совести, вступиться, значит, да
не может. И душа есть, и совесть есть, да языка в нем нет.
Не обижайся… потерпи… Чего там!
— Сами, сударь, видим, — говорит, — что
не умно делают, даром, что госпожа. Вот хоть бы и по нашей братье посудить, что уж мы, темные люди; у меня у самой детки есть; жалостливо,
кто говорит, да все уж
не на эту стать:
иной раз потешишь, а другой раз и остановишь,
как видишь, что неладно. А у нашей Настасьи Дмитриевны этого
не жди: делайся все по команде Дмитрия Никитича, а будто спасибо да почтенье большое?
Конечно, по хозяйской части,
как и в купеческом деле, много и глупого счастья бывает, а если насчет работников взять, так все едино-единственно зависит от того,
кто как ремесло в толк взял, а другая главная пружина состоит и в том: каков ты и в поведении, особенно нонече, потому что народ год от года стал баловатее:
иной парень бывает по мастерству и
не так расторопен, да поведения смирного, так он для хозяина нужней первейшего работника.
Что видел я в том недостойном сне,
Моя лишь смутно память сохранила,
Но что ж могло
иное сниться мне,
Как не она,
кем сердце полно было?
Уставшая скучать на полотне,
Она меня забвением корила,
И стала совесть так моя тяжка,
Что я проснулся, словно от толчка.
— А
как же, — отвечал Артемий. — Есть клады, самим Господом положенные, — те даются человеку,
кого Бог благословит… А где, в котором месте, те Божьи клады положены, никому
не ведомо.
Кому Господь захочет богатство даровать, тому тайну свою и откроет. А
иные клады людьми положены, и к ним приставлена темная сила. Об этих кладах записи есть: там прописано, где клад зарыт,
каким видом является и
каким зароком положен… Эти клады страшные…
— Из Москвы, из Хвалыни, из Казани пишут про епископа, что
как есть совсем правильный, — молвил Патап Максимыч. — Все мои покупатели ему последуют.
Не ссориться с ними из-за таких пустяков…
Как они, так и мы. А что есть у
иных сумнение, так это правда, точно есть. И в Городце
не хотят Матвея в часовню пускать, зазорен, дескать, за деньги что хочешь сделает. Про епископа Софрония тоже толкуют…
Кто их разберет?.. Ну их к Богу — чайку бы поскорей.
—
Какой тут Снежков! — молвила Фленушка. —
Не всяк голова, у
кого борода,
не всяк жених,
кто присватался,
иному от невестиных ворот живет и поворот. Погоди, завтра все расскажу… Видишь ли, Марьюшка, дельце затеяно. И тому делу без тебя
не обойтись. Ты ведь воструха, девка хитроватая, глаза отводить да концы хоронить мастерица, за уловками дело у тебя
не станет.
Как хочешь, помогай.
Стары старухи и пожилые бабы домовничали; с молитвой клали они мелом кресты над дверьми и над окнами ради отогнания нечистого и такую думу держали: «Батюшка Микола милостливый,
как бы к утрею-то оттеплело, да туман бы пал на святую Ердань, хлебушка бы тогда вдоволь нам уродилось!» Мужики вкруг лошадей возились: известно,
кто в крещенский сочельник у коня копыта почистит: у того конь весь год
не будет хромать и
не случится с ним
иной болести.
— Неладное, сынок, затеваешь, — строго сказал он. — Нет тебе нá это моего благословенья.
Какие ты милости от Патапа Максимыча видел?.. Сколь он добр до тебя и милостив!.. А чем ты ему заплатить вздумал?.. Покинуть его,
иного места тайком искать?.. И думать
не моги!
Кто добра
не помнит, Бог того забудет.
Спокойствие, свобода, радость жизни, бесстрашие смерти даются только тому,
кто признает себя в этой жизни
не чем
иным,
как только работником хозяина.
Людям кажется, что требуют от них всего этого
не люди, а какое-то особое существо, которое они называют начальством, правительством, государством. А стоит только спросить себя:
кто такое это начальство, правительство, государство, чтобы понять, что это просто люди, такие же,
как и все, и что приводить в исполнение все их предписания будет
не кто иной, а только тот самый разряд людей, над которыми и производятся эти насилия.
— Господин Полояров решительно утверждает, что этот донос написали вы по личной к нему ненависти, — обратился чиновник к Устинову. — Господин Полояров даже весьма странным образом изумил меня, сказав сразу самым решительным тоном, что это
не кто иной и быть
не может,
как только вы, господин Устинов.
И так почти в каждом рассказе… Большие романы, с героями, наиболее близкими душе Достоевского. «Замечательно, что Раскольников, быв в университете, почти
не имел товарищей, всех чуждался, ни к
кому не ходил и у себя принимал тяжело. Впрочем, и от него скоро все отвернулись… Он решительно ушел от всех,
как черепаха в свою скорлупу». «Я — человек мрачный, скучный, — говорит Свидригайлов. — Сижу в углу.
Иной раз три дня
не разговорят».
Она была их утешительницей, душеприказчицей, казначеем, лекарем и духовною матерью: ей первой бежал солдатик открыть свое горе, заключавшееся в потере штыка, или в
иной подобной беде, значения которой
не понять тому,
кто не носил ранца за плечами, — и Катерина Астафьевна
не читала никаких моралей и наставлений, а прямо помогала,
как находила возможным.
Иные еще мягки, другие закоченели, у
иных даже
как будто сердце бьется, но все это
не тот,
кто Сиду надобен…
Не успел показаться круп ее белого коня,
как из-за него, словно воробьи из гнезда, выпорхнули на разношерстных пахотных лошадках целым конным отрядом до полутора десятка баб,
кто в полушубке навыворот,
кто в зипуне наопашь,
иные зашароварившись ногами в рукава, другие сидя на одном коне по двое, и у всякой в руке или звонкий цеп с дубиной, или тяжелые, трезубые навозные вилы.
Особа эта была
не кто иной как наш приятель Иосаф Платонович Висленев.
—
Какой день. В
иной день на зелененькую выездишь, а в другой раз так и без гроша ко двору поедешь. Дни разные бывают-с. Нониче наше дело совсем ничего
не стоит. Извозчиков, сами знаете, хоть пруд пруди, сено дорогое, а седок пустяковый, норовит всё на конке проехать. А всё ж, благодарить бога,
не на что жалиться. И сыты, и одеты, и… можем даже другого
кого осчастливить… (извозчик покосился на Пелагею)…ежели им по сердцу.
Вычитав у него, что «счастье наше»
не что
иное,
как «перл, опущенный на дно», и что «
кто лениво влагу тянет и боится, что хмельна», то, «слабый смертный,
не достанет он жемчужного зерна», я пленился другим образцом, образцом человека, который, «согрев в душе отвагу, вдруг из чаши дочиста гонит жизненную брагу в распаленные уста».
—
Не я один, — говорил ему Аршаулов,
не меняя тона. — Попадались,
как и я же, из-за какой-нибудь ничтожной записки или старого конверта, визитной карточки. Мало ли с
кем случалось встречаться и переписываться!.. Я, лично, против грубого насилия; но на
иной взгляд и я — такой же разрушитель!.. Иначе и
не могло быть!
Подробности этой казни передавал нам в редакции"Библиотеки"
не кто иной как Буренин, тогдашний мой сотрудник. Он видел,
как Чернышевский был взведен на эшафот,
как над ним переломили шпагу в знак лишения прав, и он несколько минут был привязан. Буренин подметил, что тот сенатский секретарь, который читал его долгий приговор, постоянно произносил его фамилию"Чернышовский"вместо"Чернышевский".