Неточные совпадения
Ему казалось, что при нормальном развитии богатства в государстве все эти явления наступают, только когда на земледелие положен уже значительный труд, когда оно стало в правильные, по крайней мере, в определенные условия; что богатство страны должно расти равномерно и в особенности так, чтобы
другие отрасли богатства не опережали земледелия; что сообразно с известным состоянием земледелия должны быть соответствующие ему и пути сообщения, и что при
нашем неправильном пользовании землей железные дороги, вызванные не экономическою, но политическою необходимостью, были преждевременны и, вместо содействия земледелию, которого ожидали от них, опередив земледелие и вызвав развитие промышленности и кредита, остановили его, и что потому, так же как одностороннее и преждевременное развитие органа в животном помешало бы его
общему развитию, так для
общего развития богатства в России кредит, пути сообщения, усиление фабричной деятельности, несомненно необходимые в Европе, где они своевременны, у нас только сделали вред, отстранив главный очередной вопрос устройства земледелия.
— Нынче поутру Кирсанов дал мне адрес дамы, которая назначила мне завтра быть у нее. Я лично незнаком с нею, но очень много слышал о ней от
нашего общего знакомого, который и был посредником. Мужа ее знаю я сам, — мы виделись у этого моего знакомого много раз. Судя по всему этому, я уверен, что в ее семействе можно жить. А она, когда давала адрес моему знакомому, для передачи мне, сказала, что уверена, что сойдется со мною в условиях. Стало быть, мой
друг, дело можно считать почти совершенно конченным.
На этой вере
друг в
друга, на этой
общей любви имеем право и мы поклониться их гробам и бросить
нашу горсть земли на их покойников с святым желанием, чтоб на могилах их, на могилах
наших расцвела сильно и широко молодая Русь!». [«Колокол», 15 января 1861. (Прим. А. И. Герцена.)]
Поверишь ли ты,
друг мой тайный (эта таинственность
нашего чудного сближения просто меня чарует, так что мне кажется, будто бы ты везде со мной — я тебя слышу, вижу, ощущаю, и тут же ты для меня неуловима, в
общем смысле житейском), что я плакал, читая твои строки об Аннушке и Марье. Этого мало, что плакал один, а плакал при
других, когда Якушкину читал это место, переменяя местоимение…
Когда мы с сестрицей вошли туда, бабушка, все тетушки и двоюродные
наши сестры, повязанные черными платками, а иные и в черных платках на шее, сидели молча
друг возле
друга; оба дяди также были там;
общий вид этой картины произвел на меня тяжелое впечатление.
Мне в первый раз пришла в голову ясная мысль о том, что не мы одни, то есть
наше семейство, живем на свете, что не все интересы вертятся около нас, а что существует
другая жизнь людей, ничего не имеющих
общего с нами, не заботящихся о нас и даже не имеющих понятия о
нашем существовании. Без сомнения, я и прежде знал все это; но знал не так, как я это узнал теперь, не сознавал, не чувствовал.
— Я не исключаю, — отвечал Вихров, сконфузившись. — И знаете что, — продолжал он потом торопливо, — мне иногда приходит в голову нестерпимое желание, чтобы всем нам, сверстникам, собраться и отпраздновать
наше общее душевное настроение. Общество, бог знает, будет ли еще вспоминать нас, будет ли благодарно нам; по крайней мере, мы сами похвалим и поблагодарим
друг друга.
— Ты, кажется, уж давненько живешь на заводах и можешь в этом случае сослужить службу, не мне, конечно, а
нашему общему делу, — продолжал свою мысль генерал. — Я не желаю мирволить ни владельцу, ни рабочим и представить только все дело в его настоящем виде. Там пусть делают, как знают. Из своей роли не выходить — это мое правило. Теория — одно, практика —
другое.
По приезде в губернский город Порфирий Петрович вел себя очень прилично, оделся чистенько, приискал себе квартирку и с помощью рекомендательных писем недолго оставался без места. Сам губернатор изволил припомнить необычайную, выходящую из порядка вещей опрятность, замеченную в земском суде при ревизии, и тотчас же предложил Порфирию Петровичу место секретаря в
другом земском суде; но герой
наш, к
общему удивлению, отказался.
—
Нашим общим с вами
другом.
На этом месте беседы в кофейную вошли два новые посетителя, это — начинавший уже тогда приобретать себе громкую известность Пров Михайлыч Садовский, который с наклоненною немного набок головой и с некоторой скукою в выражении лица вошел неторопливой походкой; за ним следовал
другой господин, худой, в подержанном фраке, и очень напоминающий своей фигурой Дон-Кихота. При появлении этих лиц выразилось
общее удовольствие; кто кричал: «Милый
наш Проша!»,
другой: «Голубчик, Пров Михайлыч, садись, кушай!»
Мы все христиане, не только исповедуем любовь
друг к
другу, но действительно живем одной
общей жизнью, одними ударами бьется пульс
нашей жизни, мы помогаем
друг другу, учимся
друг у
друга, всё больше и больше, ко взаимной радости, любовно сближаемся
друг с
другом!
Прелестный вид, представившийся глазам его, был
общий, губернский, форменный: плохо выкрашенная каланча, с подвижным полицейским солдатом наверху, первая бросилась в глаза; собор древней постройки виднелся из-за длинного и, разумеется, желтого здания присутственных мест, воздвигнутого в известном штиле; потом две-три приходские церкви, из которых каждая представляла две-три эпохи архитектуры: древние византийские стены украшались греческим порталом, или готическими окнами, или тем и
другим вместе; потом дом губернатора с сенями, украшенными жандармом и двумя-тремя просителями из бородачей; наконец, обывательские дома, совершенно те же, как во всех
наших городах, с чахоточными колоннами, прилепленными к самой стене, с мезонином, не обитаемым зимою от итальянского окна во всю стену, с флигелем, закопченным, в котором помещается дворня, с конюшней, в которой хранятся лошади; дома эти, как водится, были куплены вежливыми кавалерами на дамские имена; немного наискось тянулся гостиный двор, белый снаружи, темный внутри, вечно сырой и холодный; в нем можно было все найти — коленкоры, кисеи, пиконеты, — все, кроме того, что нужно купить.
Очень замечательная вещь, что есть добрые люди, считающие нас вообще и провинциалов в особенности патриархальными, по преимуществу семейными, а мы
нашу семейную жизнь не умеем перетащить через порог образования, и еще замечательнее, может быть, что, остывая к семейной жизни, мы не пристаем ни к какой
другой; у нас не личность, не
общие интересы развиваются, а только семья глохнет.
Оставшиеся поляки заперлись в Кремле и вскоре по взятии
нашими войсками Китай-города, окруженные со всех сторон, должны бы были сдаться, если б несогласия между главными начальниками и явная нелюбовь одного войска к
другому не мешали осаждающим действовать
общими силами. Уже близко двух месяцев продолжалась осада Кремля; наконец поляки, изнуренные голодом и доведенные, по словам летописцев, до ужасной необходимости пожирать
друг друга — решились сдаться военнопленными.
Весь вчерашний вечер я провел с
общим нашим другом Глумовым.
Не дальше как вчера я эту самую мысль подробно развивал перед
общим нашим другом, Глумовым, и представьте себе, что он мне ответил!"К тому, говорит, времени, как все-то устроится, ты такой скотиной сделаешься, что не только Пушкина с Лермонтовым, а и Фета с Майковым понимать перестанешь!"
Одному — что ввиду
общего врага все партии, и либералы и консерваторы, должны в субботу подать
друг другу руки;
другому — что теперь-то именно, то есть опять-таки в будущую субботу, и наступила пора сосчитаться и покончить с либералами, признав их сообщниками, попустителями и укрывателями превратных толкований; третьему:"слышали, батюшка, что консерваторы-то
наши затеяли — ужас! а впрочем, в субботу поговорим!"
То, что я встретила и узнала вас, было небесным лучом, озарившим мое существование; но то, что я стала вашею женой, было ошибкой, вы понимаете это, и меня теперь тяготит сознание ошибки, и я на коленях умоляю вас, мой великодушный
друг, скорее-скорее, до отъезда моего в океан, телеграфируйте, что вы согласны исправить
нашу общую ошибку, снять этот единственный камень с моих крыльев, и мой отец, который примет на себя все хлопоты, обещает мне не слишком отягощать вас формальностями.
Пищу
нашу он знал хорошо, потому что сам
другой пищи не ел; он всегдаобедал или с больными в лазарете, или с здоровыми, но не за особым, а за
общим кадетским столом, и притом не позволял ставить себе избранного прибора, а садился где попало и ел то самое, чем питались мы.
Я его спасаю, уговариваю заехать к
общему другу нашему, многоуважаемой Марье Александровне; он говорит про вас, что вы очаровательнейшая дама из всех, которых он когда-нибудь знал, и вот мы здесь, а князь поправляет теперь наверху свой туалет, с помощию своего камердинера, которого не забыл взять с собою и которого никогда и ни в каком случае не забудет взять с собою, потому что согласится скорее умереть, чем явиться к дамам без некоторых приготовлений или, лучше сказать — исправлений…
Таким образом, принимаемое нами понятие возвышенного точно так же относится к обыкновенному определению его, как
наше понятие о сущности прекрасного к прежнему взгляду, — в обоих случаях возводится на степень
общего и существенного начала то, что прежде считалось частным и второстепенным признаком, было закрываемо от внимания
другими понятиями, которые мы отбрасываем как побочные.
Странные были
наши отношения: мы обе страстно любили
друг друга… страстно и безнадежно; мы обе словно хранили и скрывали от самих себя
общую нам тайну, упорно молчали о ней, хотя знали, знали все, что происходило в глубине сердец
наших!
— Подумала… Вот как вы, женщины, дурно знаете нас. Но ты не должна быть похожа на
других.
Наша любовь ни с кем ничего не должна иметь
общего: из любви ко мне ты должна мне верить и надеяться; из любви к тебе я буду работать, буду трудиться. Вот какова должна быть любовь
наша!
Можно себе представить, каково было чтение второго акта, написанного на листах ненумерованных, да и слово «написанного» не идет сюда: это просто прыгали по листам какие-то птицы, у которых ноги были вымараны в чернилах; листов один к
другому он не мог подобрать, и выходила такая путаница и ералаш, что, наконец, сам Шаховской, к
общему нашему удовольствию, сказал: «Надо напелед листы лазоблать по порядку и пеленумеловать, но я рассказу вам интлигу».
Другой несчастный, замешанный в эти же долги, попал в тюрьму и приговорен был к ссылке; но, заключает бедняк рассказ свой, «великодушие
общего нашего милостивца, большого боярина, участь его облегчило.
Перфильев (особенный почитатель Гоголя), Свербеев, Хомяков, Киреевский, Елагины, Нащокин (известный
друг Пушкина, любивший в нем не поэта, а человека, чем очень дорожил Пушкин), Загоскин, Н. Ф. Павлов, Ю. Самарин, Константин, Гриша и многие
другие из
общих наших знакомых.
Исходя в сретение особ, чиновники облекались в окропленные мундиры и в качестве прочего божия достояния бывали спасаемы. Об этом есть много достоверных сказаний, но при нынешнем всеобщем маловерии и особенно при оффенбаховском настроении, царящем в чиновном мире, все это уже уронено в
общем мнении и в числе многих
других освященных временем вещей легкомысленно подвергается сомнению; отцам же
нашим, имевшим настоящую, крепкую веру, давалось по их вере.
Духовная совершенно незаконнее: покойная бабка никак не имела права дробить достояния; но оно, как, может быть, вам небезызвестно, разделено, — большая часть… уж я не говорю, какие для этого были употреблены меры… самые неродственные меры… но только большая часть — поступила во владение вашего родителя, а
другая часть —
общей нашей тетке Соломониде Платоновне, дай ей бог доброго здоровья, или, лучше сказать, вечную память, по милости которой теперь вся и каша заваривается.
— Разврат-то существовал, но он прятался, его стыдились, блудниц побивали каменьями, а нынешняя блудница ходит гордо и открыто. Где же любовь к ближнему? Где прославленная культура, гуманизм, великия идеи братства и свободы? Вот для неё, для девицы, не нашлось
другого куска хлеба… Она хуже скота несмысленного. Это
наш грех,
общий грех… Мы ее видели и не помогли ей, мы ее не поддержали, мы ее оттолкнули от
нашего сердца, мы насмеялись над ней.
Случилось однажды, что казенный студент П-в был сильно заподозрен, но не уличен в поступке весьма неблаговидном; а как он упорно запирался, то подозрение падало на
другого студента, совершенно невинного, по
общему нашему убеждению.
Квартира — две комнаты: одна — большая зала, где отгорожена и касса, а
другая, тоже большая, —
наша комната,
общая, тут и спальня.
— Шёл
общий наказ — партионных выбирай, которые решительно говорят, чтобы всю землю и всю волю народу, нечего там валандаться-то! Ну, выбрали.
Нашего депутата уж и назад не вернули, а прямо в Сибирь. И опять: не годятся,
других! Ты полагаешь — не задумался мужик над этим? А как стали выбирать третий раз, и повалил мироед, богатей-то…
— Понятие условное-с. Одни понимают его так,
другие иначе. Да вот вам, для наглядного сравнения: мать Агафоклея потеряла жениха, пошла в монастырь, всю жизнь осталась верна его памяти, все имение раздала нищим и на старости лет имеет полное право сказать о себе: «я честная женщина»; ну, и
наша общая знакомка Лидинька Затц тоже ведь с полным убеждением и совсем искренно говорит: «я честная женщина».
В эти глухие тридцать лет там, на Западе, эмиграция создала своих историков, поэтов, публицистов, голоса которых громко и дружно, на всю Европу, раздавались в защиту польского дела, и эти голоса подхватывались чуждыми людьми
других национальностей, усилившими
общий негодующий хор, а мы все молчали и молчали, и с этим молчанием в
наши «образованные» массы, мало-помалу, но все более и все прочнее проникало сознание, что правы они, а виноваты мы.
Как публицист он и"Библиотеке"не мог придавать блеска и по всему своему складу держался всегда корректного тона, гораздо умереннее своих политических принципов. Был он и хороший переводчик. У нас он переводил начало романа Диккенса"
Наш общий друг".
— Милейшие коллеги! — выдержав паузу, снова заговорил Коршунов, — мы с сегодняшнего дня представляем собою, так сказать, одну дружную семью, соединенную
общею целью и
общею идеею. А поэтому, коллеги, не найдете ли вы более удобным выбросить из
нашего обихода всякие китайские церемонии и относиться
друг к
другу совершенно по-братски и по-сестрински. Начнем с того, что будем называть по именам сокращенно
друг друга. Я бы предложил перейти и на «ты»…
— Я не согласился тогда; но скоро, скоро придет время сдать ее и многие
другие нашему общему благодетелю. Не хочу, чтобы они умерли со мною. Да, мы говорили о бедной Розе! Спрашивал ли ты ее хорошенько, что у нее болит? не тоскует ли она по родине?
— А ты откуда свалился, что находишь, что это невозможно… Тут, брат, вмешался
наш «
общий друг», — барон потрепал по плечу Кирхофа.
— Философски рассуждая, оно конечно так, — согласился Бежецкий. — Только боюсь, как бы не придрались к этому на
общем собрании. Ведь
наши индюки иногда сидят, думают, думают, да и отольют какую-нибудь пулю. Вон Величковскому давно хочется в председатели на мое место попасть. Возьмет да и брякнет, а
другие за ним, у нас в этом отношении ведь совсем баранье стадо.
Философия, наука, общественное мнение говорят: учение Христа неисполнимо потому, что жизнь человека зависит не от того света разума, которым он может осветить самую эту жизнь, а от
общих законов, и потому не надо освещать эту жизнь разумом и жить согласно с ним, а надо жить, как живется, твердо веруя, что по законам прогресса исторического, социологического и
других после того, как мы очень долго будем жить дурно,
наша жизнь сделается сама собой очень хорошей.
«Горести, видно,
общий удел
наш, милый и нежный
друг Julie.
А между тем именно теперь, как в
нашей Тульской губ., так и в Орловской, Рязанской и
других губерниях, принимаются самые энергические меры для противодейстия частной помощи во всех ее видах, и, как видно, меры
общие, постоянные.
С одной стороны, моя душевная ясность, редкая законченность миросозерцания и благородство чувств, поражающие всех моих собеседников, с
другой — некоторые весьма, впрочем, скромные услуги, оказанные мною г. начальнику, создали для меня ряд привилегий, которыми я пользуюсь, конечно, вполне умеренно, не желая выходить из
общего плана и системы
нашей тюрьмы.