Неточные совпадения
Послышавшиеся шаги
лакея заставили ее очнуться, и, скрыв от него свое
лицо, она притворилась, что пишет.
Лакей, подававший в общей зале обед инженерам, несколько раз с сердитым
лицом приходил на ее зов и не мог не исполнить ее приказания, так как она с такою ласковою настоятельностью отдавала их, что никак нельзя было уйти от нее.
Увидав хлопотавших
лакеев над перетиркой посуды и расстановкой тарелок и рюмок, увидав их спокойные, оживленные
лица, Левин испытал неожиданное чувство облегчения, точно из смрадной комнаты он вышел на чистый воздух.
Фразу сказал министр с
лицом солидного
лакея первоклассной гостиницы, он сказал ее нахмурив
лицо и тоном пророка.
Самгин, оглядываясь, видел бородатые и бритые, пухлые и костлявые
лица мужчин, возбужденных счастьем жить, видел разрумяненные мордочки женщин, украшенных драгоценными камнями, точно иконы, все это было окутано голубоватым туманом, и в нем летали, подобно ангелам, белые
лакеи, кланялись их аккуратно причесанные и лысые головы, светились почтительными улыбками потные физиономии.
Иноков подошел к Робинзону, угрюмо усмехаясь, сунул руку ему, потом Самгину, рука у него была потная, дрожала, а глаза странно и жутко побелели, зрачки как будто расплылись, и это сделало
лицо его слепым.
Лакей подвинул ему стул, он сел, спрятал руки под столом и попросил...
Едва
лакей ушел, Лютов, хлопнув Клима по плечу, заговорил вполголоса, ломая
лицо свое гримасами, разбрасывая глаза во все стороны...
Стол для ужина занимал всю длину столовой, продолжался в гостиной, и, кроме того, у стен стояло еще несколько столиков, каждый накрыт для четверых. Холодный огонь электрических лампочек был предусмотрительно смягчен розетками из бумаги красного и оранжевого цвета, от этого теплее блестело стекло и серебро на столе, а
лица людей казались мягче, моложе. Прислуживали два старика
лакея во фраках и горбоносая, похожая на цыганку горничная. Елена Прозорова, стоя на стуле, весело командовала...
В жизнь Самгина бесшумно вошел Миша. Он оказался исполнительным
лакеем, бумаги переписывал не быстро, но четко, без ошибок, был молчалив и смотрел в
лицо Самгина красивыми глазами девушки покорно, даже как будто с обожанием. Чистенький, гладко причесанный, он сидел за маленьким столом в углу приемной, у окна во двор, и, приподняв правое плечо, засевал бумагу аккуратными, круглыми буквами. Попросил разрешения читать книги и, получив его, тихо сказал...
— Несчастный, что я наделал! — говорил он, переваливаясь на диван
лицом к подушке. — Свадьба! Этот поэтический миг в жизни любящихся, венец счастья — о нем заговорили
лакеи, кучера, когда еще ничего не решено, когда ответа из деревни нет, когда у меня пустой бумажник, когда квартира не найдена…
Она наклонилась и увидела покойно сидящего на заборе человека, судя по платью и по
лицу, не простолюдина, не
лакея, а по летам — не школьника. Он держал в руках несколько яблок и готовился спрыгнуть.
Они оставались там минут десять совсем не слышно и вдруг громко заговорили. Заговорили оба, но князь вдруг закричал, как бы в сильном раздражении, доходившем до бешенства. Он иногда бывал очень вспыльчив, так что даже я спускал ему. Но в эту самую минуту вошел
лакей с докладом; я указал ему на их комнату, и там мигом все затихло. Князь быстро вышел с озабоченным
лицом, но с улыбкой;
лакей побежал, и через полминуты вошел к князю гость.
Веревкин только вздохнул и припал своим красным
лицом к тарелке. После ботвиньи Привалов чувствовал себя совсем сытым, а в голове начинало что-то приятно кружиться. Но Половодов время от времени вопросительно посматривал на дверь и весь просиял, когда наконец показался
лакей с круглым блюдом, таинственно прикрытым салфеткой. Приняв блюдо, Половодов торжественно провозгласил, точно на блюде лежал новорожденный...
У окна сидел, развалясь, какой-то «друг дома»,
лакей или дежурный чиновник. Он встал, когда я взошел, вглядываясь в его
лицо, я узнал его, мне эту противную фигуру показывали в театре, это был один из главных уличных шпионов, помнится, по фамилии Фабр. Он спросил меня...
В этом отношении было у нас
лицо чрезвычайно интересное — наш старый
лакей Бакай. Человек атлетического сложения и высокого роста, с крупными и важными чертами
лица, с видом величайшего глубокомыслия, он дожил до преклонных лет, воображая, что положение
лакея одно из самых значительных.
По счастию, мне недолго пришлось ломать голову, догадываясь, в чем дело. Дверь из передней немного приотворилась, и красное
лицо, полузакрытое волчьим мехом ливрейной шубы, шепотом подзывало меня; это был
лакей Сенатора, я бросился к двери.
В дом Шереметева клуб переехал после пожара, который случился в доме Спиридонова поздней ночью, когда уж публика из нижних зал разошлась и только вверху, в тайной комнате, играли в «железку» человек десять крупных игроков. Сюда не доносился шум из нижнего этажа, не слышно было пожарного рожка сквозь глухие ставни. Прислуга клуба с первым появлением дыма ушла из дому. К верхним игрокам вбежал мальчуган-карточник и за ним
лакей, оба с испуганными
лицами, приотворили дверь, крикнули: «Пожар!» — и скрылись.
— Гы! А мы и не видим, — насмешливо заметил
лакей отца, Павел, молодой человек с глуповатым
лицом и отвислой нижней губой, но в сюртуке и грязной манишке. Горничная и кухарка подозрительно фыркнули.
Кухарка была «пани» Будзиньская, комнатная горничная «пани» Хумова, женщина с тонкими, изящными чертами
лица, всегда говорившая по — польски,
лакей Гандыло, конечно, очень бы обиделся, если бы его назвали мужиком.
Такое поведение
лакея Ганьки возмутило Мыльникова, и он без лишних слов вступил с холуйским отродьем врукопашную. На крик Ганьки в дверях гостиной мелькнуло испуганное
лицо Фени, а потом показался сам Карачунский.
В это время дверь из коридора отворилась, и вошел коридорный
лакей, а за ним высокая дама в длинном клетчатом плюшевом бурнусе, с густым вуалем на
лице.
Приехал также и актер Эгмонт-Лаврецкий, бритый, высокий, похожий на придворного
лакея своим вульгарным и нагло-презрительным
лицом.
— Да к
лакеям даже и к повару, так что те не смеют мне взглянуть в
лицо, — говорила Анна Ивановна, делая в это время преграциозные па.
Генерал, впрочем, совершенно уже привык к нервному состоянию своей супруги, которое в ней, особенно в последнее время, очень часто стало проявляться. В одно утро, наконец, когда Мари сидела с своей семьей за завтраком и, по обыкновению, ничего не ела, вдруг раздался звонок; она по какому-то предчувствию вздрогнула немного. Вслед за тем
лакей ей доложил, что приехал Вихров, и герой мой с веселым и сияющим
лицом вошел в столовую.
Вихров пошел. В передней их встретил заспанный
лакей; затем они прошли темную залу и темную гостиную — и только уже в наугольной, имеющей вид кабинета, увидели хозяина, фигура которого показалась Вихрову великолепнейшею. Петр Петрович, с одутловатым несколько
лицом, с небольшими усиками и с эспаньолкой, с огромным животом, в ермолке, в плисовом малиновом халате нараспашку, с ногами, обутыми в мягкие сапоги и, сверх того еще, лежавшими на подушке, сидел перед маленьким столиком и раскладывал гран-пасьянс.
В передней Вихров застал довольно странную сцену. Стоявшие там приезжие
лакеи забавлялись и перебрасывали друг на друга чей-то страшно грязный, истоптанный женский плисовый сапог, и в ту именно минуту, когда Вихров вошел, сапог этот попал одному
лакею в
лицо.
На этот раз убеждения подействовали, и кадриль кой-как составилась. Из-за дверей коридора, примыкавшего к зале, выглядывали
лица горничных и других зрителей лакейского звания, впереди которых, в самой уже зале, стоял камердинер его высокородия. Он держал себя, как и следует камердинеру знатной особы, весьма серьезно, с прочими
лакеями не связывался и, заложив руки назад, производил глубокомысленные наблюдения над танцующим уездом.
Худощавый
лакей генеральши стоял, прислонясь к стене, и с самым грустным выражением в
лице глядел на толпу, между тем как молоденький предводительский
лакей курил окурок сигары, отворачиваясь каждый раз выпущать дым в угол, из опасения, чтоб не заметили господа.
При входе Калиновича
лакей, глуповатый из
лица, но в ливрее с галунами, вытянулся в дежурную позу и на вопрос: «Принимают?» — бойко отрезал: «Пожалуйте-с», — и побежал вверх с докладом.
Впереди прочих стояли: Сусанна в ваточном платье, с
лицом серьезным, и Муза, с
лицом еще более, чем у сестры, нахмуренным; а за ними вся комнатная прислуга: две-три хорошенькие горничные, оборванный
лакей, оборванный тоже повар, вдобавок еще небритый и распространявший от себя довольно сильный запах жареного луку.
Лакей ушел. Крапчик, поприбрав несколько на конторке свои бумаги, пошел неохотно в кабинет, куда вместе с ним торопливо входила и Катрин с
лицом еще более грубоватым, чем при вечернем освещении, но вместе с тем сияющим от удовольствия.
Это они говорили, уже переходя из столовой в гостиную, в которой стоял самый покойный и манящий к себе турецкий диван, на каковой хозяйка и гость опустились, или, точнее сказать, полуприлегли, и камер-юнкер обнял было тучный стан Екатерины Петровны, чтобы приблизить к себе ее набеленное
лицо и напечатлеть на нем поцелуй, но Екатерина Петровна, услыхав в это мгновение какой-то шум в зале, поспешила отстраниться от своего собеседника и даже пересесть на другой диван, а камер-юнкер, думая, что это сам Тулузов идет, побледнел и в струнку вытянулся на диване; но вошел пока еще только
лакей и доложил Екатерине Петровне, что какой-то молодой господин по фамилии Углаков желает ее видеть.
Помимо отталкивающего впечатления всякого трупа, Петр Григорьич, в то же утро положенный
лакеями на стол в огромном танцевальном зале и уже одетый в свой павловский мундир, лосиные штаны и вычищенные ботфорты, представлял что-то необыкновенно мрачное и устрашающее: огромные ступни его ног, начавшие окостеневать, перпендикулярно торчали;
лицо Петра Григорьича не похудело, но только почернело еще более и исказилось; из скривленного и немного открытого в одной стороне рта сочилась белая пена; подстриженные усы и короткие волосы на голове ощетинились; закрытые глаза ввалились; обе руки, сжатые в кулаки, как бы говорили, что последнее земное чувство Крапчика было гнев!
Лакей, заспанный, с распухшим
лицом, в запятнанном сюртуке, плевал направо и растирал левою ногой.
Николай Артемьевич насупился, прошелся раза два по комнате, достал из бюро бархатный ящичек с «фермуарчиком» и долго его рассматривал и обтирал фуляром. Потом он сел перед зеркалом и принялся старательно расчесывать свои густые черные волосы, с важностию на
лице наклоняя голову то направо, то налево, упирая в щеку языком и не спуская глаз с пробора. Кто-то кашлянул за его спиною: он оглянулся и увидал
лакея, который приносил ему кофе.
— Нет, не то! — сказал Козелков, как бы отгадывая его мысли, — поручение, которое я намерен на вас возложить, весьма серьезно. — Митенька выговорил эти слова очень строго; но, должно быть, важный вид был не к
лицу ему, потому что
лакей Степан, принимавший в эту минуту тарелку у Фавори, не выдержал и поспешил поскорее уйти.
«И чего переливают из пустого в порожнее? — думает
лакей, с осунувшимся
лицом, сидя в передней.
Пред обедом несколько других товарищей выбегают по вызову
лакея в переднюю и возвращаются с радостными
лицами: и за ними прислали.
У порога дома Егорушка увидел новую, роскошную коляску и пару черных лошадей. На козлах сидел
лакей в ливрее и с длинным хлыстом в руках. Провожать уезжающих вышел один только Соломон.
Лицо его было напряжено от желания расхохотаться; он глядел так, как будто с большим нетерпением ждал отъезда гостей, чтобы вволю посмеяться над ними.
В нескольких шагах от осининского дома он увидел остановившуюся перед полицейскою будкой щегольскую двуместную карету. Ливрейный, тоже щегольской
лакей, небрежно нагнувшись с козел, расспрашивал будочника из чухонцев, где здесь живет князь Павел Васильевич Осинин. Литвинов заглянул в карету: в ней сидел человек средних лет, геморроидальной комплексии, с сморщенным и надменным
лицом, греческим носом и злыми губами, закутанный в соболью шубу, по всем признакам важный сановник.
На палубу выбежали двое
лакеев; один молодой, тоненький и юркий, неаполитанец, с неуловимым выражением подвижного
лица, другой — человек среднего возраста, седоусый, чернобровый, в серебряной щетине на круглом черепе; у него горбатый нос и серьезные умные глаза.
Кудряш и Шапкин, Кулигин, Феклуша, барыня с двумя
лакеями, сам Дикой — все это
лица, существенно не связанные с основою пьесы.
Рядом с ним такой же старый, министерского вида, с серебряными огромными баками, выездной
лакей в цилиндре с золотым галуном, а над крышей кареты высились две шляпы, тоже с галуном, над серьезными
лицами двух огромных гайдуков, начисто выбритых.
— Я не подозреваю, а уверена, — сказала Зинаида Федоровна. — Пока я подозревала этого пролетария с несчастным
лицом, вашего
лакея, я ни слова не говорила. Обидно, Жорж, что вы мне не верите.
Она поняла и поверила мне — это я видел по ее внезапной бледности и по тому, как она вдруг скрестила на груди руки со страхом и мольбой. В мгновение в ее памяти промелькнуло ее недавнее прошлое, она сообразила и с неумолимою ясностью увидела всю правду. Но в то же время она вспомнила, что я
лакей, низшее существо… Проходимец с всклокоченными волосами, с красным от жара
лицом, быть может пьяный, в каком-то пошлом пальто, грубо вмешался в ее интимную жизнь, и это оскорбило ее. Она сказала мне сурово...
Кажется, за все время нашего знакомства это он в первый раз сказал мне «вы». Бог его знает, почему. Вероятно, в нижнем белье и с
лицом, искаженным от кашля, я плохо играл свою роль и мало походил на
лакея.
— Опять я! — вскричал Пётр, и его
лицо покрылось пятнами, постарело, озлобилось. — За два месяца третий раз
лакея играть! Позвольте же!.. Не хочу!
Миклаков многое хотел было возразить на это княгине, но в это время вошел
лакей и подал ему довольно толстый пакет, надписанный рукою князя. Миклаков поспешно распечатал его; в пакете была большая пачка денег и коротенькая записочка от князя: «Любезный Миклаков! Посылаю вам на вашу поездку за границу тысячу рублей и надеюсь, что вы позволите мне каждогодно высылать вам таковую же сумму!» Прочитав эту записку, Миклаков закусил сначала немного губы и побледнел в
лице.
Входят Дулебов, Великатов, Бакин, Вася, за ними
лакей из буфета с бутылкой портвейна и рюмками: несколько
лиц из публики, которые остаются в глубине сцены.
Лакей, пробегая с подносом, сердито прищурился, а я выдержал его взгляд с невинным
лицом и даже кивнул.