Неточные совпадения
Далее всё было то же
и то же; та же тряска с постукиваньем, тот же снег в окно, те же быстрые переходы от парового
жара к
холоду и опять к
жару, то же мелькание тех же лиц в полумраке
и те же голоса,
и Анна стала читать
и понимать читаемое.
Корм под носом, везде натыкано насесток,
От
холоду и жару есть приют,
И укромонные местечки для наседок.
На ниве, зыблемый погодой, Колосок,
Увидя за стеклом в теплице
И в неге,
и в добре взлелеянный цветок,
Меж тем, как он
и мошек веренице,
И бурям,
и жарам,
и холоду открыт,
Хозяину с досадой говорит:
«За что́ вы, люди, так всегда несправедливы,
Что кто умеет ваш утешить вкус иль глаз,
Тому ни в чём отказа нет у вас,
А кто полезен вам, к тому вы нерадивы?
Он
и в
жар и в
холод всегда застегнут, всегда бодр; только в
жар подбородок у него светится, как будто вымазанный маслом; в качку
и не в качку стоит на ногах твердо, заложив коротенькие руки на спину или немного пониже, а на ходу шагает маленькими шажками.
Про Корею пишут, что, от сильных
холодов зимой
и от сильных
жаров летом, она бесплодна
и бедна.
Давно ли мы жаловались на
жар? давно ли нельзя было есть мяса, выпить рюмки вина? А теперь, хоть
и совестно, а приходится жаловаться на
холод! Погода ясная, ночи лунные, NO муссон дует с резким холодком. Опять всем захотелось на юг, все бредят Манилой.
На биваке костер горел ярким пламенем. Дерсу сидел у огня
и, заслонив рукой лицо от
жара, поправлял дрова, собирая уголья в одно место; старик Китенбу гладил свою собаку. Альпа сидела рядом со мной
и, видимо, дрожала от
холода.
Но вы не будете там жить:
Тот климат вас убьет!
Я вас обязан убедить,
Не ездите вперед!
Ах! вам ли жить в стране такой,
Где воздух у людей
Не паром — пылью ледяной
Выходит из ноздрей?
Где мрак
и холод круглый год,
А в краткие
жары —
Непросыхающих болот
Зловредные пары?
Да… Страшный край! Оттуда прочь
Бежит
и зверь лесной,
Когда стосуточная ночь
Повиснет над страной…
Погода у нас ужасная: дождь, дождь
и дождь! Вместо нестерпимых
жаров, которые нас мучили здесь, теперь
холода. Не простудись в твоих переездах. Храни тебя бог! Целую тебя мильон раз
и в глазки,
и в щечки,
и в губки.
Идучи домой, он рассуждал о своем поступке,
и его обдавало то
холодом, то
жаром.
Для этого на утреннем медицинском обходе он заявлял, что его почему-то бросает то в
жар, то в
холод, а голова у него
и болит
и кружится,
и он сам не знает, почему это с ним делается.
Во всей этой иронии его была некоторая доля правды: самый дом представлял почти развалину; на его крыше
и стенах краска слупилась
и слезла; во многих окнах виднелись разбитые
и лопнувшие стекла; паркет внутри дома покосился
и растрескался; в некоторых комнатах существовала
жара невыносимая, а в других —
холод непомерный.
— Да то, что ни ты, ни я, мы не бабы, не красные девицы; много у нас крови на душе; а ты мне вот что скажи, атаман: приходилось ли тебе так, что как вспомнишь о каком-нибудь своем деле, так тебя словно клещами за сердце схватит
и холодом и жаром обдаст с ног до головы,
и потом гложет, гложет, так что хоть бы на свет не родиться?
Вечером же, обыкновенно часов около семи, как буря, налетал на меня приступ болезни,
и я проводил на постели ужасную, длинную, как столетие, ночь, то трясясь под одеялом от
холода, то пылая невыносимым
жаром.
Все это возбуждало смех у Софьи Павловны
и ее поклонников, но очень дорого стоило Фоме, бросая его то в
жар, то в
холод.
— Слышала я, сестрица, что нынче над ними начальники в судах поставлены. Прежде не было, а теперь есть. Наш-то так-таки прямо
и объявил: трудно, говорит, нынче, сударыня! Уж на что, говорит, я бесстрашен:
и бурю,
и слякоть,
и холод,
и жар — все стерплю! А начальства боюсь!
Во всей природе видит дикарь человекоподобную жизнь, все явления природы производит от сознательного действия человекообразных существ Как он очеловечивает ветер,
холод,
жар (припомним нашу сказку о том, как спорили мужик-ветер, мужик-мороз, мужик-солнце, кто из них сильнее), болезни (рассказы о холере, о двенадцати сестрах-лихорадках, о цынге; последний — между шпицбергенскими промышленниками), точно так же очеловечивает он
и силу случая.
Весь проникнутый любовью к искусству, не чувствуя ни
жара, ни
холода, не видя окружающих его людей, ничего не помня, кроме репетируемой пиесы, никого не зная, кроме представляемого лица, — Шаховской часто был великолепен, несмотря на свою смешную, толстую фигуру, свой длинный птичий нос, визгливый голос
и картавое произношение.
При этом столкновении меня вдруг словно снегом обдало: я задрожал, но эта дрожь была не от
холода и озноба, а от сильного
жару, который вдруг воспламенился во мне…
То
холод пробежит по телу вдруг,
То
жар в лицо ударится порой,
И сердцу так неловко, так неловко!..
От всей фигуры веяло каким-то замогильным безучастием; на было в ней даже ни одной черты страдания: в
холод и жар, в дождь
и непогоду он сидел одинаково сгорбившись
и по временам только постукивал пальцем одной руки по другой.
— Сначала меня от
холода в
жар бросило, — продолжал Мерик, — а когда вытащили наружу, не было никакой возможности, лег я на снег, а молоканы стоят около
и бьют палками по коленкам
и локтям. Больно, страсть! Побили
и ушли… А на мне всё мерзнет, одежа обледенела, встал я,
и нет мочи. Спасибо, ехала баба, подвезла.
Бог был — чужой, Черт — родной. Бог был —
холод. Черт —
жар.
И никто из них не был добр.
И никто — зол. Только одного я любила, другого — нет: одного знала, а другого — нет. Один меня любил
и знал, а другой — нет. Одного мне — тасканьями в церковь, стояньями в церкви, паникадилом, от сна в глазах двоящимся: расходящимся
и вновь сходящимся — Ааронами
и фараонами —
и всей славянской невнятицей, — навязывали, одного меня — заставляли, а другой — сам,
и никто не знал.
Оттого, что зимой железо от
холода сжимается, а летом от
жару растягивается. Если бы зимой вплотную сомкнуть рельсы концы с концами, они бы летом растянулись, уперлись бы друг в друга
и поднялись.
Небытие, ничто, всюду просвечивает в бытии, оно участвует в бытии, подобно тому как смерть в известном смысле участвует в жизни как ее изнанка или тьма в свете
и холод в
жаре.
Язвительный тон писаря
и его хриплый голос обдали Теркина
холодом и жаром. Розги лежали перед ним. Если б он мог, он схватил бы за горло негодяя, который издевался над ним перед казнью.
Холодно, холодно в нашем домишке. Я после обеда читал у стола, кутаясь в пальто. Ноги стыли,
холод вздрагивающим трепетом проносился по коже, глубоко внутри все захолодело. Я подходил к теплой печке, грелся,
жар шел через спину внутрь. Садился к столу, —
и холод охватывал нагретую спину. Вялая теплота бессильно уходила из тела,
и становилось еще холоднее.
Ах, как долго длится эта ужасная конференция! Меня бросает то в
жар, то в
холод… Отчаяние теперь прочно завладело мною
и крепко держит меня в своих цепких руках. Я уже мысленно решаю, что не буду принята.
Холод и жар, сплотившись вместе, изгнали пришельцев,
и вместо французского ига, которое так самонадеянно готовил для нас избалованный ратной удачей Бонапарт, доставили нам славу освободителей Европы.
Семен Иванович не принимал, впрочем, в ней большого участия. Ему было не до того. Он чувствовал, что его бросало то в
холод, то в
жар от только что пережитого им взаимного взгляда; он ощущал, как трепетало в груди его сердце,
и с сладостным страхом понимал, что это сердце более не принадлежит ему.
От мысли, что он отравился, его бросило
и в
холод и в
жар. Что яд был действительно принят, свидетельствовали, кроме запаха в комнате, жжение во рту, искры в глазах, звон колоколов в голове
и колотье в желудке. Чувствуя приближение смерти
и не обманывая себя напрасными надеждами, он пожелал проститься с близкими
и отправился в спальню Дашеньки. (Будучи вдовым, он у себя в квартире держал вместо хозяйки свою свояченицу Дашеньку, старую деву.)