Неточные совпадения
Не нравилась ему игла Петропавловской крепости и ангел, пронзенный ею; не нравилась потому, что об этой крепости говорили с почтительной ненавистью к ней, но
порою в ненависти звучало что-то похожее на зависть: студент Попов с
восторгом называл крепость...
Украйна глухо волновалась.
Давно
в ней искра разгоралась.
Друзья кровавой старины
Народной чаяли войны,
Роптали, требуя кичливо,
Чтоб гетман узы их расторг,
И Карла ждал нетерпеливо
Их легкомысленный
восторг.
Вокруг Мазепы раздавался
Мятежный крик:
пора,
пора!
Но старый гетман оставался
Послушным подданным Петра.
Храня суровость обычайну,
Спокойно ведал он Украйну,
Молве, казалось, не внимал
И равнодушно пировал.
Казалось, служа
в гвардейском, близком к царской фамилии полку, Масленникову
пора бы привыкнуть к общению с царской фамилией, но, видно, подлость только усиливается повторением, и всякое такое внимание приводило Масленникова
в такой же
восторг,
в который приходит ласковая собачка после того, как хозяин погладит, потреплет, почешет ее за ушами.
— Литературное воровство! — вскричал Иван, переходя вдруг
в какой-то
восторг, — это ты украл из моей поэмы! Спасибо, однако. Вставай, Алеша, идем,
пора и мне и тебе.
Порою завязывались драки между пьяной скандальной компанией и швейцарами изо всех заведений, сбегавшимися на выручку товарищу швейцару, — драка, во время которой разбивались стекла
в окнах и фортепианные деки, когда выламывались, как оружие, ножки у плюшевых стульев, кровь заливала паркет
в зале и ступеньки лестницы, и люди с проткнутыми боками и проломленными головами валились
в грязь у подъезда, к звериному, жадному
восторгу Женьки, которая с горящими глазами, со счастливым смехом лезла
в самую гущу свалки, хлопала себя по бедрам, бранилась и науськивала,
в то время как ее подруги визжали от страха и прятались под кровати.
«Мадам, ваш родственник, — и он при этом почему-то лукаво посмотрел на меня, — ваш родственник написал такую превосходную вещь, что до сих
пор мы и наши друзья
в восторге от нее; завтрашний день она выйдет
в нашей книжке, но другая его вещь встречает некоторое затруднение, а потому напишите вашему родственнику, чтобы он сам скорее приезжал
в Петербург; мы тут лично ничего не можем сделать!» Из этих слов ты поймешь, что сейчас же делать тебе надо: садись
в экипаж и скачи
в Петербург.
Месяц тому назад я уведомлял вас, что получил место товарища прокурора при здешнем окружном суде. С тех
пор я произнес уже восемь обвинительных речей, и вот результат моей деятельности: два приговора без смягчающих вину обстоятельств;шесть приговоров, по которым содеянное преступление признано подлежащим наказанию, но с допущением смягчающих обстоятельств; оправданий — ни одного. Можете себе представить,
в каком я
восторге!!
С тех
пор, однако ж, как двукратно княгиня Чебылкина съездила с дочерью
в столицу,
восторги немного поохладились: оказывается, «qu'on n'y est jamais chez soi», [что там никогда не чувствуешь себя дома (франц.)] что «мы отвыкли от этого шума», что «le prince Курылкин, jeune homme tout-à-fait charmant, — mais que ça reste entre nous — m'a fait tellement la cour, [Князь Курылкин, совершенно очаровательный молодой человек — но пусть это останется между нами — так ухаживал за мной (франц.).] что просто совестно! — но все-таки какое же сравнение наш милый, наш добрый, наш тихий Крутогорск!»
Зато случается
поройИной
в нас демон поселится,
Тогда
восторг живой струей
Насильно
в душу протеснится…
И затрепещет сладко грудь…
и т. д.
Они до сих
пор слушали рассказы Аносова с тем же
восторгом, как и
в их раннем детстве. Анна даже невольно совсем по-детски расставила локти на столе и уложила подбородок на составленные пятки ладоней. Была какая-то уютная прелесть
в его неторопливом и наивном повествовании. И самые обороты фраз, которыми он передавал свои военные воспоминания, принимали у него невольно странный, неуклюжий, несколько книжный характер. Точно он рассказывал по какому-то милому древнему стереотипу.
— Господа! заключимте четверной союз! —
в восторге отозвался и я, едва поспевая следить за общим потоком великодушных
порывов.
Они всю жизнь свою не теряли способности освещаться присутствием разума;
в них же близкие люди видали и блеск радостного
восторга, и туманы скорби, и слезы умиления;
в них же сверкал
порою и огонь негодования, и они бросали искры гнева — гнева не суетного, не сварливого, не мелкого, а гнева большого человека.
В порыве веселости Степан Михайлыч вытащил было на сцену Лупеневскую и, будто ничего не зная, громко ее спросил: «Что, Флена Ивановна, приглянулась ли тебе моя невестка?» Флена Ивановна с
восторгом, удвоенным пивом и наливками, начала уверять, божиться и креститься, что она свою дочь Лизыньку так не любит, как полюбила Софью Николавну с первого взгляда и что какое счастье послал бог братцу Алексею Степанычу!
Не мальчик
в порыве минутного
восторга лепечет пред тобою необдуманные клятвы, а человек, уже испытанный летами, просто и прямо, чуть не с ужасом, высказывает то, что он признал несомненною правдой. Да, любовь твоя все для меня заменила — все, все!
И вдруг
восторг его гас, как гаснет свеча от сильного
порыва ветра. Пьяное лицо вздрагивало, глаза, краснея, наливались слезами, и губы растягивались
в пугливую улыбку.
Все мы подошли к картону и все остановились
в изумлении и
восторге. Это был кусок прелестнейшего этюда, приготовленного Истоминым для своей новой картины, о которой уже многие знали и говорили, но которой до сих
пор никто не видал, потому что при каждом появлении посетителей, допускавшихся
в мастерскую художника, его мольберт с подмалеванным холстом упорно поворачивался к стене.
Так-то выражался
восторг господина Голядкина, а между тем что-то все еще щекотало у него
в голове, тоска не тоска, — а
порой так сердце насасывало, что господин Голядкин не знал, чем утешить себя.
В самом деле, «Лиза, или Торжество благодарности» и «Рекрутский набор» — пьесы точно с некоторым достоинством, особенно последняя, — производили при своем появлении, и
в Москве и
в Петербурге, такое сильное впечатление, даже
восторг, какого не бывало до тех
пор, как мне сказывали старожилы-театралы.
Он возвращался обыкновенно к чаю, который мы пили одни, и почти всегда
в эту
пору, после хлопот и неприятностей по хозяйству, находился
в том особенном веселом расположении духа, которое мы называли диким
восторгом.
Положим, что мы рассуждаем с вами, например, при начале итальянской войны; вы приходите
в неописанный
восторг от статей,
в которых доказывается, что наконец пришла
пора свободы Италии и что австрийское иго нестерпимо и т. п., а мы спокойно замечаем вам, что ведь это, однако, ничего не значит, что надежды восхваляемых вами статей неосновательны, что союзом с Францией Италия теперь не приобретет себе истинной свободы.
Впоследствии, не так скоро, но прочно, без
восторга, но с каким-то умилением начала читать и читает до сих
пор «Юрия Милославского» вся грамотная Русь… и читает она его не даром: русский ум, дух и склад речи впервые послышались на Руси
в этом романе.
Но
порой, особенно
в сумерки,
в тот час, когда гул колоколов напоминал ему то мгновение, когда впервые задрожала, заныла вся грудь его дотоле неведомым чувством, когда он стал возле нее на коленях
в Божием храме, забыв обо всем, и только слышал, как стучало ее робкое сердце, когда слезами
восторга и радости омыл он новую, светлую надежду, мелькнувшую ему
в его одинокой жизни, — тогда буря вставала из уязвленной навеки души его.
Была минута, когда он почти чувствовал смерть и готов был встретить ее как светлую гостью: так напряглись его впечатления, таким могучим
порывом закипела по пробуждении вновь его страсть, таким
восторгом обдало душу его, что жизнь, ускоренная напряженною деятельностью, казалось, готова была перерваться, разрушиться, истлеть
в один миг и угаснуть навеки.
Да, много лет и много горьких мук
С тех
пор отяготело надо мною;
Но первого
восторга чудный звук
В груди не умирает, — и
порою,
Сквозь облако забот, когда недуг
Мой слабый ум томит неугомонно,
Ее глаза мне светят благосклонно.
Так
в час ночной, когда гроза шумит
И бродят облака, — звезда горит
В дали эфирной, не боясь их злости,
И шлет свои лучи на землю
в гости.
И наконец
пора пришла…
В день смерти с ложа он воспрянул,
И снова силу обрела
Немая грудь — и голос грянул!
Мечтаньем чудным окрылил
Его господь перед кончиной,
И он под небо воспарил
В красе и легкости орлиной.
Кричал он радостно: «Вперед!» —
И горд, и ясен, и доволен:
Ему мерещился народ
И звон московских колоколен;
Восторгом взор его сиял,
На площади, среди народа,
Ему казалось, он стоял
И говорил…
Пустейший из пустозвонов, г. Надимов, смело кричал со сцены Александрийского театра: «Крикнем на всю Русь, что пришла
пора вырвать зло с корнями!» — и публика приходила
в неистовый
восторг и рукоплескала г. Надимову, как будто бы он
в самом деле принялся вырывать зло м корнями…
Полчаса не прошло, а они уж весело смеялись, искали, кто виноват, и никак не могли отыскать. Забыты все тревожные думы, нет больше места подозреньям, исчезли мрачные мысли.
В восторге блаженства не могут наглядеться друг на друга, наговориться друг с другом. И не заметил Меркулов, как пролетело время. Половина третьего,
пора на биржу ехать с Васильем Петровичем. Нечего делать — пришлось расстаться.
— Получила, но после великого собора. А на этом соборе она уж изменилась, — сказала Марья Ивановна. — Я сидела возле нее и замечала за ней. Нисколько не было
в ней
восторга; как ни упрашивали ее — не пошла на круг. С тех
пор и переменилась… Варенька говорила с ней. Спроси ее.
— О, это не Крестовский остров, — шептала
в восторге Дорушка, проводившая там до сих
пор лето на даче у бывших господ ее матери, — это настоящее… Понимаешь ли, настоящее, Дуня!
Пришли домой.
Пора было ехать. Марья Матвеевна предложила мне остаться ночевать и отпустить извозчика: завтра она едет
в город и подвезет меня. Девочки
в восторге стали меня упрашивать. Катя захлопала
в ладоши...
Карточки Машиной мне не пришлось получить. Но у меня были ее волосы: через Юлю мы обменялись с нею волосами. И до сих
пор не могу определить, что
в этой моей любви было начитанного и что подлинного. Но знаю, когда я
в честь Маши прыгал с беседки,
в душе был сверкающий
восторг, смеявшийся над опасностью; и когда я открывал аптечную коробочку с картинкой и смотрел на хранившуюся
в ней прядь каштановых волос, — мир становился для меня значительнее и поэтичнее.
Андреа! — прибавил он, обратясь к своему сыну, который до сих
пор неподвижно стоял у дверей и наблюдал
в каком-то умилении, с каким-то
восторгом свыше его лет, приятную сцену свидания своего отца с незнакомцем.
Княжна не удержалась и намекнула старушке, что она также ждет ее сына и если чувства его к ней не изменились, она готова сделаться его женой. Елизавета Сергеевна была
в восторге. К чести ее надо сказать, что главною причиною такого
восторга было не богатство княжны, а то, что она знала по письмам сына, как последний до сих
пор безумно любит княжну Александру Яковлевну. Добрая старушка не удержалась, чтобы не успокоить
в этом смысле дорогую гостью. Надежда на счастье
в душе княжны Баратовой укрепилась.
Она сознавала, что она предлагает, взамен небольшого количества страсти, быть может, откровенного
восторга и некоторой неловкости
в порывах новичка.
Как
в часах результат сложного движения бесчисленных различных колес и блоков есть только медленное и уравномеренное движение стрелки, указывающей время, так и результатом всех сложных человеческих движений этих 160 000 русских и французов — всех страстей, желаний, раскаяний, унижений, страданий,
порывов гордости, страха,
восторга этих людей — был только проигрыш Аустерлицкого сражения, так называемого сражения трех императоров, т. е. медленное передвижение всемирно-исторической стрелки на циферблате истории человечества.
В начале зимы, князь Николай Андреич Болконский с дочерью приехали
в Москву. По своему прошедшему, по своему уму и оригинальности,
в особенности по ослаблению на ту
пору восторга к царствованию императора Александра, и по тому анти-французскому и патриотическому направлению, которое царствовало
в то время
в Москве, князь Николай Андреич сделался тотчас же предметом особенной почтительности москвичей и центром московской оппозиции правительству.