Неточные совпадения
В воротах с ними встретился
Лакей, какой-то буркою
Прикрытый: «Вам кого?
Помещик за
границею,
А управитель при смерти!..» —
И спину показал.
Крестьяне наши прыснули:
По всей спине дворового
Был нарисован лев.
«Ну, штука!» Долго спорили,
Что за наряд диковинный,
Пока Пахом догадливый
Загадки не решил:
«Холуй хитер: стащит ковер,
В ковре дыру проделает,
В дыру просунет голову
Да и гуляет так...
Правдин. Подобное бесчеловечие вижу и
в здешнем доме. Ласкаюсь, однако, положить скоро
границы злобе жены и глупости мужа. Я уведомил уже о всех здешних варварствах нашего начальника и не сумневаюсь, что унять их возьмутся меры.
Между тем новый градоначальник оказался молчалив и угрюм. Он прискакал
в Глупов, как говорится, во все лопатки (время было такое, что нельзя было терять ни одной минуты) и едва вломился
в пределы городского выгона, как тут же, на самой
границе, пересек уйму ямщиков. Но даже и это обстоятельство не охладило восторгов обывателей, потому что умы еще были полны воспоминаниями о недавних победах над турками, и все надеялись, что новый градоначальник во второй раз возьмет приступом крепость Хотин.
18) Дю-Шарио, виконт, Ангел Дорофеевич, французский выходец. Любил рядиться
в женское платье и лакомился лягушками. По рассмотрении, оказался девицею. Выслан
в 1821 году за
границу.
Когда он разрушал, боролся со стихиями, предавал огню и мечу, еще могло казаться, что
в нем олицетворяется что-то громадное, какая-то всепокоряющая сила, которая, независимо от своего содержания, может поражать воображение; теперь, когда он лежал поверженный и изнеможенный, когда ни на ком не тяготел его исполненный бесстыжества взор, делалось ясным, что это"громадное", это"всепокоряющее" — не что иное, как идиотство, не нашедшее себе
границ.
Каждая слобода имела
в своем владении особенные луга, но
границы этих лугов были определены так:"
В урочище,"где Пётру Долгого секли" — клин, да
в дву потому ж".
На шестой день были назначены губернские выборы. Залы большие и малые были полны дворян
в разных мундирах. Многие приехали только к этому дню. Давно не видавшиеся знакомые, кто из Крыма, кто из Петербурга, кто из-за
границы, встречались
в залах. У губернского стола, под портретом Государя, шли прения.
Сверх того, отъезд был ей приятен еще и потому, что она мечтала залучить к себе
в деревню сестру Кити, которая должна была возвратиться из-за
границы в середине лета, и ей предписано было купанье.
Для того же, чтобы теоретически разъяснить всё дело и окончить сочинение, которое, сообразно мечтаниям Левина, должно было не только произвести переворот
в политической экономии, но совершенно уничтожить эту науку и положить начало новой науке — об отношениях народа к земле, нужно было только съездить за
границу и изучить на месте всё, что там было сделано
в этом направлении и найти убедительные доказательства, что всё то, что там сделано, — не то, что нужно.
В кружке самом близком к невесте были ее две сестры: Долли и старшая, спокойная красавица Львова, приехавшая из-за
границы.
Он испытывал
в Петербурге то же, что говорил ему вчера еще шестидесятилетний князь Облонский, Петр, только что вернувшийся из-за
границы...
Мысли о том, куда она поедет теперь, — к тетке ли, у которой она воспитывалась, к Долли или просто одна за
границу, и о том, что он делает теперь один
в кабинете, окончательная ли это ссора, или возможно еще примирение, и о том, что теперь будут говорить про нее все ее петербургские бывшие знакомые, как посмотрит на это Алексей Александрович, и много других мыслей о том, что будет теперь, после разрыва, приходили ей
в голову, но она не всею душой отдавалась этим мыслям.
Из театра Степан Аркадьич заехал
в Охотный ряд, сам выбрал рыбу и спаржу к обеду и
в 12 часов был уже у Дюссо, где ему нужно было быть у троих, как на его счастье, стоявших
в одной гостинице: у Левина, остановившегося тут и недавно приехавшего из-за
границы, у нового своего начальника, только что поступившего на это высшее место и ревизовавшего Москву, и у зятя Каренина, чтобы его непременно привезти обедать.
Речь шла о модном вопросе: есть ли
граница между психическими и физиологическими явлениями
в деятельности человека и где она?
— Вы говорите, — продолжала хозяйка начатый разговор, — что мужа не может интересовать всё русское. Напротив, он весел бывает за
границей, но никогда так, как здесь. Здесь он чувствует себя
в своей сфере. Ему столько дела, и он имеет дар всем интересоваться. Ах, вы не были
в нашей школе?
Он думал о том, что Анна обещала ему дать свиданье нынче после скачек. Но он не видал ее три дня и, вследствие возвращения мужа из-за
границы, не знал, возможно ли это нынче или нет, и не знал, как узнать это. Он виделся с ней
в последний раз на даче у кузины Бетси. На дачу же Карениных он ездил как можно реже. Теперь он хотел ехать туда и обдумывал вопрос, как это сделать.
Шестнадцать часов дня надо было занять чем-нибудь, так как они жили за
границей на совершенной свободе, вне того круга условий общественной жизни, который занимал время
в Петербурге.
Он полагал, что жизнь человеческая возможна только за
границей, куда он и уезжал жить при первой возможности, а вместе с тем вел
в России очень сложное и усовершенствованное хозяйство и с чрезвычайным интересом следил за всем и знал всё, что делалось
в России.
В сентябре Левин переехал
в Москву для родов Кити. Он уже жил без дела целый месяц
в Москве, когда Сергей Иванович, имевший именье
в Кашинской губернии и принимавший большое участие
в вопросе предстоящих выборов, собрался ехать на выборы. Он звал с собою и брата, у которого был шар по Селезневскому уезду. Кроме этого, у Левина было
в Кашине крайне нужное для сестры его, жившей за
границей, дело по опеке и по получению денег выкупа.
Еще
в феврале он получил письмо от Марьи Николаевны о том, что здоровье брата Николая становится хуже, но что он не хочет лечиться, и вследствие этого письма Левин ездил
в Москву к брату и успел уговорить его посоветоваться с доктором и ехать на воды за
границу.
Говоря о предстоящем наказании иностранцу, судившемуся
в России, и о том, как было бы неправильно наказать его высылкой за
границу, Левин повторил то, что он слышал вчера
в разговоре от одного знакомого.
Окончив курсы
в гимназии и университете с медалями, Алексей Александрович с помощью дяди тотчас стал на видную служебную дорогу и с той поры исключительно отдался служебному честолюбию. Ни
в гимназии, ни
в университете, ни после на службе Алексей Александрович не завязал ни с кем дружеских отношений. Брат был самый близкий ему по душе человек, но он служил по министерству иностранных дел, жил всегда за
границей, где он и умер скоро после женитьбы Алексея Александровича.
Вронский
в эти три месяца, которые он провел с Анной за
границей, сходясь с новыми людьми, всегда задавал себе вопрос о том, как это новое лицо посмотрит на его отношения к Анне, и большею частью встречал
в мужчинах какое должно понимание. Но если б его спросили и спросили тех, которые понимали «как должно»,
в чем состояло это понимание, и он и они были бы
в большом затруднении.
Сергей Иванович Кознышев хотел отдохнуть от умственной работы и, вместо того чтоб отправиться по обыкновению за
границу, приехал
в конце мая
в деревню к брату.
Князь же, напротив, находил за
границей всё скверным, тяготился европейской жизнью, держался своих русских привычек и нарочно старался выказывать себя за
границей менее Европейцем, чем он был
в действительности.
— Вот
в этом я, признаюсь, тебе завидую. Я когда возвращаюсь из-за
границы и надеваю это, — он тронул эксельбанты, — мне жалко свободы.
Со времени своего возвращения из-за
границы Алексей Александрович два раза был на даче. Один раз обедал, другой раз провел вечер с гостями, но ни разу не ночевал, как он имел обыкновение делать это
в прежние годы.
С тем тактом, которого так много было у обоих, они за
границей, избегая русских дам, никогда не ставили себя
в фальшивое положение и везде встречали людей, которые притворялись, что вполне понимали их взаимное положение гораздо лучше, чем они сами понимали его.
Еще бывши женихом, он был поражен тою определенностью, с которою она отказалась от поездки за
границу и решила ехать
в деревню, как будто она знала что-то такое, что нужно, и кроме своей любви могла еще думать о постороннем.
Княгиня находила всё прекрасным и, несмотря на свое твердое положение
в русском обществе, старалась зa
границей походить на европейскую даму, чем она не была, — потому что она была русская барыня, — и потому притворялась, что ей было отчасти неловко.
Комната эта была не та парадная, которую предлагал Вронский, а такая, за которую Анна сказала, что Долли извинит ее. И эта комната, за которую надо было извиняться, была преисполнена роскоши,
в какой никогда не жила Долли и которая напомнила ей лучшие гостиницы за
границей.
И потому она знала, что их дом будет
в деревне, и желала ехать не за
границу, где она не будет жить, а туда, где будет их дом.
Львов, женатый на Натали, сестре Кити, всю свою жизнь провел
в столицах и за
границей, где он и воспитывался и служил дипломатом.
Внешние отношения Алексея Александровича с женою были такие же, как и прежде. Единственная разница состояла
в том, что он еще более был занят, чем прежде. Как и
в прежние года, он с открытием весны поехал на воды за
границу поправлять свое расстраиваемое ежегодно усиленным зимним трудом здоровье и, как обыкновенно, вернулся
в июле и тотчас же с увеличенною энергией взялся за свою обычную работу. Как и обыкновенно, жена его переехала на дачу, а он остался
в Петербурге.
Письмо было от Облонского. Левин вслух прочел его. Облонский писал из Петербурга: «Я получил письмо от Долли, она
в Ергушове, и у ней всё не ладится. Съезди, пожалуйста, к ней, помоги советом, ты всё знаешь. Она так рада будет тебя видеть. Она совсем одна, бедная. Теща со всеми еще зa
границей».
Об удовольствиях холостой жизни, которые
в прежние поездки за
границу занимали Вронского, нельзя было и думать, так как одна попытка такого рода произвела неожиданное и несоответствующее позднему ужину с знакомыми уныние
в Анне.
И доктор пред княгиней, как пред исключительно умною женщиной, научно определил положение княжны и заключил наставлением о том, как пить те воды, которые были не нужны. На вопрос, ехать ли за
границу, доктор углубился
в размышления, как бы разрешая трудный вопрос. Решение наконец было изложено: ехать и не верить шарлатанам, а во всем обращаться к нему.
— Но
в пользу поездки за
границу я бы выставил перемену привычек, удаление от условий, вызывающих воспоминания. И потом матери хочется, — сказал он.
― Я думаю, что выслать его за
границу всё равно, что наказать щуку, пустив ее
в воду, ― сказал Левин. Уже потом он вспомнил, что эта, как будто выдаваемая им за свою, мысль, услышанная им от знакомого, была из басни Крылова и что знакомый повторил эту мысль из фельетона газеты.
Так что бедный путешественник, переехавший через
границу, все еще
в продолжение нескольких минут не мог опомниться и, отирая пот, выступивший мелкою сыпью по всему телу, только крестился да приговаривал: «Ну, ну!» Положение его весьма походило на положение школьника, выбежавшего из секретной комнаты, куда начальник призвал его, с тем чтобы дать кое-какое наставление, но вместо того высек совершенно неожиданным образом.
— Всему есть
границы, — сказал Чичиков с чувством достоинства. — Если хочешь пощеголять подобными речами, так ступай
в казармы, — и потом присовокупил: — Не хочешь подарить, так продай.
Действия начались блистательно: читатель, без сомнения, слышал так часто повторяемую историю об остроумном путешествии испанских баранов, которые, совершив переход через
границу в двойных тулупчиках, пронесли под тулупчиками на миллион брабантских кружев.
Здесь Чичиков вышел совершенно из
границ всякого терпения, хватил
в сердцах стулом об пол и посулил ей черта.
— Да я и строений для этого не строю; у меня нет зданий с колоннами да фронтонами. Мастеров я не выписываю из-за
границы. А уж крестьян от хлебопашества ни за что не оторву. На фабриках у меня работают только
в голодный год, всё пришлые, из-за куска хлеба. Этаких фабрик наберется много. Рассмотри только попристальнее свое хозяйство, то увидишь — всякая тряпка пойдет
в дело, всякая дрянь даст доход, так что после отталкиваешь только да говоришь: не нужно.
— Мило, Анна Григорьевна, до невероятности; шьется
в два рубчика: широкие проймы и сверху… Но вот, вот, когда вы изумитесь, вот уж когда скажете, что… Ну, изумляйтесь: вообразите, лифчики пошли еще длиннее, впереди мыском, и передняя косточка совсем выходит из
границ; юбка вся собирается вокруг, как, бывало,
в старину фижмы, [Фижмы — юбка с каркасом.] даже сзади немножко подкладывают ваты, чтобы была совершенная бель-фам. [Бель-фам (от фр. belle femme) — пышная женщина.]
Общество было для него необходимо, где бы он ни жил;
в Москве или за
границей, он всегда живал одинаково открыто и
в известные дни принимал у себя весь город.
Грудь, шея и плечи заключились
в те прекрасные
границы, которые назначены вполне развившейся красоте; волосы, которые прежде разносились легкими кудрями по лицу ее, теперь обратились
в густую роскошную косу, часть которой была подобрана, а часть разбросалась по всей длине руки и тонкими, длинными, прекрасно согнутыми волосами упадала на грудь.
Разница была только
в том, что вместо сидения за указкой и пошлых толков учителя они производили набег на пяти тысячах коней; вместо луга, где играют
в мяч, у них были неохраняемые, беспечные
границы,
в виду которых татарин выказывал быструю свою голову и неподвижно, сурово глядел турок
в зеленой чалме своей.
— Сильно подействовало! — бормотал про себя Свидригайлов, нахмурясь. — Авдотья Романовна, успокойтесь! Знайте, что у него есть друзья. Мы его спасем, выручим. Хотите, я увезу его за
границу? У меня есть деньги; я
в три дня достану билет. А насчет того, что он убил, то он еще наделает много добрых дел, так что все это загладится; успокойтесь. Великим человеком еще может быть. Ну, что с вами? Как вы себя чувствуете?
— А журнал, это есть, братец ты мой, такие картинки, крашеные, и идут они сюда к здешним портным каждую субботу, по почте, из-за
границы, с тем то есть, как кому одеваться, как мужскому, равномерно и женскому полу. Рисунок, значит. Мужской пол все больше
в бекешах пишется, а уж по женскому отделению такие, брат, суфлеры, что отдай ты мне все, да и мало!