Неточные совпадения
Играя щипцами для сахара, мать замолчала, с легкой улыбкой глядя на пугливый огонь свечи, отраженный медью самовара. Потом, отбросив щипцы, она оправила кружевной воротник капота и ненужно громко рассказала, что Варавка покупает у нее бабушкину
усадьбу, хочет строить
большой дом.
— Викентьев: их
усадьба за Волгой, недалеко отсюда. Колчино — их деревня, тут только сто душ. У них в Казани еще триста душ. Маменька его звала нас с Верочкой гостить, да бабушка одних не пускает. Мы однажды только на один день ездили… А Николай Андреич один сын у нее —
больше детей нет. Он учился в Казани, в университете, служит здесь у губернатора, по особым поручениям.
Слова эти Перфишка понял так, что надо, мол, хоть пыль немножечко постереть — впрочем,
большой веры в справедливость известия он не возымел; пришлось ему, однако, убедиться, что дьякон-то сказал правду, когда, несколько дней спустя, Пантелей Еремеич сам, собственной особой, появился на дворе
усадьбы, верхом на Малек-Аделе.
Дом был одноэтажный, с мезонином, один из тех форменных домов, которые сплошь и рядом встречались в помещичьих
усадьбах; разница заключалась только в том, что помещичьи дома были
большею частью некрашеные, почернелые от старости и недостатка ремонта, а тут даже снаружи все глядело светло и чисто, точно сейчас ремонтированное.
У прочих совладельцев
усадеб не было, а в части, ею купленной, оказалась довольно обширная площадь земли особняка (с лишком десять десятин) с домом,
большою рощей, пространным палисадником, выходившим на площадь (обок с ним она и проектировала свой гостиный двор).
В ее
усадьбе он и жил на краю
большого села, в котором скучилось несколько мелкопоместных семей.
В
усадьбе и около нее с каждым днем становится тише; домашняя припасуха уж кончилась, только молотьба еще в полном ходу и будет продолжаться до самых святок. В доме зимние рамы вставили, печки топить начали; после обеда, часов до шести, сумерничают, а потом и свечи зажигают; сенные девушки уж
больше недели как уселись за пряжу и работают до петухов, а утром, чуть свет забрезжит, и опять на ногах. Наконец в половине октября выпадает первый снег прямо на мерзлую землю.
Шесть дней рыщут — ищут товар по частным домам,
усадьбам, чердакам, покупают целые библиотеки у наследников или разорившихся библиофилов, а «стрелки» скупают повсюду книги и перепродают их букинистам, собиравшимся в трактирах на Рождественке, в
Большом Кисельном переулке и на Малой Лубянке.
Жителей в
Большой Елани 40: 32 м. и 8 ж. Хозяев 30. Когда поселенцы раскорчевывали землю под свои
усадьбы, то им было приказано щадить старые деревья, где это возможно. И селение благодаря этому не кажется новым, потому что на улице и во дворах стоят старые, широколиственные ильмы — точно их деды посадили.
Максим поседел еще
больше. У Попельских не было других детей, и потому слепой первенец по-прежнему остался центром, около которого группировалась вся жизнь
усадьбы. Для него
усадьба замкнулась в своем тесном кругу, довольствуясь своею собственною тихою жизнью, к которой примыкала не менее тихая жизнь поссесорской «хатки». Таким образом Петр, ставший уже юношей, вырос, как тепличный цветок, огражденный от резких сторонних влияний далекой жизни.
Пришла зима. Выпал глубокий снег и покрыл дороги, поля, деревни.
Усадьба стояла вся белая, на деревьях лежали пушистые хлопья, точно сад опять распустился белыми листьями… В
большом камине потрескивал огонь, каждый входящий со двора вносил с собою свежесть и запах мягкого снега…
Противоположный берег представлял лесистую возвышенность, спускавшуюся к воде пологим скатом; налево озеро оканчивалось очень близко узким рукавом, посредством которого весною, в полую воду, заливалась в него река Белая; направо за изгибом не видно было конца озера, по которому, в полуверсте от нашей
усадьбы, была поселена очень
большая мещеряцкая деревня, о которой я уже говорил, называвшаяся по озеру также Киишки.
В этой-то
усадьбе, в довольно
большом, поместительном барском доме, взад и вперед по залу ходил m-r Клыков (брат m-me Пиколовой).
Помните дом этот серый двухэтажный, так вот и чудится, что в нем разные злодейства происходили; в стороне этот лесок так и ныне еще называется «палочник», потому что барин резал в нем палки и крестьян своих ими наказывал; озерко какое-то около
усадьбы тинистое и нечистое; поля, прах их знает, какие-то ровные, луга
больше все болотина, — так за сердце и щемит, а ночью так я и миновать его всегда стараюсь, привидений боюсь, покажутся, — ей-богу!..
Пока все это происходило, Екатерина Петровна поселилась с мужем в принадлежащей ей
усадьбе Синькове и жила там в маленьком флигеле, который прежде занимал управляющий; произошло это оттого, что
большой синьковский дом был хоть и каменный, но внутри его до такой степени все сгнило и отсырело, что в него войти было гадко: Петр Григорьич умышленно не поддерживал и даже разорял именье дочери.
Вообще Марфин вел аскетическую и почти скупую жизнь; единственными предметами, требующими
больших расходов, у него были: превосходный конский завод с скаковыми и рысистыми лошадьми, который он держал при
усадьбе своей, и тут же несколько уже лет существующая больница для простого народа, устроенная с полным комплектом сиделок, фельдшеров, с двумя лекарскими учениками, и в которой, наконец, сам Егор Егорыч практиковал и лечил: перевязывать раны, вскрывать пузыри после мушек, разрезывать нарывы, закатить сильнейшего слабительного больному — было весьма любезным для него делом.
— Я прошу вас, — продолжал Пилецкий, — об одном лишь: мне предстоит проезжать невдалеке
усадьбы одного моего друга, Егора Егорыча Марфина, то не дозволите ли вы свернуть почтовым лошадям с
большой дороги и завезти меня к нему на именины? Расстояние всего десять верст, за каковые я готов заплатить хотя бы двойные прогоны.
Пожелал также Ченцов, чтобы в Синьково был переведен и
большой конский завод, находившийся у Петра Григорьича в
усадьбе, некогда подаренной ему императором Павлом и которую Крапчик благоустраивал до последней степени.
Переночевав, кому и как бог привел, путники мои, едва только появилось солнце, отправились в обратный путь. День опять был ясный и теплый. Верстах в двадцати от города доктор, увидав из окна кареты стоявшую на горе и весьма недалеко от
большой дороги помещичью
усадьбу, попросил кучера, чтобы тот остановился, и затем, выскочив из кареты, подбежал к бричке Егора Егорыча...
Головлевский батюшка был человек политичный и старавшийся придерживаться в сношениях с Иудушкой светского тона; но он очень хорошо понимал, что в господской
усадьбе еженедельно и под
большие праздники совершаются всенощные бдения, а сверх того, каждое 1-е число служится молебен, и что все это доставляет причту не менее ста рублей в год дохода.
Усадьба Гурмыжской, верстах в пяти от уездного города.
Большая зала. Прямо две двери: одна выходная, другая в столовую; направо от зрителей окно и дверь в сад; налево две двери: одна во внутренние комнаты, другая в коридор. Богатая старинная мебель, трельяжи, цветы, у окна рабочий столик, налево круглый стол и несколько кресел.
Она тоже имела несколько десятков тысяч десятин, много овец, конский завод и много денег, но не «кружилась», а жила у себя в богатой
усадьбе, про которую знакомые и Иван Иваныч, не раз бывавший у графини по делам, рассказывали много чудесного; так, говорили, что в графининой гостиной, где висят портреты всех польских королей, находились
большие столовые часы, имевшие форму утеса, на утесе стоял дыбом золотой конь с брильянтовыми глазами, а на коне сидел золотой всадник, который всякий раз, когда часы били, взмахивал шашкой направо и налево.
И сам он долго в лесу жил, ходил с хлопцами по
большим дорогам, да по панским
усадьбам.
Хотя же
усадьба Проплеванная и принадлежала им несомненно, но
большого утешения в этом они не видели.
Целую ночь горели огни в помещичьих
усадьбах, и звонко долдонила колотушка, и собаки выли от страха, прячась даже от своих; но еще
больше стояло покинутых
усадеб, темных, как гробы, и равнодушно коптил своей лампою сторож, равнодушно поджидая мужиков, — и те приходили, даже без Сашки Жегулева, даже днем, и хозяйственно, не торопясь, растаскивали по бревну весь дом.
Для
большей наглядности домашней жизни, о которой придется говорить, дозволю себе сказать несколько слов о родном гнезде Новоселках. Когда по смерти деда Неофита Петровича отцу по разделу достались: лесное в 7 верстах от Мценска Козюлькино, Новосильское, пустынное Скворчее и не менее пустынный Ливенский Тим, — отец выбрал Козюлькино своим местопребыванием и, расчистив значительную лесную площадь на склоняющемся к реке Зуше возвышении, заложил будущую
усадьбу, переименовав Козюлькино в Новоселки.
Так, на масляной, когда ловкие столяры взвозили на гору Новосельской
усадьбы не салазки, а
большие сани и, насажав на них десятки разряженных баб, неслись несколько сот сажень с возрастающей быстротой, мы неизменно были на головашках в числе хохочущих седоков.
Ему, верно, случалось проезжать целые уезды, не набредя ни на одно жилое барское поместье, хотя часто ему метался в глаза господский дом, но — увы! — верно, с заколоченными окнами и с красным двором, глухо заросшим крапивою; но никак нельзя было этого сказать про упомянутую волость:
усадьбы ее были и в настоящее время преисполнены помещиками; немногие из них заключали по одному владельцу, но в
большей части проживали целые семейства.
— Ох, господи боже мой! — отвечала Перепетуя Петровна. — Жила в деревне, ничего того не знала, не ведала, слышу только, что была какая-то история, что переехали в
усадьбу, и
больше ничего. И вы вот, Феоктиста Саввишна, — бог с вами! — хоть бы строчку написали.
— По сердцу, ну да! — возразил Петр. — Пропащее твое дело, как я посмотрю на тебя! А ты бы дослужился до
больших чинов, невесту бы взял богатую, в вотчину бы свою приехал в карете осьмериком,
усадьбу бы сейчас всю каменную выстроил, дурака бы Сеньку своего в лисью шубу нарядил.
Но вот снегу
больше нет: лошадей, коров и овец, к
большому их, сколько можно судить по наружности, удовольствию, сгоняют в поля — наступает рабочая пора; впрочем, весной работы еще ничего — не так торопят: с Христова дня по Петров пост воскресенья называются гулящими; в полях возятся только мужики; а бабы и девки еще ткут красна, и которые из них помоложе и повеселей да посвободней в жизни, так ходят в соседние деревни или в
усадьбы на гульбища; их обыкновенно сопровождают мальчишки в ситцевых рубахах и непременно с крашеным яйцом в руке.
Тяжко спали изжеванные и обкусанные нищетою, оборванные диким озорством, темные избушки слободы, тесно окружая
усадьбу Воеводиных, — точно куча мелкого мусора
большую изломанную игрушку. Сима плотно прижимался к дереву ворот и, не уставая, читал.
Город имеет форму намогильного креста: в комле — женский монастырь и кладбище, вершину — Заречье — отрезала Путаница, па левом крыле — серая от старости тюрьма, а на правом — ветхая
усадьба господ Бубновых,
большой, облупленный и оборванный дом: стропила па крыше его обнажены, точно ребра коня, задранного волками, окна забиты досками, и сквозь щели их смотрит изнутри дома тьма и пустота.
«Раишко» — бывшая
усадьба господ Воеводиных, ветхий, темный и слепой дом — занимал своими развалинами много места и на земле и в воздухе. С реки его закрывает густая стена ветел, осин и берез, с улицы — каменная ограда с крепкими воротами на дубовых столбах и тяжелой калиткой в левом полотнище ворот. У калитки, с вечера до утра, всю ночь, на скамье, сложенной из кирпича, сидел
большой, рыжий, неизвестного звания человек, прозванный заречными — Четыхер.
Усадьба наша находится на высоком берегу быстрой речки, у так называемого быркого места, где вода шумит день и ночь; представьте же себе
большой старый сад, уютные цветники, пасеку, огород, внизу река с кудрявым ивняком, который в
большую росу кажется немножко матовым, точно седеет, а по ту сторону луг, за лугом на холме страшный, темный бор.
Купили двадцать десятин земли, и на высоком берегу, на полянке, где раньше бродили обручановские коровы, построили красивый двухэтажный дом с террасой, с балконами, с башней и со шпилем, на котором по воскресеньям взвивался флаг, — построили в какие-нибудь три месяца и потом всю зиму сажали
большие деревья, и, когда наступила весна и всё зазеленело кругом, в новой
усадьбе были уже аллеи, садовник и двое рабочих в белых фартуках копались около дома, бил фонтанчик, и зеркальный шар горел так ярко, что было больно смотреть.
По бокам стояли в два ряда высокие березы; из-за крыши виднелись бурые вершины огромных лип — весь дом словно оброс кругом; летом растительность эта, вероятно, оживляла вид
усадьбы, зимой она придавала ей еще
больше уныния.
«В нашем соседстве
усадьба большаяЛет уже сорок стояла пустая...
Сколь, может быть, он ни виноват был против их, но они, кажется,
больше жизни своей его любили, ну и Федор Гаврилыч тоже раз десять, может, приходили пешком к нашей
усадьбе, чтоб только свиданье с супругой своей иметь.
На
больших дорогах тоже: почесть что проезду не стало, и не то чтоб одиночников из простого народа обирал, а ладил, нельзя ли экипаж шестериком, восьмериком, даже самые почты остановить, или к помещикам, которые побогатее, наедет с шайкой в
усадьбу и сейчас денег требует, если господин не дает или запирается, просто делали муки адские: зажгут веники и горячими этими прутьями парят.
— А я бы, — говорю, — Дмитрий Никитич, советовал тебе не то: именье ты покупай, это хорошо, но только оброчное;
усадьба у тебя есть прекрасная, чего тебе еще
больше заводить хлебопашества…
А я, признаться, взяла и пообождала маненько в
усадьбе, в скотной, и слышала там, от горничной девушки, что у них за меня
большой разговор был.
Овраг, когда-то бывший порядочной речкой, отделяет крестьянские избы от
большой, с виду очень богатой господской
усадьбы.
Они всполошились, побросали ломы и хотели было бежать, но работников Патапа Максимыча набиралось на улице
больше и
больше, и, кроме ставших у каждого двора, их пришло еще по двое и по трое со двора, они стали в каждом проулке между крестьянскими
усадьбами, да, кроме того, на чапуринский двор пришло немало батраков, а оттуда на усад, стали по его окраине, а сами вперед ни шагу.
По сибирскому тракту, от Тюмени до Томска, нет ни поселков, ни хуторов, а одни только
большие села, отстоящие одно от другого на 20, 25 и даже на 40 верст.
Усадеб по дороге не встречается, так как помещиков здесь нет; не увидите вы ни фабрик, ни мельниц, ни постоялых дворов… Единственное, что по пути напоминает о человеке, это телеграфные проволоки, завывающие под ветер, да верстовые столбы.
Большой дом генерала Маковецкого стоит в самом центре обширной
усадьбы «Восходного»… А рядом, между сараями и конюшнями, другой домик… Это кучерская. Там родилась малютка Наташа с черными глазами, с пушистыми черными волосиками на круглой головенке, точная маленькая копия с ее красавца-отца. Отец Наташи, Андрей, служил уже девять лет в кучерах у генерала Маковецкого… Женился на горничной генеральши и схоронил ее через два месяца после рождения Девочки.
Александре Ивановне стоило бы
большого труда удержать мужа от этой поездки, да может быть она в этом и вовсе не успела бы, если бы, к счастию ее, под тот день, когда генерал ожидал приезда Ворошилова, у ворот их
усадьбы поздним вечером не остановился извозчичий экипаж, из которого вышел совершенно незнакомый человек.
Дом и
усадьба Бодростиных представляли нечто ужасное. В
большом зале, где происходил вчерашний пир, по-прежнему лежал на столе труп Бодростина, а в боковой маленькой зале нижнего этажа пристройки, где жила последнее время Лара, было сложено на диване ее бездыханное, покрытое белою простыней, тело.
Хорошо бы так жить! Вот такая жена — красивая, белая и изящная. Летом
усадьба с развесистыми липами, белою скатертью на обеденном столе и гостями, уезжающими в тарантасах в темноту. Зимою — уютный кабинет с латаниями, мягким турецким диваном и
большим письменным столом. И чтоб все это покрывалось широким общественным делом, чтобы дело это захватывало целиком, оправдывало жизнь и не требовало слишком
больших жертв…
Изворовка была старинная барская
усадьба —
большая и когда-то роскошная, но теперь все в ней разрушалось. На огромном доме крыша проржавела, штукатурка облупилась, службы разваливались. Великолепен был только сад — тенистый и заросший, с кирпичными развалинами оранжерей и бань. Сам Изворов, Василий Васильевич, с утра до вечера пропадал в поле. Он был работник, хозяйничал усердно, но все, что вырабатывал с имения, проигрывал в карты.