Неточные совпадения
— Затем она прямо объявила своему супругу, — улыбаясь, говорил адвокат в
то время, как я проходил мимо него, —
что она
не может, да и
не желает жить с ним, так как…
— Неужели же лучше так жениться, как в старину, когда жених и невеста и
не видали даже друг друга? — продолжала она, по привычке многих дам отвечая
не на слова своего собеседника, а на
те слова, которые она думала,
что он скажет.
— Прежде этого
не разбирали, — внушительным тоном сказал старик, — нынче только завелось это. Как
что, она сейчас говорит: «я от тебя уйду». У мужиков на
что, и
то эта самая мода завелась. «На, — говорит, — вот тебе твои рубахи и портки, а я пойду с Ванькой, он кудрявей тебя». Ну вот и толкуй. А в женщине первое дело страх должен быть.
— Ведь главное
то,
чего не понимают такие люди, — сказала дама, — это
то,
что брак без любви
не есть брак,
что только любовь освящает брак, и
что брак истинный только
тот, который освящает любовь.
— Они говорят, — вступился адвокат, указывая на даму, —
что брак должен вытекать, во-первых, из привязанности, любви, если хотите, и
что если налицо есть таковая,
то только в этом случае брак представляет из себя нечто, так сказать, священное. Затем,
что всякий брак, в основе которого
не заложены естественные привязанности — любовь, если хотите,
не имеет в себе ничего нравственно-обязательного. Так ли я понимаю? — обратился он к даме.
— Нет-с,
не может быть, — возразил он, — так же как
не может быть,
что в возу гороха две замеченные горошины легли бы рядом. Да кроме
того, тут
не невероятность одна, тут, наверное, пресыщение. Любить всю жизнь одну или одного — это всё равно,
что сказать,
что одна свечка будет гореть всю жизнь, — говорил он, жадно затягиваясь.
— Да всё про
то же: про эту любовь ихнюю и про
то,
что это такое. Вы
не хотите спать?
—
Та пучина заблуждения, в которой мы живем относительно женщин и отношений к ним. Да-с,
не могу спокойно говорить про это, и
не потому,
что со мной случился этот эпизод, как он говорил, а потому,
что с
тех пор, как случился со мной этот эпизод, у меня открылись глаза, и я увидал всё совсем в другом свете. Всё навыворот, всё навыворот!..
И я, пятнадцатилетний мальчишка, осквернил себя самого и содействовал осквернению женщины, вовсе
не понимая
того,
что я делал.
Я ведь ни от кого от старших
не слыхал, чтоб
то,
что я делал, было дурно.
— А оттого,
что если бы 0,01
тех усилий, которые положены на лечение сифилиса, были положены на искоренение разврата, сифилиса давно
не было бы и помину.
Дело в
том,
что со мной, да и с 0,9, если
не больше,
не только нашего сословия, но всех, даже крестьян, случилось
то ужасное дело,
что я пал
не потому,
что я подпал естественному соблазну прелести известной женщины.
Нет, никакая женщина
не соблазнила меня, а я пал потому,
что окружающая меня среда видела в
том,
что было падение, одни — самое законное и полезное для здоровья отправление, другие — самую естественную и
не только простительную, но даже невинную забаву для молодого человека.
Я и
не понимал,
что тут есть падение, я просто начал предаваться
тем отчасти удовольствиям, отчасти потребностям, которые свойственны, как мне было внушено, известному возрасту, начал предаваться этому разврату, как я начал пить, курить.
И он несколько раз издал свои странные звуки и взялся за чай. Чай был страшно крепкий,
не было воды, чтобы его разбавить. Я чувствовал,
что меня волновали особенно выпитые мною два стакана. Должно быть, и на него действовал чай, потому
что он становился всё возбужденнее и возбужденнее. Голос его становился всё более и более певучим и выразительным. Он беспрестанно менял позы,
то снимал шапку,
то надевал ее, и лицо его странно изменялось в
той полутьме, в которой мы сидели.
Удивительное дело, какая полная бывает иллюзия
того,
что красота есть добро. Красивая женщина говорит глупости, ты слушаешь и
не видишь глупости, а видишь умное. Она говорит, делает гадости, и ты видишь что-то милое. Когда же она
не говорит ни глупостей ни гадостей, а красива,
то сейчас уверяешься,
что она чудо как умна и нравственна.
— Нет, впрочем так лучше, так лучше! — вскрикнул он. — Поделом мне! Но
не в
том дело. Я хотел сказать,
что обмануты тут ведь только одни несчастные девушки. Матери же знают это, особенно матери, воспитанные своими мужьями, знают это прекрасно. И притворяясь,
что верят в чистоту мужчин, они на деле действуют совсем иначе. Они знают, на какую удочку ловить мужчин для себя и для своих дочерей.
От этого-то меня и мучает
то,
что никто этого
не знает, а говорят такие глупости, как вон
та барыня.
Не в
том отсутствие прав женщины,
что она
не может вотировать или быть судьей — заниматься этими делами
не составляет никаких прав, — а в
том, чтобы в половом общении быть равной мужчине, иметь право пользоваться мужчиной и воздерживаться от него по своему желанию, по своему желанию избирать мужчину, а
не быть избираемой.
Другое,
чем я гордился, было
то,
что другие женились с намерением вперед продолжать жить в таком же многоженстве, в каком они жили до брака; я же имел твердое намерение держаться после свадьбы единобрачия, и
не было пределов моей гордости перед собой за это.
Ведь если бы мы были животные,
то так бы и знали,
что говорить нам
не полагается; а тут, напротив, говорить надо и нечего, потому
что занимает
не то,
что разрешается разговорами.
Но у нас, когда из десяти брачущихся едва ли есть один, которой
не только
не верит в таинство, но
не верит даже в
то,
что то,
что он делает, есть некоторое обязательство, когда из ста мужчин едва ли один есть уже неженатый прежде и из пятидесяти один, который вперед
не готовился бы изменять своей жене при всяком удобном случае, когда большинство смотрит на поездку в церковь только как на особенное условие обладания известной женщиной, — подумайте, какое ужасное значение получают при этом все эти подробности.
— Естественном? — сказал он. — Естественном? Нет, я скажу вам напротив,
что я пришел к убеждению,
что это
не… естественно. Да, совершенно
не… естественно. Спросите у детей, спросите у неразвращенной девушки. Моя сестра очень молодая вышла замуж за человека вдвое старше ее и развратника. Я помню, как мы были удивлены в ночь свадьбы, когда она, бледная и в слезах, убежала от него и, трясясь всем телом, говорила,
что она ни за
что, ни за
что,
что она
не может даже сказать
того,
чего он хотел от нее.
Проповедуй воздержание от деторождения во имя
того, чтобы больше было приятности, — это можно; а заикнись только о
том, чтобы воздерживаться от деторождения во имя нравственности, — батюшки, какой крик: род человеческий как бы
не прекратился оттого,
что десяток, другой хочет перестать быть свиньями.
Не достигло теперь живущее поколение человечества цели,
то не достигло оно только потому,
что в нем есть страсти, и сильнейшая из них — половая.
То,
что они пожили бы и,
не достигнув цели, умерли бы; а чтобы достигнуть цели, Богу надо бы сотворять новых людей.
Высшая порода животных — людская, для
того чтобы удержаться в борьбе с другими животными, должна сомкнуться воедино, как рой пчел, а
не бесконечно плодиться; должна так же, как пчелы, воспитывать бесполых, т. е. опять должна стремиться к воздержанию, а никак
не к разжиганию похоти, к
чему направлен весь строй нашей жизни.
— Да, да, и они правы, — сказал он. — Половая страсть, как бы она ни была обставлена, есть зло, страшное зло, с которым надо бороться, а
не поощрять, как у нас. Слова Евангелия о
том,
что смотрящий на женщину с вожделением уже прелюбодействовал с нею, относятся
не к одним чужим женам, а именно — и главное — к своей жене.
— В нашем же мире как раз обратное: если человек еще думал о воздержании, будучи холостым,
то, женившись, всякий считает,
что теперь воздержание уже
не нужно.
Но она тотчас же обиделась за
то,
что я умолчал о матери, как будто
не поверив ей.
Я называл ссорой
то,
что произошло между нами; но это была
не ссора, а это было только вследствие прекращения чувственности обнаружившееся наше действительное отношение друг к другу.
Но вот наступила третья, четвертая ссора, и я понял,
что это
не случайность, а
что это так должно быть, так и будет, и я ужаснулся
тому,
что предстоит мне.
При этом мучала меня еще
та ужасная мысль,
что это один я только так дурно, непохоже на
то,
что я ожидал, живу с женой, тогда как в других супружествах этого
не бывает.
В глубине души я с первых же недель почувствовал,
что я попался,
что вышло
не то,
чего я ожидал,
что женитьба
не только
не счастье, но нечто очень тяжелое, но я, как и все,
не хотел признаться себе (я бы
не признался себе и теперь, если бы
не конец) и скрывал
не только от других, но от себя.
Ведь
не даром же природа сделала
то,
что это мерзко и стыдно.
А
те,
что я предавался животным излишествам,
не только
не стыдясь их, но почему-то гордясь возможности этих физических излишеств,
не думая при
том нисколько
не только о ее духовной жизни, но даже и об ее физической жизни.
— Вот это-то и удивительно,
что никто
не хочет знать
того,
что так ясно и очевидно,
того,
что должны знать и проповедывать доктора, но про
что они молчат.
Наука дошла до
того,
что нашла каких-то лейкоцитов, которые бегают в крови, и всякие ненужные глупости, а этого
не могла понять.
А именно
тот,
что женщина, наперекор своей природе, должна быть одновременно и беременной, и кормилицей, и любовницей, должна быть
тем, до
чего не спускается ни одно животное.
Выходит,
что Бог
не понимал
того,
что нужно, и потому,
не спросившись у волхвов, дурно устроил.
— Вот такой-то свиньей я и жил, — продолжал он опять прежним тоном. — Хуже же всего было
то,
что, живя этой скверной жизнью, я воображал,
что потому,
что я
не соблазняюсь другими женщинами,
что поэтому я живу честной семейной жизнью,
что я нравственный человек, и
что я ни в
чем не виноват, а
что если у нас происходят ссоры,
то виновата она, ее характер.
А между
тем возьмут, отменят внешнюю форму рабства, устроят так,
что нельзя больше совершать купчих на рабов, и воображают и себя уверяют,
что рабства уже нет, и
не видят и
не хотят видеть
того,
что рабство продолжает быть, потому
что люди точно так же любят и считают хорошим и справедливым пользоваться трудами других.
Освобождают женщину на курсах и в палатах, а смотрят на нее как на предмет наслаждения. Научите ее, как она научена у нас, смотреть так на самую себя, и она всегда останется низшим существом. Или она будет с помощью мерзавцев-докторов предупреждать зарождение плода, т. е. будет вполне проститутка, спустившаяся
не на ступень животного, но на ступень вещи, или она будет
то,
что она есть в большей части случаев, — больной душевно, истеричной, несчастной, какие они и есть, без возможности духовного развития.
А
то,
что одна побольше знает математики, а другая умеет играть на арфе, это ничего
не изменит. Женщина счастлива и достигает всего,
чего она может желать, когда она обворожит мужчину. И потому главная задача женщины — уметь обвораживать его. Так это было и будет. Так это в девичьей жизни в нашем мире, так продолжается и в замужней. В девичьей жизни это нужно для выбора, в замужней — для властвованья над мужем.
Одно,
что прекращает или хоть подавляет на время это, это — дети, и
то тогда, когда женщина
не урод, т. е. сама кормит. Но тут опять доктора.
Доктора эти, которые цинически раздевали и ощупывали ее везде, за
что я должен был их благодарить и платить им деньги, — доктора эти милые нашли,
что она
не должна кормить, и она на первое время лишена была
того единственного средства, которое могло избавить ее от кокетства.
Я понимаю,
что им хочется, так же как и адвокатам и другим, наживать деньги, и я бы охотно отдал им половину своего дохода, и каждый, если бы понимал
то,
что они делают, охотно бы отдал им половину своего достатка, только чтобы они
не вмешивались в вашу семейную жизнь, никогда бы близко
не подходили к вам.
Я ведь
не собирал сведений, но я знаю десятки случаев — их пропасть, — в которых они убили
то ребенка в утробе матери, уверяя,
что мать
не может разродиться, а мать потом рожает прекрасно,
то матерей под видом каких-то операций.
Уж
не говорю про
то,
что если только следовать их указаниям,
то, благодаря заразам везде, во всём, людям надо
не итти к единению, а к разъединению: всем надо, по их учению, сидеть врозь и
не выпускать изо рта спринцовки с карболовой кислотой (впрочем, открыли,
что и она
не годится).
Но
не в этом дело. Я только говорил про
то,
что она прекрасно сама кормила детей, и
что это ношение и кормление детей одно спасало меня от мук ревности. Если бы
не это, всё случилось бы раньше. Дети спасали меня и ее. В восемь лет у ней родилось пять человек детей. И всех она кормила сама.