Неточные совпадения
— Гм… купцов… Однажды призывает меня этот Удар-Ерыгин к себе и говорит: «Я, говорит, по утрам занят,
так вы ко мне
в это
время не ходите, а приходите каждый день обедать»…
В это
время к нам вышел сам закатившийся старик наш. Лицо его было подобно лицу Печорина: губы улыбались, но глаза смотрели мрачно; по-видимому, он весело потирал руками, но
в этом потиранье замечалось что-то
такое, что вот, казалось,
так и сдерет с себя человек кожу с живого.
— Это еще при мне началось, — сказал он, —
в то
время я осмелился подать следующий совет: если позволительно
так думать, сказал я, то предоставьте все усмотрению главных начальников!
После
такого толкования слушателям не оставалось ничего более, как оставить всякие опасения и надеяться, что не далеко то
время, когда русская земля процивилизуется наконец вплотную. Вот что значит опытность старика, приобревшего, по выходе
в отставку, привычку поднимать завесу будущего!
В таких разговорах незаметно летит
время до обеда, после чего Кошельков отправляется обратно
в город за свежим запасом новостей.
«Обыватель всегда
в чем-нибудь виноват, и потому всегда надлежит на порочную его волю воздействовать», — продолжает старик, и вдруг, прекращая чтение и отирая навернувшиеся на глазах слезы (с некоторого
времени, и именно с выхода
в отставку, он приобрел
так называемый «слезный дар»), прибавляет...
Оказалось, что целью приезда старика было благо и счастье той самой страны, на пользу которой он
в свое
время так много поревновал.
— Jamais, au grand jamais! même dans ses plus beaux jours, elle n’a еtе fêtеe de la sorte! [Никогда, положительно никогда, даже
в самые ее счастливые
времена, ее не приветствовали
таким образом! (фр.)] — говорила статская советница Глумова, вспоминая об этом торжестве невинности.
Даже кучера долгое
время вспоминали, как господа ездили «Бламанжейшино горе утолять» —
так велик был
в этот день съезд экипажей перед ее домом.
Когда заметит, что помпадур
в охоте, то сейчас же со всех сторон
так и посыпаются на него всякие благодатные случайности: и нечаянные прогулки
в загородном саду, и нечаянные встречи
в доме какой-нибудь гостеприимной хозяйки, и нечаянные столкновения за кулисами во
время благородного спектакля.
Большую часть
времени она сидела перед портретом старого помпадура и все вспоминала, все вспоминала. Случалось иногда, что люди особенно преданные успевали-таки проникать
в ее уединение и уговаривали ее принять участие
в каком-нибудь губернском увеселении. Но она на все эти уговоры отвечала презрительною улыбкой. Наконец это сочтено было даже опасным. Попробовали призвать на совет надворного советника Бламанже и заставили его еще раз стать перед ней на колени.
Однако, когда
в передней послышалось звяканье полициймейстерской сабли, она не могла не вздрогнуть.
Так вздрагивает старый боевой конь, заслышав призывной звук трубы. Надо сказать, впрочем, что к Надежде Петровне всякий и во всякое
время мог входить без доклада и требовать себе водки и закусить.
Дело состояло
в том, что помпадур отчасти боролся с своею робостью, отчасти кокетничал. Он не меньше всякого другого ощущал на себе влияние весны, но, как все люди робкие и
в то же
время своевольные, хотел, чтобы Надежда Петровна сама повинилась перед ним.
В ожидании этой минуты, он до
такой степени усилил нежность к жене, что даже стал вместе с нею есть печатные пряники.
Таким образом дни проходили за днями; Надежда Петровна тщетно ломала себе голову; публика ожидала
в недоумении.
—
В наше
время, молодой человек, — сказал он, — когда назначали на
такие посты, то назначаемые преимущественно старались о соединении общества и потом уж вникали
в дела…
— Я хочу, чтоб у меня каждый мог иметь все, что ему нужно, за самую умеренную цену! — продолжал Митенька и даже сам выпучил глаза, вспомнив, что почти
такую же штуку вымолвил
в свое
время Генрих IV.
И
в самом деле, он ничего подобного представить себе не мог. Целый букет разом! букет,
в котором каждый цветок
так и прыщет свежестью,
так и обдает ароматом! Сами губернские дамы понимали это и на все
время выборов скромно, хотя и не без секретного негодования, стушевывались
в сторонку.
«Стригуны» молчали; они понимали, что слова Собачкина очень последовательны и что со стороны логики под них нельзя иголки подточить; но
в то же
время чувствовали, что
в них есть что-то
такое неловкое, как будто похожее на парадокс.
«Стригуны» сознавали, что Собачкин прав, но
в то же
время ехидные слова Фуксёнка: «А все-таки крестовых походов из этого не выйдет!» — невольно отдавались
в ушах.
При этом Козелков
такими жадными глазами смотрел на баронессу, что ей делалось
в одно и то же
время и жутко, и сладко.
Наконец Козелков явился весь радостный и словно даже светящийся. Он прямо направил стопы к баронессе, и
так как
в это
время оркестр заиграл ритурнель кадрили, то они сели
в паре. Визави у них был граф Козельский и пикантная предводительша.
Я охотно изобразил бы,
в заключение, как Козелков окончательно уверился
в том, что он Меттерних, как он собирался
в Петербург, как он поехал туда и об чем дорогой думал и как наконец приехал; я охотно остановился бы даже на том, что он говорил о своих подвигах
в вагоне на железной дороге (до
такой степени все
в жизни этого «героя нашего
времени» кажется мне замечательным), но предпочитаю воздержаться.
Ибо
таким образом слушатель постоянно держится,
так сказать, на привязи, постоянно чего-то ждет, постоянно что-то как будто получает и
в то же
время никаким родом это получаемое ухватить не может.
Дмитрий Павлыч остановился, чтобы перевести дух и
в то же
время дать возможность почтенным представителям сказать свое слово. Но последние стояли, выпучивши на него глаза, и тяжко вздыхали. Городской голова понимал, однако ж, что надобно что-нибудь сказать, и даже несколько раз раскрывал рот, но как-то ничего у него, кроме «мы, вашество, все силы-меры», не выходило.
Таким образом, Митенька вынужден был один нести на себе все тяжести предпринятого им словесного подвига.
— Следственно, вы должны понять и то, что человек, который бы мог быть готовым во всякое
время следовать каждому моему указанию, который был бы
в состоянии не только понять и уловить мою мысль, но и дать ей приличные формы, что
такой человек, повторяю я, мне решительно необходим.
Я мыслю и
в то же
время не мыслю, потому что не имею
в распоряжении своем человека, который следил бы за моими мыслями, мог бы уловить их,
так сказать, на лету и,
в конце концов, изложить
в приличных формах.
Если задумчивость имеет источником сомнение, то она для обывателей выгодна. Сомнение (на помпадурском языке) — это не что иное, как разброд мыслей. Мысли бродят, как
в летнее
время мухи по столу; побродят, побродят и улетят. Сомневающийся помпадур — это простой смертный, предпринявший ревизию своей души, а
так как местопребывание последней неизвестно, то и выходит пустое дело.
Помпадур понял это противоречие и, для начала, признал безусловно верною только первую половину правителевой философии, то есть, что на свете нет ничего безусловно-обеспеченного, ничего
такого, что не подчинялось бы закону поры и
времени. Он обнял совокупность явлений, лежавших
в районе его духовного ока, и вынужден был согласиться, что весь мир стоит на этом краеугольном камне «Всё тут-с». Придя к этому заключению и применяя его специально к обывателю, он даже расчувствовался.
В таких безрезультатных решениях проходит все утро. Наконец присутственные часы истекают: бумаги и журналы подписаны и сданы; дело Прохорова разрешается само собою, то есть измором. Но даже
в этот вожделенный момент, когда вся природа свидетельствует о наступлении адмиральского часа, чело его не разглаживается.
В бывалое
время он зашел бы перед обедом на пожарный двор; осмотрел бы рукава, ящики, насосы; при своих глазах велел бы всё зачинить и заклепать. Теперь он думает: «Пускай все это сделает закон».
— Планиды-с. Все до поры до
времени. У всякого своя планида, все равно как камень с неба. Выйдешь утром из дому, а воротишься ли — не знаешь.
В темном страхе —
так и проводишь всю жизнь.
Но, рассуждая
таким образом, мы, очевидно, забывали завещанную преданием мудрость,
в силу которой «новые веяния
времени» всегда приходили на сцену отнюдь не
в качестве поправки того или другого уклонения от исторического течения жизни, а прямо как один из основных элементов этой жизни.
И как нарочно,
в последнее
время все
таким образом устроилось, чтобы как можно скорее изглаживать помпадурские следы.
Нет Агатона! Он мчится на всех парах
в Петербург и уже с первой минуты чувствует себя угнетенным. Он равен всем; здесь,
в этом вагоне, он находится точно
в таких же условиях, как и все.
В последний раз он путешествует
в 1-м классе и уже не слышит того таинственного шепота: это он! это помпадур! — который встречал его появление
в прежние
времена!
В первое
время, непосредственно следующее за отставкой, он, впрочем, еще бодрится и старается водиться с
так называемыми «людьми».
Словом сказать, вопрос о взяточничестве, некогда столь славный, является
в настоящее
время до
такой степени забытым, что самое напоминание об нем кажется почти ребяческою назойливостью.
«Помилуйте! — говорили последние, — что же
такое оглушения и заушения, как не самое яркое выражение новейших веяний
времени, как не роскошный плод,
в котором они находят свое осуществление!»
В какой степени основательно или неосновательно
такое предположение — это предстоит разрешить
времени; но до тех пор, пока разрешения не последовало, ясно, что «шлющиеся люди», равно как взяточники и дантисты, должны стоять вне всяких угроз.
В последнее
время наш клуб был ареною
таких беспрерывных и раздражительных междоусобий, что мы, носители идеала о начетах не свыше 1 р. 43 к., лишь благодаря благосклонному содействию старого помпадура одерживали
в них слабый верх.
Но Анна Григорьевна была простая и робкая девушка, которая очень серьезно привязалась к своему помпадуру и,
в то же
время, никак не могла освоиться с
таким положением,
в котором было слишком много блеска.
Ей казалось странным, что чиновники особых поручений Рудин и Волохов, еще
так недавно проповедовавшие
в ее квартире теорию возрождения России посредством социализма, проводимого мощною рукою администрации, вдруг стушевались, прекратили свои посещения и уступили место каким-то двужильным ретроградам, которые большую часть
времени проводили
в каморке у папа Волшебнова и прежде, нежели настоящим образом приступить к закуске, выпивали от пяти до десяти «предварительных».
— Que voulez-vous, ma chère! [Ничего не поделаешь, дорогая! (фр.)] — ответил он как-то безнадежно, — мне мерзавцы необходимы! Превратные толкования взяли
такую силу, что дольше медлить невозможно. После… быть может… когда я достигну известных результатов… тогда, конечно… Но
в настоящее
время, кроме мерзавцев, я не вижу даже людей, которые бы с пользою могли мне содействовать!
— Да, батюшка, это… организатор! Это не свистун! Это настоящий, действительный помпадур-хозяин!
Такой помпадур, каких именно
в настоящее
время требует Россия!
Читая летопись этих деяний, нельзя не отдавать им справедливости, но
в то же
время нельзя не чувствовать, что все это опыты, делавшиеся,
так сказать, ощупью.
Я
так жаждал «отрадных явлений», я
так твердо был уверен
в том, что не дальше как через два-три месяца прочту
в «нашей уважаемой газете» корреспонденцию из Паскудска,
в которой будет изображено: «С некоторого
времени наш край поистине сделался ареной отрадных явлений.
Я же хочу, чтобы на будущее
время у меня
так было: если я даже присутствую, пускай всякий полагает, что я нахожусь
в отсутствии!
Таким образом наступало
время обеда, когда он обыкновенно возвращался домой. К обеду приглашался письмоводитель и тот из квартальных, который, на основании достоверных фактов, мог доказать, что он
в течение всего предшествующего дня подлинно никого не обидел и никому не заезжал. Пища подавалась жирная и сдобная, и он ел охотно, но вина остерегался и пил только квас.
Ибо опала моя есть лишь плод недоразумения, я же во всякое
время готов и опять занять прежний свой пост при моем всемилостивейшем повелителе, и даже, если ему будет угодно, устроить
в любезном отечестве точь-в-точь
такую же корпорацию помпадуров, какую я видел
в России».
Он с чувством пожал мне руку и был
так великодушен, что пригласил меня ужинать
в café Anglais, где мы почти до утра самым приятным образом провели
время.
В заключение он очень любезно предложил мне сопутствовать ему
в его родные степи, где, по словам его, представлялась для меня очень выгодная карьера.
— Позволю себе одно почтительное замечание, monseigneur, — сказал я. — Вы изволили сказать, что я буду жить у вас
в доме, и
в то же
время предписываете мне фрондировать против вас. Хотя я и понимаю, что это последнее средство может быть употреблено с несомненною пользой,
в видах направления общественного мнения, но, мне кажется, не лучше ли
в таком случае будет, если я поселюсь не у вас, а на особенной квартире — просто
в качестве знатного иностранца, живущего своими доходами?
Дорогой князь был очень предупредителен. Он постоянно сажал меня за один стол с собою и кормил только хорошими кушаньями. Несколько раз он порывался подробно объяснить мне,
в чем состоят атрибуты помпадурства; но, признаюсь, этими объяснениями он возбуждал во мне лишь живейшее изумление. Изумление это усугублялось еще тем, что во
время объяснений лицо его принимало
такое двусмысленное выражение, что я никогда не мог разобрать, серьезно ли он говорит или лжет.
Наевшись, стали опять беседовать о том, как бы «больного человека» подкузьмить; ибо, хотя К*** и откупщик, но
так как многие ученые его гостеприимством во всякое
время пользуются, то и он между ними приобрел некоторый
в политических делах глазомер.