Неточные совпадения
Приехав неизвестно как и зачем в уездный городишко, сначала чуть было не умерла с голоду, потом попала в больницу, куда придя Петр Михайлыч и увидев больную незнакомую даму, по обыкновению разговорился с ней; и так как в этот год овдовел,
то взял ее к себе ходить за
маленькой Настенькой.
Что ж касается образования,
то я должен здесь сделать
маленькое отступление.
В
то мое время почти в каждом городке, в каждом околотке рассказывались
маленькие истории вроде
того, что какая-нибудь Анночка Савинова влюбилась без ума — о ужас! — в Ананьина, женатого человека, так что мать принуждена была возить ее в Москву, на воды, чтоб вылечить от этой безрассудной страсти; а Катенька Макарова так неравнодушна к карабинерному поручику, что даже на бале не в состоянии была этого скрыть и целый вечер не спускала с него глаз.
В
маленьком городишке все пало ниц перед ее величием,
тем более что генеральша оказалась в обращении очень горда, и хотя познакомилась со всеми городскими чиновниками, но ни с кем почти не сошлась и открыто говорила, что она только и отдыхает душой, когда видится с князем Иваном и его милым семейством (князь Иван был подгородный богатый помещик и дальний ее родственник).
Экономка принялась хлопотать до невероятности и купленную материю меняла раз семь:
то заметит на газе дырочку более обыкновенной,
то маленькое пятнышко на атласе.
В противоположность Лебедеву, это был
маленький, худенький молодой человек, весьма робкого и, вследствие этого, склонного поподличать характера, вместе с
тем большой говорун и с сильной замашкой пофрантить: вечно с завитым а-ла-коком и висками.
— А я вас благодарю; только тут, милостивый государь, у меня есть одно
маленькое условие: кто моего коня берет,
тот должен у меня хлеба-соли откушать, обедать: это плата за провоз.
Такова была почти вся с улицы видимая жизнь
маленького городка, куда попал герой мой; но что касается простосердечия, добродушия и дружелюбия, о которых объяснял Петр Михайлыч,
то все это, может быть, когда-нибудь бывало в старину, а нынче всем и каждому, я думаю, было известно, что окружный начальник каждогодно делает на исправника донос на стеснительные наезды
того на казенные имения.
Несмотря на свои пятьдесят лет, князь мог еще быть назван, по всей справедливости, мужчиною замечательной красоты: благообразный с лица и несколько уж плешивый, что, впрочем, к нему очень шло, среднего роста, умеренно полный, с
маленькими, красивыми руками, одетый всегда молодо, щеголевато и со вкусом, он имел
те приятные манеры, которые напоминали несколько манеры ветреных, но милых маркизов.
Он хвалил направление нынешних писателей, направление умное, практическое, в котором, благодаря бога, не стало капли приторной чувствительности двадцатых годов; радовался вечному истреблению од, ходульных драм, которые своей высокопарной ложью в каждом здравомыслящем человеке могли только развивать желчь; радовался, наконец, совершенному изгнанию стихов к ней, к луне, к звездам; похвалил внешнюю блестящую сторону французской литературы и отозвался с уважением об английской — словом, явился в полном смысле литературным дилетантом и, как можно подозревать, весь рассказ о Сольфини изобрел, желая
тем показать молодому литератору свою симпатию к художникам и любовь к искусствам, а вместе с
тем намекнуть и на свое знакомство с Пушкиным, великим поэтом и человеком хорошего круга, — Пушкиным, которому, как известно, в дружбу напрашивались после его смерти не только люди совершенно ему незнакомые, но даже печатные враги его, в силу
той невинной слабости, что всякому
маленькому смертному приятно стать поближе к великому человеку и хоть одним лучом его славы осветить себя.
«Как этот гордый и великий человек (в последнем она тоже не сомневалась), этот гордый человек так мелочен, что в восторге от приглашения какого-нибудь глупого, напыщенного генеральского дома?» — думала она и дала себе слово показывать ему невниманье и презренье, что, может быть, и исполнила бы, если б Калинович показал хотя
маленькое раскаяние и сознание своей вины; но он, напротив, сам еще больше надулся и в продолжение целого дня не отнесся к Настеньке ни словом, ни взглядом, понятным для нее, и принял
тот холодно-вежливый тон, которого она больше всего боялась и не любила в нем.
Калиновича между
тем не было еще у генеральши, но
маленькое общество его слушателей собралось уже в назначенной для чтения гостиной; старуха была уложена на одном конце дивана, а на другом полулежала княгиня, чувствовавшая от дороги усталость.
Из рекомендации князя Калинович узнал, что господин был m-r ле Гран, гувернер
маленького князька, а дама — бывшая воспитательница княжны, мистрисс Нетльбет, оставшаяся жить у князя навсегда — кто понимал, по дружбе, а другие толковали, что князь взял небольшой ее капиталец себе за проценты и
тем привязал ее к своему дому.
— Не держите так крепко! — сказал ему князь, видя, что он трусит. Калинович ослабил поводья. Поехали. Ле Гран начал
то горячить свою лошадь,
то сдерживать ее, доставляя
тем большое удовольствие княжне и
маленькому князьку, который в свою очередь дал шпоры своему клеперу и поскакал.
Другая непременно требовала, чтоб
маленький князек взял от нее красненькое яичко.
Тот не брал, но княжна разрешила ему и подала за это старухе несколько горстей пряников.
Та ухватила своей костлявою и загорелою рукою кончики беленьких ее пальчиков и начала целовать. Сильно страдало при этом чувство брезгливости в княжне, но она перенесла.
Когда певец кончил, княгиня первая захлопала ему потихоньку, а за ней и все прочие. Толстяк, сверх
того, бросил ему десять рублей серебром, князь тоже десять, предводитель — три и так далее.
Малый и не понимал, что это такое делается.
— Даже безбедное существование вы вряд ли там найдете. Чтоб жить в Петербурге семейному человеку, надобно… возьмем самый минимум,
меньше чего я уже вообразить не могу… надо по крайней мере две тысячи рублей серебром, и
то с величайшими лишениями, отказывая себе в какой-нибудь рюмке вина за столом, не говоря уж об экипаже, о всяком развлечении; но все-таки помните — две тысячи, и будем теперь рассчитывать уж по цифрам: сколько вы получили за ваш первый и, надобно сказать, прекрасный роман?
Между
тем старикашка-извозчик переменился на
маленького мальчишку, которого в темноте совсем уж было не видать, и только слышалось, что он всю станцию, как птичка, посвистывал.
Калинович вошел. Единственная стеариновая свечка, горевшая перед зеркалом, слабо освещала комнату. Гардины на окнах были спущены, и, кроме
того, на них стояли небольшие ширмочки, которые решительно не давали никакой возможности видеть с улицы
то, что происходило внутри. Над
маленьким роялино висела гравюра совершенно гологрудой женщины. Мебель была мягкая. Бархатом обитый диван, казалось Калиновичу, так и манил присесть на него с хорошенькой женщиной.
— Коли
маленький человек, — начал он с ядовитой улыбкой и обращаясь некоторым образом к Калиновичу, — так и погибать надобно, а что старшие делают,
того и слушать не хотят — да!
В ответ на это письмо в
тот же вечер в
маленькой прихожей раздался знакомый голос: «Дома барин?» Калинович даже вскочил от радости.
— Напротив! — возразил он. — У них, если хотите, есть анализ, и даже эта бесплодная логическая способность делать посылки и заключения развита более, чем у кого-либо; но дело в
том, что единица уж очень крупна: всякое нечистое дело, прикинутое к ней, покажется совершеннейшими пустяками,
меньше нуля. Прощайте, однако, au revoir! — заключил Белавин.
В ожидании Белавина мои молодые хозяева несколько поприготовились. В
маленькой зальце и кабинете пол был навощен; зажжена была вновь купленная лампа; предположено было, чтоб чай, приготовленный с несколько изысканными принадлежностями, разливала сама Настенька, словом — проектировался один из
тех чайных вечеров, которыми так изобилует чиновничий Петербург.
— Allons! — проговорил князь, соскакивая, и тотчас ввел Калиновича в садовую аллею, где с первого шага встретили их все декорационные украшения петербургских дач: вдали виднелся один из
тех готической архитектуры домиков, которые так красивы и которые можно еще видеть в
маленьких немецких городах.
— Monsieur Калинович! — представила она его старику и назвала потом
того фамилию, по которой Калинович узнал одно из
тех внушительных имен, которые невольно заставляют трепетать сердца
маленьких смертных. Не без страха, смешанного с уважением, поклонился он старику и сел в почтительной позе.
В партии этой, кроме состояния, как вы сами говорите, девушка прекрасная, которая, по особенному вашему счастью, сохранила к вам привязанность в такой степени, что с первых же минут, как вы сделаетесь ее женихом, она хочет вам подарить сто тысяч, для
того только, чтоб не дать вам почувствовать этой
маленькой неловкости, что вот-де вы бедняк и женитесь на таком богатстве.
Нанята была в аристократической Итальянской квартира с двумя отделениями: одно для князя, другое для жениха, которого он, между прочим, ссудил
маленькой суммой, тысячи в две серебром, и вместе с
тем — больше, конечно, для памяти — взял с него вексель в пятьдесят две тысячи.
Кроме
того, по
маленькому двору ходили куры, которых молодая хозяйка завела, желая сделать у себя совсем деревню.
Больной между
тем, схватив себя за голову, упал в изнеможении на постель. «Боже мой! Боже мой!» — произнес он, и вслед за
тем ему сделалось так дурно, что ходивший за ним лакей испугался и послал за Полиной и князем.
Те прискакали. Калинович стал настоятельно просить, чтоб завтра же была свадьба. Он, кажется, боялся за свою решимость. Полина тоже этому обрадовалась, и таким образом в
маленькой домовой церкви произошло их венчанье.
Надобно решительно иметь детское простодушие одного моего знакомого прапорщика, который даже в пище вкусу не знает; надобно именно владеть его головой, чтоб поверить баронессе, когда она мило уверяет вас, что дает этот бал для удовольствия общества, а не для
того, чтоб позатянуть поступившее на нее
маленькое взыскание, тысяч в тридцать серебром, о чем она и будет тут же, под волшебные звуки оркестра Лядова, говорить с особами, от которых зависит дело.
По четвергам у него издавна были заведены
маленькие вечера, на которые собственно собирался его
маленький двор,
то есть самые близкие люди.
В приемной их остановили на несколько минут просители: какой-то отставной штабс-капитан, в мундире и в треугольной еще шляпе с пером, приносивший жалобу на бежавшую от него жену, которая вместе с
тем похитила и двухспальную их брачную постель, сделанную на собственные его деньги; потом сморщенная,
маленькая, с золотушными глазами, старушка, которая как увидела губернатора, так и повалилась ему в ноги, вопия против собственного родного сына, прибившего ее флейтой по голове.
На такого рода любезность вице-губернаторша также не осталась в долгу и, как ни устала с дороги, но дня через два сделала визит губернаторше, которая продержала ее по крайней мере часа два и, непременно заставивши пить кофе, умоляла ее, бога ради, быть осторожною в выборе знакомств и даже дала
маленький реестр
тем дамам, с которыми можно еще было сблизиться.
Видимо, что в этой фразе он ввернул штучку, поясненную потом еще более в самый обед, на который он не приехал, а прислал на имя старшины-хозяина записку, изъявляя в ней искреннее соболезнование, что по случившейся
маленькой болезни не может с обществом разделить приятного удовольствия кушать мерных стерлядей и грецкими орехами откормленных индеек; значит, он сожалел только об обеде, а не о
том, что не присутствовал на почетном прощальном митинге начальнику губернии.
На выезде главной Никольской улицы, вслед за
маленькими деревянными домиками, в окнах которых виднелись иногда цветы и детские головки, вдруг показывался, неприятно поражая, огромный серый острог с своей высокой стеной и железной крышей. Все в нем, по-видимому, обстояло благополучно: ружья караула были в козлах, и у пестрой будки стоял посиневший от холода солдат. Наступили сумерки. По всему зданию
то тут,
то там замелькали огоньки.
Дама между
тем, вошедши, увидела, что князь сидел в глубокой задумчивости, облокотясь на
маленький столик.
Я же
маленький человек, в порошок стереть могут… к слову какому-нибудь нескладному придерутся, и за
то отдадут в уголовную, а я ее, матушку, тоже знаю: по должности станового пристава, за пустяки, за медленность — судился, так и тут всякую шваль напой да накорми… совершенно было разорили!
— Я полагаю, — начал он ироническим тоном, — что помня мои услуги, на первый раз ограничатся
тем, что запрячут меня в какую-нибудь
маленькую недворянскую губернию с приличным наставлением, чтоб я служебно и нравственно исправился, ибо, как мне писали оттуда, там возмущены не только действиями моими как чиновника, но и как человека, имеющего беспокойный характер и совершенно лишенного гуманных убеждений… Ха, ха, ха!