Неточные совпадения
— Я-с человек частный… ничтожество!.. — заговорил он прерывчатым голосом. — Не мое, может быть,
дело судить действия правительственных лиц; но я раз
стал обвинителем и докончу это… Если справедливы неприятные слухи, которые дошли до меня при приезде моем сюда, я опять поеду в Петербург и опять буду кричать.
Сенатор, по своей придворной тактике, распростился с ним в высшей степени любезно, и только, когда Егор Егорыч совсем уже уехал, он немедля же позвал к себе правителя
дел и
стал ему пересказывать с видимым чувством досады...
— Он был у меня!.. — доложил правитель
дел, хотя собственно он должен был бы сказать, что городничий представлялся к нему, как
стали это делать, чрез две же недели после начала ревизии, почти все вызываемые для служебных объяснений чиновники, являясь к правителю
дел даже ранее, чем к сенатору, причем, как говорили злые языки, выпадала немалая доля благостыни в руки Звездкина.
— Приготовим! — сказала докторша и, несколько величественной походкой выйдя из спальни мужа, прошла к себе тоже в спальню, где, впрочем, она
стала еще вязать шерстяные носки. Доктор же улегся снова в постель; но, тревожимый разными соображениями по предстоящему для него
делу, не заснул и проворочался до ранних обеден, пока за ним не заехал исправник, с которым он и отправился на место происшествия.
Потому, когда я пожаловался на него, государь чрезвычайно разгневался; но тут на помощь к Фотию не замедлили явиться разные друзья мои: Аракчеев [Аракчеев Алексей Андреевич (1769—1834) — временщик, обладавший в конце царствования Александра I почти неограниченной властью.], Уваров [Уваров Сергей Семенович (1786—1855) — министр народного просвещения с 1833 года.], Шишков [Шишков Александр Семенович (1754—1841) — адмирал, писатель, президент Российской академии, министр народного просвещения с 1824 по 1828 год.], вкупе с
девой Анной, и
стали всевозможными путями доводить до сведения государя, будто бы ходящие по городу толки о том, что нельзя же оставлять министром духовных
дел человека, который проклят анафемой.
Весь следующий
день Егор Егорыч провел, запершись в своей комнате, и только к вечеру спросил чаю с хлебом и затем снова заперся. Вероятно, он этот
день провел в умном делании, потому что сидел неподвижно на своем кресле и, держа свою руку под ложечкой, потом все более и более
стал поднимать глаза к небу и, видимо, одушевлялся.
Когда он поднял крышку у сундука, то оказалось, что тот весь был наполнен платьем, которое Тулузов
стал выкладывать, и в показавшееся потом
дно сундука засунул какой-то особый крючок и им поднял это
дно, причем обнаружилось, что сундук был двухъярусный и в нижнем этаже, очень небольшом, лежали билеты разных приказов общественного призрения, примерно тысяч на пятьдесят.
— Вам, по-моему, нечего писать ему в настоящую минуту! — заметила Сусанна. — Укорять его, что он женился на Катрин, вы не
станете, потому что этим вы их только оскорбите! Они, вероятно, любят друг друга!.. Иное
дело, если Валерьян явится к вам или напишет вам письмо, то вы, конечно, не отвергнете его!
Так
дело шло до начала двадцатых годов, с наступлением которых, как я уже сказал и прежде, над масонством
стали разражаться удар за ударом, из числа которых один упал и на голову отца Василия, как самого выдающегося масона из духовных лиц: из богатого московского прихода он был переведен в сельскую церковь.
Затем хозяин и гости чинно уселись по местам и
стали рассуждать о том, как предстоящее
дело устройства дворянского пансиона при гимназии осуществить, и тут сразу же затеялся спор между Иваном Петровичем и губернским предводителем, из коих последний объявил, что капитал, жертвуемый господином Тулузовым, должен быть внесен в депутатское дворянское собрание и причислен к дворянским суммам.
— За то, что-с, как рассказывал мне квартальный, у них
дело происходило так: князь проигрался оченно сильно, они ему и говорят: «Заплати деньги!» — «Денег, говорит, у меня нет!» — «Как, говорит, нет?» — Хозяин уж это, значит, вступился и, сцапав гостя за шиворот,
стал его душить… Почесть что насмерть! Тот однакоче от него выцарапался да и закричал: «Вы мошенники, вы меня обыграли наверняка!». Тогда вот уж этот-то барин — как его? Лябьев, что ли? — и пустил в него подсвечником.
Нет никакого сомнения, что сей умный мужик, видавший на своем веку многое, понял всю суть
дела и вывел такого рода заключение, что барин у него теперь совсем в лапах, и что сколько бы он потом ни
стал воровать по откупу, все ему будет прощаться.
— Тот родом французишка какой-то!.. Сначала был учителем, а теперь вот на эту должность пробрался… Больше всего покушать любит на чужой счет!.. Вы позовите его в Московский и угостите обедцем, он навек вашим другом
станет и хоть каждый
день будет ходить к вам обедать.
— Попить, ничего, попей!.. Вино куражит человека!.. Помни одно, что вы с Сусанной Николаевной не перестарки какие, почесть еще сосунцы, а старичок ее не век же
станет жить, может, скоро уберется, и женишься ты тогда на своей милой Сусаннушке, и пойдет промеж вас
дело настоящее.
— Но когда ж они происходили? По определенным
дням? —
стал с живостью расспрашивать молодой ученый, который, кажется, и сам бы не прочь был съездить на эти, в греческом вкусе, развлечения.
—
Стало быть,
дело его решено? — сказал с участием гегельянец.
— Князь тут ни в чем не виноват, поверьте мне! —
стал его убеждать Углаков. — Он человек благороднейшего сердца, но доверчив, это — правда; я потом говорил об этом же
деле с управляющим его канцелярией, который родственник моей жене, и спрашивал его, откуда проистекает такая милость князя к Тулузову и за что? Тот объяснил, что князь главным образом полюбил Тулузова за ловкую хлебную операцию; а потом у него есть заступник за Тулузова, один из любимцев князя.
Вообще Аггей Никитич держал себя в службе довольно непонятно для всех других чиновников: место его, по своей доходности с разных
статей — с раскольников, с лесопромышленников, с рыбаков на черную снасть, — могло считаться золотым
дном и, пожалуй бы, не уступало даже месту губернского почтмейстера, но вся эта благодать была не для Аггея Никитича; он со своей службы получал только жалованье да несколько сот рублей за земских лошадей, которых ему не доставляли натурой, платя взамен того деньги.
Подобные встречи Аггея Никитича с молодою аптекаршей
стали потом повторяться каждодневно, и нельзя при этом не удивиться, каким образом Миропа Дмитриевна, дама столь проницательная, не подметила резкой перемены, которая произошла в наружности Аггея Никитича с первого же
дня его знакомства с очаровательной аптекаршей.
В следующие затем два — три
дня они почувствовали такую скуку в Геттингене, что поспешили отправиться в Кассель, где, отдохнув от переезда,
стали осматривать кассельский сад, церковь св. Мартына, синагогу, Museum Friedericianum [Музей Фридриха (лат.).] и скульптурную галерею.
Приходо-расходчик принес жалованье, но — увы! — его не хватило бы на три волана к платью пани Вибель, так что Аггей Никитич предпринял другое решение: он вознамерился продать свою пару лошадей. Тогда, конечно, ему не на чем будет ездить в уезд для производства
дел. «Ну и черт их дери! — подумал почти с ожесточением Аггей Никитич. —
Стану командировать на эти
дела заседателя».
Отправиться с Аггеем Никитичем — это значило прямо указать всем на ее отношения к нему; так что на другой
день, когда Аггей Никитич пришел к ней, она
стала с ним советоваться, как лучше поступить.
— Отчего ж вам не совладеть? — возразил Вибель. — Если даже вы совершенно неопытны в
деле миссионерства, то мы
станем снабжать вас в наших письмах советами, сообразно тому, как вы будете описывать нам вашу деятельность, а равно и то, что вам представится посреди иноверцев.