Неточные совпадения
Все эти три девицы воспитывались в институте, и
лучше всех из них училась Сусанна, а хуже
всех Людмила, но зато она танцевала божественно, как фея.
— Не ропщите!.. Всякая
хорошая женщина прежде
всего не должна быть дурной дочерью! — проговорил он своей скороговоркой.
Но вот однажды, часу в седьмом теплого и ясного июньского вечера (в тот год
все лето стояло очень
хорошее), над Москвой раздавался благовест ко всенощной.
— Пусть она молится, одна ли в храмах, или при служении церковном, — это
все равно, и пусть выберет себе духовника
хорошего.
Все это, конечно, может нас обмануть, но все-таки пусть
лучше светильники наши заранее будут зажжены, чтобы идти навстречу жениху…
В одно утро, когда дождь ливмя лил и когда бы
хороший хозяин собаки на двор не выгнал, Антип Ильич, сидевший в своей комнатке рядом с передней и бывший
весь погружен в чтение «Сионского вестника» [«Сионский вестник» — журнал, издававшийся русским мистиком А.Ф.Лабзиным в 1806 и 1817—1818 годах.], услыхал вдруг колокольцы, которые
все ближе и ближе раздавались, и наконец ясно было, что кто-то подъехал к парадному крыльцу.
— Теперь, моя прелесть, довольно поздно, — сказала в ответ на это gnadige Frau, — а об этом придется много говорить; кроме того, мне трудно будет объяснить
все на словах; но
лучше вот что… завтрашний день вы поутру приходите в мою комнату, и я вам покажу такой ковер, который я собственными руками вышила по канве.
— История чисто кадетская, из которой, по-моему, Пилецкий вышел умно и благородно:
все эти избалованные барчонки вызвали его в конференц-залу и предложили ему: или удалиться, или видеть, как они потребуют собственного своего удаления; тогда Пилецкий, вместо того, чтобы наказать их, как бы это сделал другой, объявил им: «Ну, господа, оставайтесь
лучше вы в лицее, а я уйду, как непригодный вам», — и в ту же ночь выехал из лицея навсегда!
Причетник читал, или
лучше сказать, бормотал, глядя в развернутую перед ним на налое толстую книгу, и в это же самое время слышались из соседних комнат шаги ходивших по дому частного пристава, стряпчего, понятых, которые опечатывали
все ящики в столах,
все комоды, шкапы и сундуки.
— Что ей сделалось, — изба
хорошая, —
всего годов десять, как строена! — объяснил Власий.
—
Все устроилось как нельзя
лучше! — проговорил он.
Мудрено ли после того, что молодой бакалавр схватился за масонство, изучил его, а потом вскоре же был назначен священником в Москву в один из богатейших и обильнейших дворянством приход, а вместе с тем он был принят в ложу ищущих манны, где, конечно уж,
лучше всех, вероятно, знакомый с мистической философией и приученный еще с школьнической скамейки к риторическому красноречию, он стал произносить в собраниях ложи речи, исполненные энергии и учености.
— Я разумею
все коллегии! — огрызнулся Иван Петрович. — Министр народного просвещения
лучше нас распорядится, потому что он ближе знает нужды образования, и оно должно от него одного зависеть, а не от наших голов, которые еще скорбны для того разумом!
— Вот это
лучше всего! — произнесла расслабленным голосом косая дама. — После Валерьяна сделаться женой — я и не знаю — кого…
Все же, матушка,
лучше, — тоже сказывают, она тяжела от него, грех свой прикроет: святое
все святит, хоть тоже, как прислуга рассказывает, ей шибко не хотелось идти за него.
— Видит бог, — продолжала Миропа Дмитриевна, — я
всего только раз и провинилась или,
лучше, не сообразила хорошенько по своей торопливости!
Лябьев снова усмехнулся горькой усмешкой и ушел вслед за Углаковым. Аграфена же Васильевна, оставшись одна, качала, как бы в раздумье, несколько времени головой. Она от природы была очень умная и
хорошая женщина и насквозь понимала
все окружающее ее общество.
Читатель, конечно, сам догадывается, что старики Углаковы до безумия любили свое единственное детище и почти каждодневно ставились в тупик от тех нечаянностей, которые Пьер им устраивал, причем иногда мать
лучше понимала, к чему стремился и что затевал сын, а иногда отец. Вошедший невдолге камердинер Пьера просил
всех пожаловать к больному. Муза Николаевна сейчас же поднялась; но Сусанна Николаевна несколько медлила, так что старуха Углакова проговорила...
— Нет,
лучше сыграю лезгинку, — сказал он и на первых порах начал фантазировать нечто довольно медленное, а потом быстрое и совсем уже быстрое, как бы вихрь, и посреди этого слышались каскады сыплющихся звуков, очень напоминающих звуки медных тарелок.
Все это очень понравилось слушателям Лябьева, а также, кажется, и ему самому, так что он с некоторым довольством спросил Углакова...
— То есть, я полагаю, — произнес решительным тоном частный пристав, — что вам
лучше всего отвергнуть донос во
всех пунктах и учинить во
всем полное запирательство.
— И всплывет-с, не беспокойтесь! Кроме того-с, в общественных местах не должно говорить о делах, а вот
лучше, — визжал член, проворно хватая со стоявшей на столе вазы фрукты и конфеты и рассовывая их по своим карманам, —
лучше теперь прокатимся и заедем к одной моей знакомой даме на Сретенке и у ней переговорим обо
всем.
Агапия, несмотря на свою глупость,
лучше всех понимавшая Юлию Матвеевну, подала ей эти валенки, но старуха затрясла отрицательно головой. Агапия и тут однако догадалась, чего она хотела, и принесла первоначально шерстяные чулки, в которые обула больную, а сверх их надела валенки.
Сверстов задумался и, видимо, употреблял
все усилия своего разума, дабы придумать, как тут
лучше поступить.
Он же, в свою очередь, совершенно понимал, что
все это ему мстят за его бескорыстие по службе, тогда как, по его пониманию, если бы Миропа Дмитриевна была
хорошая женщина, то должна была бы похвалить его за то, а не язвить постоянно какой-то нуждой, которой и быть не могло, потому что у Миропы Дмитриевны был собственный капитал, простиравшийся вместе с недвижимыми имениями тысяч до пятидесяти, о чем она имела неосторожность признаться Аггею Никитичу, заманивая его жениться на ней.
Услыхав обо
всем этом, Екатерина Петровна сочла более удобным для себя оставить шумную столицу и переехать хоть и в уединенное, но богатое и привольное Синьково, захватив с собою камер-юнкера, с которым, впрочем, она была довольно холодна и относилась к нему даже с заметным неуважением, ибо очень хорошо видела, что он каждую минуту стремился чем-нибудь поживиться от нее; а Екатерина Петровна, наученная опытом прежних лет, приняла твердое намерение продовольствовать своего адоратера [Адоратер — поклонник, обожатель (франц.).] только
хорошими обедами — и больше ничего!
Отправиться с Аггеем Никитичем — это значило прямо указать
всем на ее отношения к нему; так что на другой день, когда Аггей Никитич пришел к ней, она стала с ним советоваться, как
лучше поступить.
— Это одна полька, прелестнейшее и чудное существо; но, как
все польки, существо кокетливое, чего я не понял, или,
лучше сказать, от любви к ней, не рассудив этого, сразу же изломал и перековеркал
все и, как говорится, неизвестно для чего сжег свои корабли, потом, одумавшись и опомнившись, хотел было воротить утраченное счастие, но было уже поздно.
— Вещичек, вещичек! — поправил ее Лябьев. — А
все это отчего? Михаил Иваныч вырос посреди оркестра настоящего,
хорошего оркестра, который был у его дяди, а потом мало ли у кого и где он учился: он брал уроки у Омана, Ценнера, Карла Мейера, у Цейлера, да и не перечтешь
всех, а я что?.. По натуре моей, я знаю, что у меня был талант, но какое же музыкальное воспитание я получил? Обо мне гораздо больше хлопотали, чтобы я чисто произносил по-французски и хорошо танцевал.
— Сусанна? — воскликнула Муза Николаевна и высунулась
вся из брички, чтобы
лучше рассмотреть даль.
— Благодарю, спасибо тебе, Музочка, что ты приехала; я тебе одной
все скажу; здесь услышат; сядем
лучше в коляску!
— Мы убеждены, что человек не умирает полною смертью, восприняв которую, он только погружается в землю, как бы в лоно матери, и в продолжение девяти месяцев, подобно младенцу, из ветхого Адама преобразуется в нового, или,
лучше сказать, первобытного, безгреховного Адама; из плоти он переходит в дух, и до девяти месяцев связь всякого умершего с землею не прекращается; он, может быть, даже чувствует
все, что здесь происходит; но вдруг кто-нибудь будет недоволен завещанной им волей…
— Тогда к чему же
все эти слезы и волнения? Старый муж разрешил, новый, кажется, попадается человек
хороший; надобно радоваться, а не печалиться, — дело житейское, обыкновенное!.. — восклицал доктор.