Неточные совпадения
— Ну, так я, ангел мой, поеду домой, — сказал полковник тем же тихим голосом
жене. — Вообразите, какое положение, — обратился он снова к Павлу, уже почти шепотом, — дяденька, вы изволите видеть, каков; наверху княгиня тоже больна, с постели не поднимается; наконец у нас у самих ребенок в кори; так что мы целый
день — то я дома, а Мари здесь, то я здесь, а Мари дома… Она сама-то измучилась; за нее опасаюсь, на что она похожа стала…
Дело, впрочем, не совсем было так, как рассказывала Клеопатра Петровна: Фатеев никогда ничего не говорил Прыхиной и не просил ее, чтобы
жена к нему приехала, — это Прыхина все выдумала, чтобы спасти состояние для своей подруги, и поставила ту в такое положение, что, будь на месте Клеопатры Петровны другая женщина, она, может быть, и не вывернулась бы из него.
Мари поняла наконец, что слишком далеко зашла, отняла руку, утерла слезы, и старалась принять более спокойный вид, и взяла только с Вихрова слово, чтоб он обедал у них и провел с нею весь
день. Павел согласился. Когда самому Эйсмонду за обедом сказали, какой проступок учинил Вихров и какое ему последовало за это наказание, он пожал плечами, сделал двусмысленную мину и только, кажется, из боязни
жены не заметил, что так и следовало.
«До сведения моего дошло, что в деревне Вытегре крестьянин Парфен Ермолаев убил
жену, и преступление это местною полициею совершенно закрыто, а потому предписываю вашему высокоблагородию немедленно отправиться в деревню Вытегру и произвести строжайшее о том исследование.
Дело сие передано уже на рассмотрение уездного суда».
— У вас есть
дело об убийстве крестьянином Ермолаевым
жены своей? — спросил его прямо Вихров.
— У нас это
дело называется о скоропостижно умершей
жене крестьянина Ермолаева.
— До начальника губернии, — начал он каким-то размышляющим и несколько лукавым тоном, —
дело это, надо полагать, дошло таким манером: семинарист к нам из самых этих мест, где убийство это произошло, определился в суд; вот он приходит к нам и рассказывает: «Я, говорит, гулял у себя в селе, в поле… ну, знаете, как обыкновенно молодые семинаристы гуляют… и подошел, говорит, я к пастуху попросить огня в трубку, а в это время к тому подходит другой пастух — из деревни уж Вытегры; сельский-то пастух и спрашивает: «Что ты, говорит, сегодня больно поздно вышел со стадом?» — «Да нельзя, говорит, было: у нас сегодня ночью у хозяина сын
жену убил».
Он рассказывает это, а я самое дело-то читаю… складно да ладно там написано: что была
жена у Парфена Ермолаева, что жили они согласно и умерла она по воле божьей.
— Мы точно что, судырь, — продолжал тот же мужик, покраснев немного, — баяли так, что мы не знаем. Господин, теперича, исправник и становой спрашивают: «Не видали ли вы, чтобы Парфенка этот бил
жену?» — «Мы, говорим, не видывали; где же нам видеть-то?
Дело это семейное, разве кто станет
жену бить на улице? Дома на это есть место: дома бьют!»
— Расскажи ты мне, — начал Вихров, — весь последний
день перед смертью
жены: как и что ты делал, виделся ли с
женой и что с ней говорил? Рассказывай все по порядку.
— Да-с. Все смеялась она: «
Жена у тебя дура, да ты ее очень любишь!» Мне это и обидно было, а кто ее знает, другое
дело: может, она и отворотного какого дала мне. Так пришло, что женщины видеть почесть не мог: что ни сделает она, все мне было не по нраву!
— Самый он-с, — отвечал откровенно и даже как бы с некоторым удовольствием малый. — Меня, ваше благородие, при том
деле почесть что и не спрашивали: «Чем, говорит,
жена твоя умерла? Ударом?» — «Ударом», — говорю; так и порешили
дело!
— Не погубите! — начал он мелодраматическим голосом. — Я отец семейства, у меня
жена теперь умирает, я сам почти помешанный какой-то, ничего не могу сообразить. Уезжайте теперь, не доканчивайте вашего
дела, а потом я соображу и попрошу о чем-нибудь для себя начальника губернии.
— Вот видите что-с, — продолжал Вихров, снова начав рассматривать
дело. — Крестьянская
жена Елизавета Петрова показывает, что она к вам в шайку ходила и знакомство с вами вела: правда это или нет?
— Первая из них, — начал он всхлипывающим голосом и утирая кулаком будто бы слезы, — посвящена памяти моего благодетеля Ивана Алексеевича Мохова; вот нарисована его могила, а рядом с ней и могила madame Пиколовой. Петька Пиколов, супруг ее (он теперь, каналья, без просыпу
день и ночь пьет), стоит над этими могилами пьяный, плачет и говорит к могиле
жены: «Ты для меня трудилась на поле чести!..» — «А ты, — к могиле Ивана Алексеевича, — на поле труда и пота!»
— Есть это, есть!
Дело в том, что вы и сами в отношении там одной своей привязанности были со мной откровенны, и потому я хочу говорить с вами прямо: у меня есть там на стороне одна госпожа, и я все думаю, что не это ли
жену огорчает…
Неточные совпадения
Хлестаков. Да что? мне нет никакого
дела до них. (В размышлении.)Я не знаю, однако ж, зачем вы говорите о злодеях или о какой-то унтер-офицерской вдове… Унтер-офицерская
жена совсем другое, а меня вы не смеете высечь, до этого вам далеко… Вот еще! смотри ты какой!.. Я заплачу, заплачу деньги, но у меня теперь нет. Я потому и сижу здесь, что у меня нет ни копейки.
Хлестаков. Нет, я не хочу! Вот еще! мне какое
дело? Оттого, что у вас
жена и дети, я должен идти в тюрьму, вот прекрасно!
Пришел: «Ох-ох! умаялся, // А
дело не поправилось, // Пропали мы,
жена!
На радости целуются, // Друг дружке обещаются // Вперед не драться зря, // А с толком
дело спорное // По разуму, по-божески, // На чести повести — // В домишки не ворочаться, // Не видеться ни с
женами, // Ни с малыми ребятами, // Ни с стариками старыми, // Покуда
делу спорному // Решенья не найдут, // Покуда не доведают // Как ни на есть доподлинно: // Кому живется счастливо, // Вольготно на Руси?
Г-жа Простакова (увидя Кутейкина и Цыфиркина). Вот и учители! Митрофанушка мой ни
днем, ни ночью покою не имеет. Свое дитя хвалить дурно, а куда не бессчастна будет та, которую приведет Бог быть его
женою.