Неточные совпадения
Словом сказать, выросли Лиза с Наташей в строгой простоте коренной русской жизни, не испорченной ни чуждыми быту нашему верованиями, ни противными складу русского ума иноземными новшествами, ни доморощенным тупым суеверием, все порицающим, все отрицающим, о чем не ведали
отцы и деды, о чем не писано в старых книгах.
— А святые-то
отцы на что? Каково, по-твоему, ихнее-то
слово? — сумрачно спросил у него Марко Данилыч.
Подошла к столику, вынула из него заветную свою коробочку, вынула из нее колечко,
отцом подаренное, когда минуло ей восемнадцать годков. Сидит, глядит на него, а сама родительские
слова вспоминает...
Когда же у
отца зашел разговор с Дмитрием Петровичем про цены на тюлений жир и вспомнила она, как Марко Данилыч хотел обмануть и Меркулова, и Зиновья Алексеича и какие обидные
слова говорил он тогда про Веденеева, глаза у ней загорелись полымем, лицо багрецом подернулось, двинулась она, будто хотела встать и вмешаться в разговор, но, взглянув на Дуню, опустила глаза, осталась на месте и только кидала полные счастья взоры то на
отца, то на мать, то на сестру.
— Господь пречистыми устами своими повелел верным иметь не только чистоту голубину, но и мудрость змеину, — сказала на то Манефа. — Ну и пусть их, наши рекомые столпы правоверия, носят мудрость змеину — то на пользу христианства… Да сами-то змиями-губителями зачем делаются?.. Пребывали бы в незлобии и чистоте голубиной… Так нет!.. Вникни, друг, в
слова мои, мудрость в них. Не моя мудрость, а Господня и
отец святых завещание. Ими заповеданное
слово говорю тебе. Не мне верь, святых
отцов послушай.
От Дорониных вести про Петра Степаныча дошли и до Марка Данилыча. Он только головой покачал, а потом на другой аль на третий день — как-то к
слову пришлось, рассказал обо всем Дарье Сергевне. Когда говорил он, Дуня в смежной комнате сидела, а дверь была не притворена. От
слова до́
слова слышала она, что
отец рассказывал.
Сколько ни добивались от нее
отец и Дарья Сергевна, что такое с ней случилось, не сказала она ни
слова.
И с того часа он ровно переродился, стало у него на душе легко и радостно. Тут впервые понял он, что значат
слова любимого ученика Христова: «Бог любы есть». «Вот она где истина-то, — подумал Герасим, — вот она где правая-то вера, а в странстве да в отреченье от людей и от мира навряд ли есть спасенье… Вздор один, ложь. А кто
отец лжи?.. Дьявол. Он это все выдумал ради обольщенья людей… А они сдуру-то верят ему, врагу Божию!..»
Про былую тяжбу из-за пустошей миршенцы якимовским
словом не поминали, хоть Орехово поле, Рязановы пожни и Тимохин бор глаза им по-прежнему мозолили. Никому на ум не вспадало, во сне даже не грезилось поднимать старые дрязги — твердо помнили миршенцы, сколько бед и напастей из-за тех пустошей
отцами их принято, сколь долго они после разоренья по миру ходили да по чужим местам в нáймитах работали. Но вдруг ровно ветром одурь на них нанесло: заквасили новую дежу на старых дрождях.
Вот у нас полковой был —
отец родной, — двадцать лет с годами довелось мне у него под командой служить: ротным был, потом батальонным, после того и полковым — во все двадцать лет
слова нехорошего я от него не слыхивал.
Гласит предание, и в старинных записях так записано: когда
отец Фотин впервые пришел в бесовскую долину и, приступя к Поганому ключу ради утоления жажды, осенил его крестным знамением, возгремело в высоте
слово Божие, пала на землю из ясного неба палючая молонья и в мелкие куски расщепала кряковистый дуб.
Изредка лишь старики говорили, что про тех фармазонов они от
отцов своих слыхали, но молодые мало веры
словам давали.
Ни с кем ни
слова Дуня, а когда
отец стал намекать ей, что вот, дескать, жених бы тебе, она напомнила ему про колечко и про те
слова, что сказал он ей, даря его: «Венцом неволить тебя не стану, отдай кольцо волей тому, кто полюбится…» Ни
слова в ответ не сказал ей Марко Данилыч…
Сначала Дуня не догадывалась, к чему
отец речи клонит, но когда услыхала последние
слова его, стремительно кинулась к Марье Ивановне, опустилась перед ней, положила русую головку ей на колени и со слезами в голосе стала молить о согласии.
— Дай Господи такую подвижницу, подай истинный свет и новую силу в
слове ее, — сложив руки, набожно сказал Николай Александрыч. — Ежели так, можно будет ее допустить на собрание, и если готова принять «благодать», то можно и «привод» сделать… Только ведь она у
отца живет… Помнится мне, говорила ты, Машенька, что он раскольничает, и совсем плотской язычник, духовного в нем, говорила ты, нет ни капельки.
— Да я и не сужу, отче святый, — робко ответил
отец Анатолий. — Как можно мне судить о таком лице, как Божий архиерей? Ума достаточного не имею на то… К
слову только про штатных помянул, говоря про наши недостатки.
Не сразу ответил
отец Израиль. Нахмурился и принял вид озабоченный. Потом, не говоря ни
слова, начал пальцами по столу барабанить.
— Молви святое
слово, батюшка
отец Софрон, не утаи воли Божией… Будет аль не будет жить раб Божий младенец Архипушка?
В каждом доме за ужином только и речи было, что про батюшку
отца Софрона — припоминали каждое его
слово, каждое движенье, и всяк по-своему протолковывал, что бы такое они означали.
— Тебе, любезная овца, — живое
слово от
отца, всемирного творца, из небесного дворца.
А все-таки ни одной ночи Дуня не может провести спокойно: то звучат отцовские
слова, то видится ей Петр Степаныч, скорбный, унылый… И становится Дуне жалко
отца, жалко становится и Петра Степаныча.
— Дай Бог нашему дитяти на ножки стати, дедушку величати,
отца с матерью почитати, расти да умнеть, ума-разума доспеть. А вы, гости, пейте-попейте, бабушке кладите по копейке, было б ей на чем с крещеным младенчиком вас поздравлять,
словом веселым да сладким пойлом утешать.
Будь он ангел, будь человек плоти и крови, все равно — со смирением и любовью преклонилась бы она перед ним, и скажи ей то существо хоть одно
слово привета, без малейшего сожаленья оставила бы она дом
отца и его богатство, с радостью и весельем устремилась бы к неведомому, мыслями и помышленьями отдалась бы ему и всю жизнь была бы его безответной рабой и верной ученицей, слила бы с ним свою непорочную жизнь…
Прежде совсем была равнодушна и к
отцу, и к этой Дарье Сергевне, а теперь про них
слово только скажешь — она тотчас в слезы.
— Авдотья Марковна, — после долгого молчанья сказал
отец Прохор, — доходили до меня вести, что хотя ваши годы и молодые, а в Писании вы довольно сведущи. Не от себя и не от человеческих писаний предлагаю вам, а сказанное самим истинным Христом возвещаю. Божественные словеса неизмеримо выше всяких
слов, всяких писаний и всяких деяний человеческих. Веруете ли вы во святое Евангелие?
На другой день, после того как
отец Прохор воротился домой, Аграфена Петровна к нему приехала. Сказанные им
слова, что Дуня «пропала без вести», до того поразили вихоревскую тысячницу, что вся она помертвела и долгое время в себя не могла прийти.
Отец Прохор догадался, что она не просто знакомая Смолокуровым, а что-нибудь поближе. Когда пришла в себя Аграфена Петровна и немного поуспокоилась, сказал он...
Промолчал
отец Прохор. Не пускался он с Аграфеной Петровной в откровенности, боясь, чтобы коим грехом его
слова не были перенесены в барский дом. Конечно, Дуня обещалась не оставлять его своей помощью, однако ж лучше держать себя поопасливей — береженого и Бог бережет. А дело, что началось насчет хлыстов, еще кто его знает чем кончится.
Только что услыхала Дуня о болезни
отца, минуты две или три не могла
слова сказать. Потом, закрывши лицо руками и громко зарыдав, без чувств упала на не прибранную еще постель Аграфены Петровны. Не скоро пришла в себя, не скоро собралась с силами.
Утомленная дальней дорогой, а потом пораженная смертью
отца, не говорила она ни
слова и даже мало понимала из того, что ей говорили.
Ни
слова не молвив, Дуня села возле назвáного
отца.
— За ласковое
слово много благодарим, — сказал
отец Тарасий, но, несмотря на приглашение чиновника, пошел переодеться и вскоре явился к нему в полном чину.
Неточные совпадения
Живя с народом, сам, // Что думывал, что читывал, // Всё — даже и учителя, //
Отца Аполлинария, // Недавние
слова: // «Издревле Русь спасалася // Народными порывами».
Она поехала в игрушечную лавку, накупила игрушек и обдумала план действий. Она приедет рано утром, в 8 часов, когда Алексей Александрович еще, верно, не вставал. Она будет иметь в руках деньги, которые даст швейцару и лакею, с тем чтоб они пустили ее, и, не поднимая вуаля, скажет, что она от крестного
отца Сережи приехала поздравить и что ей поручено поставить игрушки у кровати сына. Она не приготовила только тех
слов, которые она скажет сыну. Сколько она ни думала об этом, она ничего не могла придумать.
Казалось, очень просто было то, что сказал
отец, но Кити при этих
словах смешалась и растерялась, как уличенный преступник. «Да, он всё знает, всё понимает и этими
словами говорит мне, что хотя и стыдно, а надо пережить свой стыд». Она не могла собраться с духом ответить что-нибудь. Начала было и вдруг расплакалась и выбежала из комнаты.
Это было ему тем более неприятно, что по некоторым
словам, которые он слышал, дожидаясь у двери кабинета, и в особенности по выражению лица
отца и дяди он догадывался, что между ними должна была итти речь о матери.
Урок состоял в выучиваньи наизусть нескольких стихов из Евангелия и повторении начала Ветхого Завета. Стихи из Евангелия Сережа знал порядочно, но в ту минуту как он говорил их, он загляделся на кость лба
отца, которая загибалась так круто у виска, что он запутался и конец одного стиха на одинаковом
слове переставил к началу другого. Для Алексея Александровича было очевидно, что он не понимал того, что говорил, и это раздражило его.