Неточные совпадения
—
Да отвяжись ты от меня, ржавчина! «Приехал, приехал», — передразнивал он жену. — Нужно, так
и приехал. Такой же человек, как
и мы, грешные… Дай-ка мне миллион,
да я…
— Бабы — так бабы
и есть, — резонировал Заплатин, глубокомысленно рассматривая расшитую цветным шелком полу своего халата. — У них свое на уме! «Жених» — так
и было… Приехал человек из Петербурга, —
да он
и смотреть-то на ваших невест не хочет! Этакого осетра женить… Тьфу!..
Все, конечно, знали скудные размеры жалованья Виктора Николаича
и, когда заходила речь об их широкой жизни, обыкновенно говорили: «Помилуйте,
да ведь у Хионии Алексеевны пансион; она знает отлично французский язык…».
— Ах
да, это совсем другое дело: если вы наденете русский сарафан, тогда… Марья Степановна дома? Я приехала по одному очень
и очень важному делу, которое, mon ange, немного касается
и вас…
— Ах! коза, коза… — разжимая теплые полные руки, шептала Хиония Алексеевна. — Кто же, кроме тебя, будет у вас шутить? Сейчас видела Nadine… Ей, кажется,
и улыбнуться-то тяжело. У нее
и девичьего ничего нет на уме… Ну, здравствуй, Верочка, ma petite, ch###vre!.. [моя маленькая козочка!.. (фр.).] Ax, молодость, молодость, все шутки на уме, смехи
да пересмехи.
—
Да о чем же горевать, Хиония Алексеевна? — спрашивала Верочка, звонко целуя гостью. Верочка ничего не умела делать тихо
и «всех лизала», как отзывалась об ее поцелуях Надежда Васильевна.
— О
да, мне ее непременно нужно видеть, — серьезно проговорила Хиония Алексеевна, поправляя смятые ленты. — Очень
и очень нужно, — многозначительно прибавила она.
— Ах, Марья Степановна!.. Уж я не стала бы напрасно вас тревожить. Нарочно пять раз посылала Матрешку, а она через буфетчика от приваловского человека всю подноготную разузнала. Только устрой, господи, на пользу!.. Уж если это не жених, так весь свет пройти надо:
и молодой,
и красивый,
и богатый. Мил-лио-нер…
Да ведь вам лучше это знать!
—
И нисколько не прожил… Nicolas Веревкин вместе с ним учился в университете
и прямо говорит: «Привалов — самый скромный молодой человек…» Потом после отца Привалову достанется три миллиона…
Да?
— Ах, господи, господи!.. — Хиония Алексеевна. —
И что вам за охота противоречить, когда всем, решительно всем известно, что Привалов получит три миллиона. Да-с, три, три, три!..
— Ах, молодость, молодость! — шептала сладким голосом Хиония Алексеевна, закатывая глаза. —
Да… Вот что значит молодость:
и невинна,
и пуглива,
и смешна Кому не было шестнадцати лет!..
— Устрой, милостивый господи, все на пользу… — вслух думал старый верный слуга, поплевывая на суконку. — Уж, кажется, так бы хорошо, так бы хорошо… Вот думать, так не придумать!.. А из себя-то какой молодец… в прероду свою вышел. Отец-от вон какое дерево был: как, бывало, размахнется
да ударит, так замертво
и вынесут.
— Теперь уж ничего не поделаешь… А вот вы, козочка, кушайте поменьше —
и талия будет. Мы в пансионе уксус пили
да известку ели, чтобы интереснее казаться…
Так умеют смеяться только дети
да слишком серьезные
и энергичные старики.
— Послушай,
да ты надолго ли к нам-то приехал? — спрашивал Бахарев, останавливаясь в дверях. — Болтаю, болтаю, а о главном-то
и не спрошу…
— Никого уж
и в живых, почитай, нет, — печально проговорила Марья Степановна, подпирая щеку рукой. — Старая девка Размахнина кое-как держится,
да еще Колпакова… Может, помнишь их?..
—
Да вам с Давидом Ляховским
и головы не сносить до старости-то, — проговорил Василий Назарыч.
— Право, я еще не успел подумать об этом, — отвечал Привалов. —
Да вообще едва ли
и придется бывать в клубе…
—
Да,
да… Я понимаю, что вы заняты, у вас дела. Но ведь молодым людям отдых необходим. Не правда ли? — спрашивала Хиония Алексеевна, обращаясь к Марье Степановне. — Только я не советую вам записываться в Благородное собрание: скучища смертная
и сплетни, а у нас, в Общественном клубе, вы встретите целый букет красавиц. В нем недостает только Nadine… Ваши таланты, Nadine…
—
Да что я говорю? — спохватилась Хиония Алексеевна. — Ведь Половодов
и Ляховский ваши опекуны, Сергей Александрыч, — вам лучше их знать.
—
Да,
и они перенесены на нас, потому что деньги были выданы правительством Масману на усиление заводского действия.
Ведь половина в этих заводах сделана на гуляевские капиталы
Да, Павел-то Михайлыч
и дочку-то свою загубил из-за них…
—
Да ведь пятнадцать лет не видались, Надя… Это вот сарафан полежит пятнадцать лет,
и у того сколько новостей: тут моль подбила, там пятно вылежалось. Сергей Александрыч не в сундуке лежал, а с живыми людьми, поди, тоже жил…
—
Да начать хоть с Хины, папа. Ну, скажи, пожалуйста, какое ей дело до меня? А между тем она является с своими двусмысленными улыбками к нам в дом, шепчет мне глупости, выворачивает глаза то на меня, то на Привалова.
И положение Привалова было самое глупое,
и мое тоже не лучше.
— Я тебя за это
и люблю… А мама, Досифея, Лука, Хина —
да все, решительно все, кажется, с ума сошли.
—
Да, сошла, бедная, с ума… Вот ты
и подумай теперь хоть о положении Привалова: он приехал в Узел — все равно как в чужое место, еще хуже. А знаешь, что загубило всех этих Приваловых? Бесхарактерность. Все они — или насквозь добрейшая душа, или насквозь зверь; ни в чем середины не знали.
Да, именно женщина, даже, может быть,
и не одна, а две, три, дюжина.
— Конечно, только пока… — подтверждала Хиония Алексеевна. — Ведь не будет же в самом деле Привалов жить в моей лачуге… Вы знаете, Марья Степановна, как я предана вам,
и если хлопочу, то не для своей пользы, а для Nadine. Это такая девушка, такая… Вы не знаете ей цены, Марья Степановна!
Да… Притом, знаете, за Приваловым все будут ухаживать, будут его ловить… Возьмите Зосю Ляховскую, Анну Павловну, Лизу Веревкину — ведь все невесты!.. Конечно, всем им далеко до Nadine, но ведь чем враг не шутит.
— Ведь вы себе представить не можете, Марья Степановна, какие гордецы все эти Ляховские
и Половодовы!.. Уж поверьте мне, что они теперь мечтают…
да, именно мечтают, что вот приехал Привалов
да прямо к ним в руки
и попал…
«А там женишок-то кому еще достанется, — думала про себя Хиония Алексеевна, припоминая свои обещания Марье Степановне. — Уж очень Nadine ваша нос кверху задирает. Не велика в перьях птица: хороша дочка Аннушка,
да хвалит только мать
да бабушка! Конечно, Ляховский гордец
и кощей, а если взять Зосю, — вот эта, по-моему, так действительно невеста: всем взяла… Да-с!.. Не чета гордячке Nadine…»
Да, этого было даже слишком достаточно,
и Хиония Алексеевна на некоторое время совсем вышла из своей обычной роли
и ходила в каком-то тумане.
— Знаю, что тяжело тебе к ним идти, — пожалела Марья Степановна, —
да что уж будешь делать. Вот
и отец то же говорит.
— А хоть бы
и так, — худого нет; не все в девках сидеть
да книжки свои читать. Вот мудрите с отцом-то, — счастья бог
и не посылает. Гляди-ко, двадцать второй год девке пошел, а она только смеется… В твои-то годы у меня трое детей было, Костеньке шестой год шел.
Да отец-то чего смотрит?
— Вот ты
и оставайся с своей книгой, а Сергей Александрыч поедет к Ляховскому
да на Зосе
и женится.
— Надя, мать — старинного покроя женщина,
и над ней смеяться грешно. Я тебя ни в чем не стесняю
и выдавать силой замуж не буду, только мать все-таки дело говорит: прежде отцы
да матери устраивали детей, а нынче нужно самим о своей голове заботиться. Я только могу тебе советовать как твой друг. Где у нас женихи-то в Узле? Два инженера повертятся
да какой-нибудь иркутский купец, а Привалов совсем другое дело…
—
Да, я довольно часто бываю в Шатровском заводе, у Кости,
и мы часто говорили с ним о вас.
—
Да как вам сказать… У нее совсем особенный взгляд на жизнь, на счастье. Посмотрите, как она сохранилась для своих лет, а между тем сколько она пережила…
И заметьте, она никогда не пользовалась ничьей помощью. Она очень горда, хотя
и выглядит такой простой.
— Тут все мое богатство… Все мои права, — с уверенной улыбкой повторил несколько раз старик, дрожавшими руками развязывая розовую ленточку. — У меня все отняли… ограбили… Но права остались,
и я получу все обратно…
Да. Это верно… Вы только посмотрите на бумаги… ясно, как день. Конечно, я очень давно жду, но что же делать.
— Ах, благодарю вас, благодарю, — прошептал старик
и быстро поцеловал у нее руку. — Ваш муж очень умный человек…
Да, я буду ждать…
— В самом деле,
и у меня главизна зело трещит после вчерашнего похмелья, — прибавил с своей стороны Виктор Васильич. — Nicolas, ты очищенную? А мне по части хересов.
Да постойте, Привалов, я сам лучше распоряжусь! Ей-богу!
— Об этом мы еще поговорим после, Сергей Александрыч, а теперь я должен вас оставить… У меня дело в суде, — проговорил Веревкин, вынимая золотые часы. — Через час я должен сказать речь в защиту одного субъекта, который убил троих. Извините, как-нибудь в другой раз…
Да вот что: как-нибудь на днях загляните в мою конуру, там
и покалякаем. Эй, Виктор, вставай, братику!
— Мне мама не позволяет ездить к ним; у Ляховских всегда собирается большое общество; много мужчин…
Да вон
и мама.
— Знаю, вперед знаю ответ: «Нужно подумать… не осмотрелся хорошенько…» Так ведь? Этакие нынче осторожные люди пошли; не то что мы: либо сена клок, либо вилы в бок!
Да ведь ничего, живы
и с голоду не умерли. Так-то, Сергей Александрыч… А я вот что скажу: прожил ты в Узле три недели
и еще проживешь десять лет — нового ничего не увидишь Одна канитель: день
да ночь —
и сутки прочь, а вновь ничего. Ведь ты совсем в Узле останешься?
—
И отлично; значит, к заводскому делу хочешь приучать себя? Что же, хозяйский глаз
да в таком деле — первее всего.
—
Да, это верно, но владельцы сторицей получили за свои хлопоты, а вы забываете башкир, на земле которых построены заводы. Забываете приписных к заводам крестьян. [Имеются в виду крестьяне, жившие во время крепостного права на государственных землях
и прикрепленные царским правительством к заводам
и фабрикам в качестве рабочей силы.]
—
Да… Но ведь миллионами не заставишь женщину любить себя… Порыв, страсть —
да разве это покупается на деньги? Конечно, все эти Бахаревы
и Ляховские будут ухаживать за Приваловым:
и Nadine
и Sophie, но… Я, право, не знаю, что находят мужчины в этой вертлявой Зосе?.. Ну, скажите мне, ради бога, что в ней такого: маленькая, сухая, вертлявая, белобрысая… Удивляюсь!
—
Да, благодаря сестре Гертруде получает ни за что тысяч пять, — что же делать? Идиот!.. Наберет с собой моих мальчишек
и целые дни удит с ними рыбу.
— Конечно, он вам зять, — говорила Хиония Алексеевна, откидывая голову назад, — но я всегда скажу про него: Александр Павлыч — гордец…
Да,
да. Лучше не защищайте его, Агриппина Филипьевна. Я знаю, что он
и к вам относится немного критически… Да-с. Что он директор банка
и приваловский опекун, так
и, господи боже, рукой не достанешь! Ведь не всем же быть директорами
и опекунами, Агриппина Филипьевна?
— Хотя Александр Павлыч
и зять вам, Агриппина Филипьевна, но я очень рада, что Привалов поубавит ему спеси… Да-с, очень рада. Вы, пожалуйста, не защищайте своего зятька, Агриппина Филипьевна.
— Вот еще Ляховский… Разжился фальшивыми ассигнациями
да краденым золотом,
и черту не брат! Нет, вот теперь до всех вас доберется Привалов…
Да. Он даром что таким выглядит тихоньким
и, конечно, не будет иметь успеха у женщин, но Александра Павлыча с Ляховским подтянет. Знаете, я слышала, что этого несчастного мальчика, Тита Привалова, отправили куда-то в Швейцарию
и сбросили в пропасть. Как вы думаете, чьих рук это дельце?