Неточные совпадения
Несмотря на то что в описываемое нами время — а именно в ноябре 1758 года — не было ни юрких репортеров, ни ловких интервьюеров, ни уличных газетных листов, подхватывающих каждое сенсационное происшествие и трубящих о нем на тысячу ладов, слух о загадочной смерти молодой красавицы княжны, при необычайной, полной таинственности обстановке, пронесся, повторяем, с быстротою электричества, о котором тогда имели очень смутное понятие, не
только по великосветским гостиным Петербурга, принадлежавшим к той высшей придворной сфере, в которой вращалась покойная, но даже по отдаленным окраинам тогдашнего Петербурга, обитатели которых
узнали имя княжны
только по поводу ее более чем странной кончины.
Только двое людей из великосветского петербургского общества
знали более других об этой таинственной истории. Это были два молодых офицера: граф Петр Игнатьевич Свиридов и князь Сергей Сергеевич Луговой.
Миних в первую минуту был поражен. Он подумал, что ему изменили, и готов был уже броситься к ногам Бирона и сознаться во всем. К счастью, это первое впечатление миновало, он сдержался и решил выждать, не скажет ли регент чего-нибудь еще, из чего можно будет заключить, что он
знает или догадывается о судьбе, готовящейся ему. Но Бирон переменил разговор и более не возвращался к заданному Миниху вопросу, видимо сделанному для того
только, чтобы что-нибудь сказать.
—
Знаю, уж ли не
знаю, на ласку-то меня и взять,
только не на притворную… Тяжело, а делать нечего… И зачем
только я вам понадобилась…
Он сумел, однако, скрыть свою тревогу с искусством тонкого дипломата, но по приезде домой тотчас послал за Лестоком. Напрасно прождал он его всю ночь, не смыкая глаз. Врач цесаревны явился
только на следующий день и рассказал со слов Екатерины Петровны содержание вчерашнего разговора. Маркиз понял всю опасность своего положения. Правительница
знала и была настороже.
— У тебя его лоб, — медленно произнесла она, — но это единственное, чем ты его напоминаешь: все остальное мое,
только мое. Каждая черта доказывает, что ты мой, — я вперед это
знала.
Охотиться по целым часам верхом на полудиком коне в обществе мужчин, знающих
только охоту да игру, вести с ними разговоры в самом свободном тоне в своем доме, всегда наполненном толпой гостей, окружать себя всяким блеском, обыкновенно идущим рука об руку со страшным упадком имений, обремененных долгами, — вот жизнь, которую
знала до сих пор Станислава Свянторжецкая и которая
только и соответствовала ее характеру.
— Вот этого-то я и боялась, а потому, как
только узнала всю историю, не теряя ни минуты, известила вас. Что же теперь делать?
— Не он один виноват в этом, — сказала она. — Я тоже строго веду свою девочку, но тем не менее она
знает, что у нее есть мать и что она дорога ей. Осип же не может сказать того же о своем отце, он
знает вас
только со стороны строгости и неприступности, если бы он подозревал, что в глубине души вы обожаете его…
— Права, несомненно, права, — продолжала княгиня Васса Семеновна. — Это говорю я, потому что
знаю, что значит иметь единственного ребенка. То, что вы взяли у нее мальчика, было в порядке вещей: подобная мать не пригодна для воспитания, но то, что теперь, через двена-дцать лет, вы запрещаете ей видеться с сыном, — жестокость, внушить которую может
только ненависть. Как бы ни была велика ее вина — наказание слишком сурово.
— Который не любит меня! — крикнул мальчик тоном, переполненным горечью. —
Только теперь, когда я нашел свою мать, я
знаю, что такое любовь.
— Какая неосторожность! Ты
только что по опыту
узнал, как Станислава умеет поставить на своем, а теперь опять оставляешь сына на ее произвол.
— Что так пугает тебя в этой мысли? Ведь ты
только пойдешь за матерью, которая безгранично тебя любит и с той минуты будет жить исключительно тобой. Ты часто жаловался мне, что ненавидишь военную службу, к которой тебя принуждают, что с ума сходишь от тоски по свободе; если ты вернешься к отцу, выбора уже не будет: отец неумолимо будет держать тебя в оковах; он не освободил бы тебя, даже если бы
знал, что ты умрешь от горя.
— Там свобода, жизнь, счастье! Я введу тебя в широкий вольный свет, и
только тогда, когда ты
узнаешь его, ты вздохнешь полной грудью и почувствуешь радость освобожденного из темницы узника.
В это пребывание в Москве Елизавета Петровна очень серьезно заболела. У нее сделались страшные спазмы, от которых она лишилась чувств и жизнь ее была в опасности. Придворные страшно переполошились, но болезнь хранилась под величайшим секретом. Даже великий князь и великая княгиня
узнали о ней
только случайно.
На самом же деле Ахенский конгресс не решил ни одного из вопросов, волновавших тогда Европу. Вражда между Пруссией и Австрией не ослабевала, и обе державы
только выжидали случая померить свои силы на поле битвы. Это было, скорее, перемирие, чем что-либо другое. Верный преданиям Петра Великого и своего недруга Остермана, Бестужев с самого начала царствования Елизаветы Петровны держался, как мы
знаем, союза с Австрией.
Сэр Ганбюри Вильямс торжествовал. Но торжество это продолжалось
только сутки. На другой день от самого Бестужева он
узнал, что Россия присоединилась к конвенции, заключенной в Марселе между Австрией и Францией. Союз с Англией делался, таким образом, одной пустой формальностью. Бестужев уже не в силах был бороться с ежедневно усиливавшейся партией Шуваловых.
Несмотря на то что княгиня Васса Семеновна
только, как мы
знаем, туманным намеком открыла дочери свои надежды на князя Лугового, вся дворня каким-то образом основывала на нем такие же надежды и искренно желала счастья найти в нем суженого молодой княгине.
Несмотря на принятые княгиней Вассой Семеновной меры предосторожности, в девичьей не
только узнали о возвращении Никиты Берестова, о чем
знала вся дворня, но даже и то, что он был принят барыней и по ее распоряжению поселен в Соломонидиной избушке. Некоторые из дворовых девушек успели, кроме того, подсмотреть в щелочку, каков он из себя.
Конечно, не
только весь зиновьевский двор, но и все Зиновьево быстро
узнало о событии в барском доме, о том, что «ангел-княжна», — иначе не называли княжну Людмилу не
только дворовые, но и крестьяне, — невеста. После завтрака жених и невеста вышли в парк, чтобы на досуге помечтать о радужном, казалось им, будущем, открывавшемся перед ними.
— Ты
знаешь, их у меня в России такое бессчетное множество, что не
только я не
знал их всех в лицо, но даже и по имени.
—
Знаю, но это сходство
только с первого взгляда. Оно действительно бросается в глаза, но когда ты приглядишься к этой девушке, то, конечно, убедишься, что у княжны с ней далеко не одни и те же лицо и фигура.
Большинство, конечно, влекло к исполнению этого долга не чувство к покойной, так как многие из прибывших
знали ее
только в лицо, а некоторые даже понаслышке, а любопытство присутствовать при одном из актов трагедии жизни, с романическим оттенком, придаваемым положением осиротевшей княжны-невесты. Слухи о том, что князь Луговой объявлен женихом княжны Полторацкой, уже успели облететь чуть ли не все наместничество.
«Это пройдет, конечно, пройдет со временем, — думал князь Сергей Сергеевич. — Не может же она не рассудить, что у него не было в данном случае никакого желания, ни даже мысли причинить ей зло. Она ведь
знает, как он любит ее,
знает, что он готов пожертвовать для нее жизнью. Разорвать отношения
только вследствие этой сумасбродной мысли — это было бы сумасшествием».
Он не
узнал ее голоса, но повиновался и,
только тогда, когда сел в кресло, противоположное тому, в которое снова опустилась княжна, взглянул на нее.
Таким со своей внешней стороны и по своей внутренней жизни являлся Петербург в тот год, когда в великосветских его залах и гостиных должна была появиться из глубины тамбовского наместничества княжна Людмила Васильевна Полторацкая, появиться, но вместе с тем, волею судеб, не вращаться
только исключительно среди придворной
знати, к которой принадлежала по своему рождению, а близко соприкасаться и с «подлым народом», как называли тогда простолюдинов, и даже с самыми низменными, упомянутыми нами, его подонками.
Княжна начинала свой оригинальный ночной день с этого позднего вечера, когда Петербург наполовину уже спал, а предместье покоилось сном непробудным, в это-то несуразное для других время она принимала визиты своих друзей. Это, конечно, порождало массу сплетен, не доходивших до злословия лишь
только потому, что сама императрица, любившая все оригинальное, с добродушным смехом заметила,
узнав о таком образе жизни своей новой фрейлины...
Необходимо проследить шаг за шагом жизнь княжны в течение недели, двух, может быть месяца,
узнать, кто бывает у ней, нет ли в ее дворне подозрительного лица, и таким образом напасть на след убийцы. Тогда
только можно считать дело совершенно выигранным. Никита будет в руках графа и сознание его — он, граф, доведет его до этого сознания, захватив врасплох — явится грозным доказательством в его руках относительно этой соблазнительной самозванки.
Зная, что она
только что начала вкушать светскую жизнь после стольких лет, проведенных в благословенном тамбовском наместничестве, и год траура в Петербурге, граф Свиридов находил это очень естественным и терпеливо ожидал, пока настанет вожделенный день и княжна переменит свою корону на графскую.
— Расскажи же мне все. Без утайки. Кто она?
Знай, что нас слышат
только четыре стены этой комнаты и у них нет, как у стен во дворцах и палатах вельмож, ушей.
Князь, конечно, не
знал, что дорога в заветный будуар его невесты открыта не ему одному для ночных свиданий. Он считал и имел право считать княжну Людмилу Васильевну своей невестой, хотя помолвка их, по истечении года траура признанная вновь княжной, была известна, кроме них двоих,
только еще дяде княжны Полторацкой, Сергею Семеновичу Зиновьеву.
Когда в «свете»
узнали, что князь Луговой вышел в отставку и уезжает к себе в имение, — это
только подтвердило пущенный слух о его сумасшествии.
Неточные совпадения
Городничий. Вам тоже посоветовал бы, Аммос Федорович, обратить внимание на присутственные места. У вас там в передней, куда обыкновенно являются просители, сторожа завели домашних гусей с маленькими гусенками, которые так и шныряют под ногами. Оно, конечно, домашним хозяйством заводиться всякому похвально, и почему ж сторожу и не завесть его?
только,
знаете, в таком месте неприлично… Я и прежде хотел вам это заметить, но все как-то позабывал.
Аммос Федорович. А черт его
знает, что оно значит! Еще хорошо, если
только мошенник, а может быть, и того еще хуже.
Анна Андреевна. После? Вот новости — после! Я не хочу после… Мне
только одно слово: что он, полковник? А? (С пренебрежением.)Уехал! Я тебе вспомню это! А все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас». Вот тебе и сейчас! Вот тебе ничего и не
узнали! А все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь, и давай пред зеркалом жеманиться: и с той стороны, и с этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится, а он просто тебе делает гримасу, когда ты отвернешься.
Хлестаков. Черт его
знает, что такое,
только не жаркое. Это топор, зажаренный вместо говядины. (Ест.)Мошенники, канальи, чем они кормят! И челюсти заболят, если съешь один такой кусок. (Ковыряет пальцем в зубах.)Подлецы! Совершенно как деревянная кора, ничем вытащить нельзя; и зубы почернеют после этих блюд. Мошенники! (Вытирает рот салфеткой.)Больше ничего нет?
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в то же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног.
Только бы мне
узнать, что он такое и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)