Неточные совпадения
Постройка продолжалась около года. Когда тюрьма была окончена, состоялся снова единоличный княжеский суд над заключенными, которые предстали перед лицом разгневанного супруга неузнаваемыми, оба были совершенными скелетами, а
головы их представляли из себя колтуны из седых волос. После подтверждения заранее уже объявленного им приговора их отвели в беседку-тюрьму, и
князь собственноручно заложил болт и запер замок, взяв ключ с собою. Куда девался этот ключ, неизвестно.
«И кроме того, — неслось в
голове княгини соображение, — и Архипыч и Федосья — свидетели прошлого, они знают тайну рождения Татьяны и тайну отношений покойного
князя к жене стоявшего перед ней человека».
«А что, если все действительно сделается так, как он говорит, — неслось в
голове Тани, — и тогда она успокоится, она жестоко будет отомщена. И чем она хуже княжны Людмилы? Только тем, что родилась от дворовой женщины, но в ней, видимо, нет ни капли материнской крови, как в Людмиле нет крови княгини Вассы Семеновны. Недаром они так разительно похожи друг на друга. Они дочери одного отца —
князя Полторацкого, они сестры».
Проснулся
князь с тяжелой
головой. Было ли это следствием копоти свечи, которой был испорчен воздух его спальни, происходило ли это от кошмара-сна,
князь об этом не думал. Он был мрачен. Только выйдя на террасу, всю залитую веселым солнечным светом, и вдохнув в себя свежий воздух летнего утра,
князь Сергей Сергеевич почувствовал облегчение.
Ведь это самое решение, высказанное им, выдало ему с
головой княжну Людмилу, открыло ему ее чувство к нему,
князю.
«А как я вчера мальчишески струсил… Мне стало даже мерещиться что-то. Целую ночь я не сомкнул глаз, поневоле под утро мне стала сниться всякая чертовщина, — продолжал беседовать мысленно сам с собою
князь Сергей Сергеевич. — Этот палец старика… И откуда может забраться все это в
голову…»
Через несколько минут Терентьич уже стоял перед его сиятельством. Это был древний, но еще бодрый старик, с седой как лунь бородою и такими же обстриженными в скобку волосами на
голове, но с живыми, почти юношескими глазами, не потерявшими свой серый цвет и глядевшими прямо и честно. Еще при деде
князя Сергея Сергеевича Терентьич, или, как его называли более почтительно, Степан Терентьич, служил в казачках и прозывался Степкою.
Князь вздрогнул и снова на некоторое время оставил этот вопрос без ответа, сделав сильную затяжку трубкой. Затяжка эта была последней, трубка захрипела и погасла.
Князь Сергей Сергеевич тряхнул
головой, как бы отгоняя от себя назойливую, мысль и, наконец, произнес...
Отец Николай ничего не отвечал и сидел с поникшей
головой. Он не мог не согласиться с доводами
князя.
— Посмотрим,
князь; те соображения, которые вы мне высказали, ни разу не приходили мне в
голову, они заставили умолкнуть мои уста, на которых была просьба оставить эту, казалось мне, бесцельную затею, могущую не ровен час действительно быть для вас гибельною, но теперь, повторяю, и не стыжусь сознаться в этом, я изменил свое мнение и охотно благословлю начало работы…
Так решил
князь. Это решение не только совершенно успокоило его, но даже окрылило надежды на радужное будущее. Если действительно предок его вышел из гроба и явился к нему, то, несомненно, из его слов можно заключить, что он не очень рассержен за нарушение им,
князем Сергеем Сергеевичем, его векового заклятия. Иначе он был бы грозней, суровей и не предостерегал бы его от беды, которая висит над
головой любимой им девушки.
Парочка действительно была прелестна и не для одних материнских глаз. Высокий, стройный
князь Сергей Сергеевич был
головой выше княжны Людмилы, тоже статной и грациозной девушки. Радостная, самодовольная улыбка играла на губах княгини. Судьба дочери устраивалась на ее глазах, согласно ее желанию. Тревоги об этой судьбе, уже с год как змеей вползавшие в ее сердце, исчезли. Молодой
князь, видимо, по уши влюбился в ее дочь, и предложение с его стороны вопрос очень близкого времени.
Князь опустился на колени перед княжной Людмилой. Она сидела, низко опустив
голову, и молчала.
Мысль о сходстве действительно пришла в
голову дочери, но она высказала ее не ей, матери, а
князю Луговому; последний же в форме комплимента, разумеется, отрицал это сходство дворовой девушки с понравившейся ему княжной.
«Бедная мама, — замелькало в ее
голове, — она так любит Таню, кроме того, она будет напоминать ей обо мне… Нет, не надо быть эгоисткой… Здесь она будет даже счастливее… Пройдет время, кого-нибудь да полюбит… Ведь я до
князя никого не любила, никто даже мне не нравился… А у нас бывали же гости из Тамбова, хотя редко, да бывали, даже офицеры… Так и с ней может случиться… Теперь никто не нравится, а вдруг понравится…»
Князь уже стоял около своей невесты. Они оба преклонили колена перед тоже вставшей княгиней Вассой Семеновной. Та положила им на
голову руки, затем обоих перекрестила и поцеловала.
— Ты, брат, не валишь ли с больной
головы на здоровую, кажется, сам труса празднуешь, — отпарировал
князь Луговой.
Князь Сергей Сергеевич остался один. Он пошел бродить по парку и совершенно неожиданно для самого себя очутился у роковой беседки. Он вошел в нее, сел на скамейку и задумался. Мысли одна другой безотраднее неслись в его
голове. С горькой улыбкой вспоминал он утешения только что покинувшего его друга.
Хотя
князь, как мы видели, тотчас же прекратил этот разговор, но слова старой служанки запали в его
голову. В эту неделю своего невольного затворничества в Луговом он часто возвращался к воспоминанию об этих словах.
Княжна остановилась, как бы желая слышать подтверждение от своего жениха.
Князь молча наклонил
голову.
Не больший порядок был и в самом Петербурге и даже в его центральной части, где помещались дворцы. Современник императриц Анны и Елизаветы майор Данилов рассказывает, что в его время был казнен на площади разбойник
князь Лихутьев: «
голова его вздернута была на кол». Разбои и грабежи были тогда сильно распространены в самом Петербурге. Так, в лежащих вокруг Фонтанки лесах укрывались разбойники, нападая на прохожих и проезжих. Фонтанка в то время, как мы знаем, считалась вне городской черты.
Княжна начала не сразу. Она сидела несколько минут с опущенной долу
головой. Тени, пробегавшие по ее красивому лбу, указывали на работу мысли в ее изящной головке. Эти несколько минут молчания показались вечностью для
князя Сергея Сергеевича.
У
князя Сергея Сергеевича закружилась
голова. Ее лицо было совсем близко к его лицу. Он чувствовал ее горячее дыхание, сливающееся с ароматом, исходящим от ее молодого тела.
Князь молча наклонил
голову.
Сергей Семенович Зиновьев несколько времени молча глядел на молодого человека, который сидел бледный, с опущенной долу
головой. Наступило томительное молчание.
Князь истолковал это молчание со стороны Зиновьева по-своему.
Долго ходил он взад и вперед по комнате. Ни одной мысли, казалось, не было у него в
голове. В таком состоянии пробыл
князь Луговой до поздней ночи, когда за ним заехал граф Петр Игнатьевич Свиридов, чтобы идти с последним объяснением к княжне Полторацкой.
— Я слышал это от графа, — указал Зиновьев движением
головы на сидевшего рядом с
князем на диване графа Свиридова, — но неужели навсегда… Стыдитесь,
князь, так предаваться грусти, вы молоды, перед вами блестящая дорога, веселая жизнь. Время излечит печаль.
— Я, конечно,
князь, с особым благоговением готов исполнить вашу просьбу. Мне тяжело, что мысль о постройке церкви над могилами погибших такою страшною смертью моей сестры и племянницы не пришла ранее в
голову мне, но пусть мое согласие послужит мне вечным за это наказанием. Я завтра же сообщу управляющему Зиновьева, что вы явитесь туда полным распорядителем.
Неточные совпадения
А по́ лугу, // Что
гол, как у подьячего // Щека, вчера побритая, // Стоят «
князья Волконские» // И детки их, что ранее // Родятся, чем отцы.
— Есть у меня, — сказал он, — друг-приятель, по прозванью вор-новото́р, уж если экая выжига
князя не сыщет, так судите вы меня судом милостивым, рубите с плеч мою
голову бесталанную!
Но ничего не вышло. Щука опять на яйца села; блины, которыми острог конопатили, арестанты съели; кошели, в которых кашу варили, сгорели вместе с кашею. А рознь да галденье пошли пуще прежнего: опять стали взаимно друг у друга земли разорять, жен в плен уводить, над девами ругаться. Нет порядку, да и полно. Попробовали снова
головами тяпаться, но и тут ничего не доспели. Тогда надумали искать себе
князя.
Как взглянули головотяпы на
князя, так и обмерли. Сидит, это, перед ними
князь да умной-преумной; в ружьецо попаливает да сабелькой помахивает. Что ни выпалит из ружьеца, то сердце насквозь прострелит, что ни махнет сабелькой, то
голова с плеч долой. А вор-новотор, сделавши такое пакостное дело, стоит брюхо поглаживает да в бороду усмехается.
— Да, вот вам кажется! А как она в самом деле влюбится, а он столько же думает жениться, как я?… Ох! не смотрели бы мои глаза!.. «Ах, спиритизм, ах, Ницца, ах, на бале»… — И
князь, воображая, что он представляет жену, приседал на каждом слове. — А вот, как сделаем несчастье Катеньки, как она в самом деле заберет в
голову…