Коронованный рыцарь

Этот гость был Иван Сергеевич Дмитревский.

— Легок на помине! — подумала Ираида Ивановна, выходя к нему в гостиную.

Атлетическая фигура Дмитревского поднялась при входе ее с кресла.

Из гостиной вышмыгнула, уже успевшая приветствовать «дядю Ваню», но не успевшая сделать своего вечернего туалета, Полина.

Генеральша недовольно покосилась вслед убежавшей дочери.

— Вы одни? — обратилась она к гостю.

— Один, матушка, ваше превосходительство… один… — отвечал, целуя руку Ираиды Ивановны. — А почему же вы думаете, что я не сам вдруг или сам третий?

— Я слышала, ваш племянник… — смутилась генеральша, так как первый вопрос вырвался у нее под впечатлением разговора со старшей дочерью.

— Приехал… Виктор приехал.

— Так я думала…

— Что он явится засвидетельствовать вам свое почтение… И хотел, матушка ваше превосходительство… Только я ему в том воспрепятствовал.

— Это почему же?..

— С дороги человек устал, да и недужится ему что-то… А рвался… ужас, как рвался… — фантазировал Иван Сергеевич, чтобы объяснить на самом деле странное отсутствие у Похвисневых Оленина.

— Надеюсь, недужится не опасно? — спросила Ираида Ивановна.

— Нет… пустяки… растрясло, дорогой растрясло… ну и недужится… — утешил ее Дмитревский.

— С чего бы растрясти… Ведь в санях…

— А ухабы, матушка ваше превосходительство, ухабы… — нашелся Дмитревский.

— И то, а я не сообразила… И здесь, в городе-то, иной раз всю душу вымотает, ежели далеко…

— Вот то-то и оно-то… Ну и растрясло… Как поправится мало-мальски… первый визит к вам… Ждет не дождется… — лукаво улыбнулся Иван Сергеевич.

Гость и хозяйка уже сидели в креслах.

— Вы не пройдете ли к его превосходительству?

С получением ее мужем генеральского чина, она не называла его иначе, как полным титулом.

— Пойду, пойду, вы идите, коли надо… Хозяйский глаз — смотрок… Я свои… И один посижу… и с его превосходительством покалякаю.

— Я действительно пойду… Мне надо кое-что по хозяйству справить… — встала Ираида Ивановна.

— Идите, идите, матушка.

Та вышла и прямо отправилась в комнату барышень. Полина делала свой туалет.

— Побойся ты Бога… Ведь ты причесалась какой-то чучелой, — кое-как, на лоб лезут пряди волос… Перечешись…

— Нет уж, слуга покорная… я предоставляю тебе чуть не пол дня проводить у зеркала, а я не стану… Причесалась, оделась и в сторону.

— Но как причесалась, как оделась…

— Как могла и сумела.

— Вели горничной.

— Теперь не могу стоять как кукла, которую обряжают… Свои руки есть.

Зинаида Владимировна пожала плечами и отошла.

— Дура!.. — сквозь зубы, тихо, но так, что Полина слышала, сказала она.

Полина Владимировна не обиделась, но, напротив, добродушно расхохоталась.

— Вот странно, сердится на то, что для нее же лучше.

— Как лучше? — обернулась к ней сестра.

— Да так! Если я оденусь и расфуфырюсь как ты то пожалуй буду если не лучше тебя, так такая же и отобью… Оленина.

— Благодарю за жертву… если для меня… Одевайся даже лучше меня. Я не боюсь.

— Нет, я и для других…

— Это любопытно…

— Что им будет за радость смотреть на двух одинаковых, как две капли воды… Это скучно… Да притом, они не будут знать в кого им влюбляться, а теперь для них это ясно…

— Как ясно?..

— Влюбляться надо в тебя, любить меня.

Разговор сестер прервал приход матери.

— Там пришел Иван Сергеевич… — деланно-равнодушным тоном сказала она.

— Один? — быстро обернулась к матери Зинаида.

— Один… Виктор Павлович болен… Иван Сергеевич настоял, чтобы он остался дома…

— Серьезно?

— Нет… Просто с дороги… Мне кажется, старик преувеличивает.

Ираида Ивановна вышла. За ней вскоре убежала и Полина.

Зинаида Владимировна позвала горничную и чуть ли не в двадцатый раз начала поправлять свою прическу.

Иван Сергеевич, между тем, отправился к генералу.

Он застал Владимира Сергеевича в волнении, ходившим по кабинету.

Генерал Похвиснев был полный, невысокого роста мужчина, с кругленьким брюшком и с коротенькими ножками. Он был одет в генеральском мундире, со всеми орденами. Оленина он встретил радушно, но рассеянно.

— С чего это ты, брат, в таком параде? — удивленно спросил Иван Сергеевич.

— Как с чего… все-таки будут гости…

— Не финти, Владимир… ты кого-нибудь ждешь… Недаром ты в такой ажитации…

Иван Сергеевич уселся в кресло. Генерал несколько раз молча прошелся по комнате и остановился перед своим приятелем.

— Если уже говорить… так говорить… Тебе скажу… Я действительно ожидаю сегодня к себе одну особу…

— Особу?

— Да…

— Какую же это?

— Графа Ивана Павловича…

— Кутайсова?

— Его самого… Сам назвался…

— Вот как… С чего бы это…

— Генеральша с Зиной как-то были на утреннем разводе… Граф их там увидал… Справился: кто… Ему сказали… Он при встрече со мной во дворце и говорит: красавицу какую, ваше превосходительство, привезли к нам да под спудом держите… Дозвольте хоть к вам приехать… полюбоваться… Шутник… его сиятельство…

Генерал остановился.

— Ну, а ты что?

— Я, известно, «сочту за честь» и все такое… как водится в этих случаях.

— Он бабник… Турка… горячая кровь…

— Может Зине суждено быть графиней…

— Ну, это навряд… Там Шевальиха опутала его сиятельство с ног до головы…

— Что Шевальиха… актерка… не жена…

— Ну, такие-то хуже жен… — заметил Дмитревский. Ему почему-то в этот момент вспомнился Оленин. «Что-то он со… своей?..» — мелькнуло в его голове. Генерал продолжал ходить нервными шагами по кабинету.

— Шевальиха, что Шевальиха… Такие и после свадьбы остаются… Не в этом дело… Капиталов у графа хватит… — говорил он, как бы рассуждая сам с собою.

— Остаются-то остаются, но об этом следует спросить Зину… Останется ли довольна она.

— Зинаида у меня умна… Такие пустяки ее не остановят.

— Это праведницу-то? Уж подлинно в тихом омуте… — заметил Дмитревский.

— Что ж праведница… Она умеет себя показать… Не всем надо знать, что кто думает…

— Такая мудрость жизни в молодой девушке, по-моему, отвратительна…

— Ну, пошел, поехал… Знаем мы тебя, уж поистине праведник, вас с Полиной на одну осину… Та тоже помешана на естественности и откровенности…

— И прекрасно… Такова и должна быть девушка, этот цветок, растущий на воле и не изуродованный искусственным жаром теплиц… К сожалению, такие девушки теперь редки…

— А по моему этот цветок, не сожженный жаром теплиц, просто дура… Она никогда не сделает партии…

— Она выйдет по любви и будет счастлива…

— Тебе хорошо, когда у тебя мошна-то по швам расползается, говорить о счастьи, а попробовал бы с сотней-другой душ…

— Можно быть счастливым и при небольших средствах…

— Вот что, Иван, ты это дело брось, и не вбивай еще больше дури в голову девчонке…

— Я ничего никому не вбиваю, я говорю, что думаю…

— Я ведь знаю, что ты стоишь горой за Гречихина, но этому не бывать… Слышешь, не бывать…

— Слышу… Мне ведь от этого ни тепло, ни холодно… Жаль Полину, но ведь она не моя, а твоя дочь… Выдавай ее не только за турка, а хоть за китайца… — рассердился Иван Сергеевич.

— Идите в гостиную, начинают съезжаться… — вошла в кабинет Ираида Ивановна и тотчас же вышла.

— Вот что, брат, ты там не проболтайся на счет Кутайсова, я хочу им приготовить сюрприз…

— Хорошо, хорошо, мне что за дело.

— А может он и не приедет?

— Может…

— Нет, скажи серьезно… Ты его лучше знаешь.

— Шевальиха задержит если…

— Авось не задержит… — тревожным тоном заметил генерал, и поставив трубку, которую курил, ходя, на подставку, вместе с Иваном Сергеевичем вышел в гостиную.

Там уже было человек десять посторонних.

Гости принадлежали к числу военных, бывших сослуживцев майора, так внезапно сделанного генералом. Многие были тоже в отставке, а другие перешли в штатскую службу.

Три дамы и одна золотушная девица, одетые по последней моде, вносили разнообразие в мужское общество.

С дамами беседовала Ираида Ивановна, а с золотушной девицей — Зинаида Владимировна.

Кто, как мы, по праву бытописателя, видел ее за какие-нибудь полчаса в ее комнате, посмотрев на нее теперь, не узнал бы ее.

Это была совершенно другая девушка. Она придала своему лицу какое-то выражение неземного существа, мечтательной наивности — она сияла какою-то, казалось, неподдельною святостью. За это-то выражение Иван Сергеевич, давно раскусивший ее, и называл насмешливо «праведницей».

Генерал начал здороваться с гостями. Иван Сергеевич оказался знаком со всеми.

Мужчины окружили его и стали поздравлять. Обращаясь к нему, они называли его вашим превосходительством.

Это не ускользнуло от внимания Ираиды Ивановны и Зинаиды Владимировны.

Обе они подняли головы и прислушались.

— Вы кажется Иван Сергеевич за компанию с Владимиром в генералы произвели? — крикнула она.

— Да он и есть генерал… Разве вы не слышите, мы его поздравляем…

— С чем? — вмешался в разговор Похвиснев, подходивший к ручке дам.

— Как с чем. Разве вы не знаете? Он сегодняшним приказом назначен товарищем министра уделов и переименован в действительные статские советники… Завтра приказ выйдет.

— Вот как… Хорош друг… Мне хоть бы словом… — укоризненно покачал головою генерал.

— Я и забыл об этой неприятности, — засмеялся Дмитревский. — Да кроме того, ты меня так пушил в кабинете, что я не имел времени, если бы и помнил. Истинно по-генеральски распек…

— За что?

— Да так, у нас завязался философский спор о жизни… Мы ведь с ним всегда спорим…

Разговор перешел на приключения с Владимиром Сергеевичем и Дмитревским.

Оба, по просьбе гостей, рассказали подробно происшедшие с ними случаи.

— Он счастливее меня отделался… — окончил свой рассказ Иван Сергеевич. — Ему воздали почести и оставили в покое, а меня запрягли… Буду я уж в этих уделах не у дел…

— Ишь скромничаешь… Министром будет… — заговорили кругом.

Ираида Ивановна и Зинаида Владимировна стали глядеть на него более почтительно.

Одна Полина смотрела на «дядю Ваню» своим обыкновенным светлым, любящим взглядом.

Когда Иван Сергеевич отошел от группы мужчин, она тотчас подошла к нему.

— Поздравляю, дядя Ваня… Отчего же ты мне не сказал?

— Да право же забыл! Да и что интересного… Ведь оттого, что я стал товарищем министра, я не изменился и узоров на мне не нашили…

— Вот я тоже, сделайся сейчас хоть царицей, осталась бы такой же как я есть…

— Так и следует, человек должен быть прежде всего человеком…

— Диву я даюсь на Зину…

— Это на «праведницу»?

— Ты ее не любишь, дядя, а мне ее жаль…

— Жаль?

— Ей, вероятно, очень тяжело быть не тем, что она есть и вечно следит за собою… Если бы ты видел ее перед гостями у нас в комнате.

— Что же?

— Она совсем другая… Нет этих ни опущенных глаз, ни сдержанной улыбки… Она, напротив, горячая… резвая, капризная…

— Знаю, знаю… словом — «праведница».

— Я еще вот что хотела сказать тебе дядя…

— Что моя, растрепочка?

— Она ведь влюблена.

— В кого?

— В Виктора Павловича.

— Успокойся, голубчик, такие как она не влюбляются, они влюбляют только в себя.

— То есть ей хочется выйти за него замуж.

— Это другое дело…

В это время вошедший слуга торжественно доложил:

— Его сиятельство граф Иван Павлович Кутайсов.

Генерал и генеральша бросились встречать почетного гостя.