Русское
художественное сознание к рубежу XVII–XVIII столетий было развито и вполне готово к восприятию европейского искусства.
Эти имена – рубеж, точка отсчёта, всегда начало новой эпохи в культуре, создание нового языка, не бывших до того форм
художественного сознания, открытия нового мира современникам и потомкам.
Это завоевание ХX века, когда непредсказуемость эволюции стала приметой нового
художественного сознания.
Таким образом формируется средневековое
художественное сознание, формируется через семантику храма и иконостаса.
Басня и притча как две формы отражения
художественного сознания.
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: заарестовать — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Если до этого места мы понимали теоретическое исследование проблем
художественного сознания и художественной реальности как работу в области знания об искусстве, то тут мы сталкиваемся с необходимостью понимать это как работу в области знания о человеке.
Короленко, который справедливо считают «расцветом его творчества, активной общественной деятельности, семейного счастья» [119, 359], «можно по праву считать сложным с точки зрения поиска и выработки философских и эстетических принципов, но вполне цельным и законченным этапом становления личности и
художественного сознания писателя» [131, 110].
Художественное сознание является едва ли не наиболее развитой формой сознания эстетического.
Разновидности метаязыка, отражающего своеобразие
художественного сознания времени оттепели, приняли за основу базовые архетипы, во все времена содержащие в себе истоки духовного родства многих поколений людей.
Создание методологической и теоретической базы для дальнейшей работы по формированию практической технологии развития
художественного сознания, а также соответствующих техник, комплексов упражнений и иных практик в сфере профессиональной художественной психотехники.
Дальнейшее развитие теоретических представлений, касающихся особенностей
художественного сознания и художественной реальности, а также того особого (изменённого) состояния сознания, которое мы будем называть «Художественный транс».
Историческая поэтика не просто сравнивает разноязычные литературы, но сравнение производится на основе принципа историзма, то есть «эволюция
художественного сознания и его форм» изучается в её обусловленности динамикой исторического и социокультурного процесса.
Художественное сознание имеет культурную природу, хотя и опирается на естественное устроение психического аппарата человека.
Используя «реальностный подход» к исследованию (и построению) техники
художественного сознания, мы постараемся не растерять смысл этих идей, хотя, возможно, они найдут несколько иной способ выражения.
Способность «прозревания» необычного в обычном, яркого в неброском, свежего и оригинального в обыденном, способность подняться до масштабных обобщений, отталкиваясь от простых и конкретных вещей свойственно искусству,
художественному сознанию вообще.
Поэтика есть выражение
художественного сознания, не существующего вне историко-культурного контекста.
Если рассматривать
художественное сознание именно как способ, то оно, прежде всего, есть способ формирования особой художественной реальности.
Что-то такое давно уже брезжило в советском
художественном сознании: и жертвенность борцов за будущее, и право на творчество, завоёванное в боях, и музыка революции.
Художественное сознание обратилось к мифологическим истокам, означающим извечные ценности.
Художественное сознание общества стремительно насыщалось опытом мировой культуры, ранее жёстко дозированной в рамках дозволенного, созвучного творческому методу социалистического реализма.
Нас здесь интересует та сторона художественной культуры, которая несёт в себе нормы
художественного сознания, и нас интересует только такая психотехника, которая соответствует этим культурным нормы.
Одна из них состоит в том, что
художественное сознание содержит в себе множество разных эффектов, известных и описанных в разных, часто плохо стыкующихся, разделах психологической науки.
Во-вторых, художественная реальность может пониматься как характеристика
художественного сознания и художественного восприятия (мировосприятия).
Во-вторых, исследовательский интерес вызвали те произведения, в которых наиболее ярко обозначен переход концептов фаустовской культуры в универсалии
художественного сознания.
Канон формирует особый вид
художественного сознания, внутри которого при ясно осознаваемой авторской оригинальности критерием оценки эстетических достоинств сочинения служит его соответствие нормативному образцу.
Это связано с необходимостью скорректировать, углубить наше понимание того, каким является бунинский тип
художественного сознания,взятый системно и в функциональном аспекте, определяющий законы выстраивания произведений писателя, практику его письма.
Однако просто вернуться к старым формам было бы невозможно – этому мешает встроенный в современное
художественное сознание механизм новизны.
Будучи явлением архаической цивилизации, оно объединяло произведения разного уровня
художественного сознания, от самых примитивных до эстетически значительных.
Чтобы понять логику претензии и её изначальную каверзность, надо разобраться (хотя бы бегло, на уровне тезисов) в природе
художественного сознания.
Факт массового производства керамических изделий с арабскими надписями в восточноиранских городах (Нишапур, Мерв, Афрасиаб, Чач) остаётся свидетельством религиозного и социального плана, никак не характеризуя специфику
художественного сознания изготовителей и потребителей этой продукции (ил. 1).
Новоевропейское
художественное сознание уже не имело сущностных, глубинных духовно-религиозных предпосылок для обретения канонических форм, поэтому канонизация и нормативизация в художественной сфере оказываются здесь малоплодотворными.
С другой стороны, название курса можно понимать как введение в теорию творчества, как попытку научно разобраться в природе функционирования
художественного сознания, так сказать, нехудожественно отнестись к художественному.
Книга, имеющая подзаголовок «Диалектика
художественного сознания», требует некоторых пояснительных замечаний.
Очевидно, что принадлежность року во многом обусловлена т.н. экзистенциально-трагедийным характером
художественного сознания рок-поэтов.
Ряд первичных, условно говоря, ориентируется на жизнь, ряд вторичных – на её финал, т.е. противопоставленные категории как бы чередуются в
художественном сознании разных эпох.
Акцент сделан на выявлении закономерностей
художественного сознания, которые затем специфически сказываются на практике поэтического (стихотворного) и прозаического (речь идёт о художественной прозе) творчества.
Квартира в фабричной казарме, платье купленное готовым и рассчитанное лишь на дешевизну при его производстве, полное отсутствия песен, кроме кое-каких воспоминаний из music-hall или кафешантана, фельетонный роман в двухкопеечной газете – всё это вовсе не питает
художественного сознания.
Хотя категории жизни и смерти неразрывно связаны и не существуют в культурном сознании одна без другой, в
художественном сознании доминирующее положение занимает или категория жизни или, напротив, категория смерти, что непременно отражается в текстах культуры.
Благодаря влиянию на литературу эстетики постмодернизма оказался преодолён стойкий и последовательный консерватизм национального
художественного сознания, при всём тяготении словенцев к западноевропейскому опыту – будь то декаданс, авангард или экзистенциализм, значительно снизивший в нём потенциал иронического и пародийного.
Люди сейсмографической (ведь поэты же!) чувствительности, сформированные пересечением двух кризисных исторических линий: «застоем», приходящимся на годы их юности (когда-то было в ходу слово «безвременье»), и надломом
художественного сознания, начавшимся вместе с двадцатым веком и отнюдь не залеченным к его концу.
Андреева, эти идеи – суть олицетворение истории, исторической реальности, отношение к которой (преодоление хаотичности действительности
художественным сознанием через целостность системы произведения искусства в модернизме или превращение истории в пыль, утрата доверия к реальности, выразившаяся в распаде текста, ориентации на пародийную, раздробленную художественную форму произведения в постмодерне [64, с. 250–251]) обусловливает формирование и эволюцию художественных систем в искусстве.
Подчеркнём также, что реальность заката фаустовской культуры в 20-30-е гг. стала очевидной именно потому, что так его осмыслила литература, иными словами, благодаря литературе утверждённый в
художественном сознании момент закатности фаустовской культуры стал реальностью, а сама фаустовская культура обрела статус эстетического феномена.
Всё это так, но главное происходило прежде всего в сфере
художественного сознания: абстракция явилась ферментом давно назревшего процесса обращения искусства «на себя», экспликации своего языкового потенциала, на десятилетия «замороженного» официозом.
Так,
художественное сознание нескольких уже поколений современных думающих художников развивалось под знаком запрета на нарратив: рассказывание историй намертво закрепилось за ретроградным и реакционным искусством.
Речь в данном случае идёт не только о присутствии в политике, особенно современной, определённой «роли игрового момента» и «воздействии атрибутивных свойств
художественного сознания времени и художественных традиций на форму поведения личности в политической сфере», и даже не о широком использовании политикой эстетической законченности и жанрового строения как принципа построения политического действа – что тоже верно и важно.
Отдельно нужно отметить, что такое соединение двух начал, политического и художественного, и отражения действительности – создаёт и в чём-то более глубокое смысловое поле, поскольку действительно
художественное сознание, обращаясь к политическим проблемам и становясь отчасти составным началом политического сознания, осмысливает его через обращение к «вечным темам» – борьбы зла и добра, жизни и смерти, любви и ненависти, смысла жизни, не говоря уже о «политической» и «вечной» теме соотношения свободы и власти, равно как его роли в истории.
В
художественном сознании автора отражается сложный синтез христианского, античного, языческого, восточного (буддистского) мироощущения.
Цель данного учебного пособия – представить студентам системный анализ процесса активной трансформации
художественного сознания и формирования новых средств выражения в философском и художественно-эстетическом аспектах.