Вторая часть посвящена тому, как
средневековые читатели откликались на изображения демонов, грешников и других сил зла, которые смотрели на них со страниц рукописей.
Они в достаточной степени лишены абсурда и чудес, которые доставляли удовольствие
средневековым читателям и составляли основу литературы о путешествиях того времени.
Однако внимательный
средневековый читатель, искушённый во всех тонкостях поэтического искусства, должен был уже при первом прочтении уловить весь аллюзивный подтекст.
Но даже если видеть в нём чисто литературный конструкт, в глазах
средневекового читателя он выглядел как описание реального случая, свидетельство и о чуде, и о повседневных человеческих отношениях.
Именно красного, как наиболее опасного и неукротимого, истинного дьявола во плоти, поэтому он был именно красный, это намёк, вполне понятный
средневековому читателю.
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: сильнорослый — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Подобные аллюзии, никогда не выраженные эксплицитно, достаточно прозрачны и должны были прочитываться
средневековым читателем.
Так,
средневековый читатель, смотря на изображение бобра в бестиарии, обычно видел некое хищное животное, больше похожее на собаку, а вовсе не на тех бобров, которых он мог наблюдать воочию.
Восприятие книги и её содержания
средневековым читателем было совершенно иным: читатель не гнался за новыми сюжетами и образами, его интересовал сакральный смысл произведения, зашифрованный между строк.
Недаром герменевтика выросла из попытки
средневековых читателей понять античные произведения.
Существенно и требует объяснения другое: автор и его
средневековые читатели, немалое число из которых поднаторели в военном деле, как бы «не замечают» очевидных несуразностей в явленной картине боя; прямым противоречиям даже крохотному количеству фактологических деталей «Задонщины», тем более, что там они украшающий фон, но тем не менее естественны и логичны – здесь сам стержень государством канонизированного повествования, но тем не менее подозрительно неправдоподобны.