Не вправе ли мы сказать, следовательно, что критицизм, как и позитивизм, есть школа, и позитивная и
критическая философия суть схоластика, следовательно, принадлежит к возрасту несовершеннолетия.
Если
критическая философия понимает отношение между этими тремя терминами так, что мы ставим мысли между нами и вещами, как средний термин, в том смысле, что этот средний термин скорее отгораживает нас от вещей вместо того, чтобы смыкать нас с ними, то этому взгляду следует противопоставить то простое замечание, что как раз эти вещи, которые якобы стоят на другом конце, по ту сторону нас и по ту сторону соотносящихся с ними мыслей, сами суть вещи, сочинённые мыслью (Gedankendinge), а как совершенно неопределённые, они суть лишь одна сочинённая мыслью вещь (так называемая вещь в себе), пустая абстракция.
Предмет, по учению
критической философии, может восприниматься и мыслиться только в одном из двух аспектов: с точки зрения или природы, или свободы.
Более последовательно проведённый трансцендентальный идеализм познал никчёмность ещё сохранённого
критической философией призрака вещи в себе, этой абстрактной, оторванной от всякого содержания тени, и он поставил себе целью окончательно его уничтожить.
Кантовскую
критическую философию также нужно рассматривать в этом контексте.
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: вытапливаться — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Это спор как с доминирующими формами планетарности, так и с подчас неадекватными попытками
критической философии и дизайна противостоять им.
Точка зрения этой раздвоенности была в особенности выдвинута
критической философией против утверждения всех предшествующих поколений, для которых согласие между мыслью и вещью представляло собой нечто бесспорное.
Они указывали на религиозную веру, с одной стороны, и художественное выражение и творчество, с другой стороны, как на методы, в отличие от
критической философии способные объективно отражать жизнь.
Поскольку было бы излишним говорить о цели этой работы, так как она достаточно ясно изложена в первых двух письмах, я лишь упомяну кое-что об авторе содержащегося в ней обзора принципов
критической философии, с которым некоторые читатели, возможно, захотят познакомиться поближе.
– Первым признаком того, что он начал строить систему
критической философии, является диссертация, написанная им в 1770 г. для получения профессорского звания: «De mundi sensibilis atque intelligibilis forma et principiis».
Центральной категорией
критической философии истории является категория понимания.
Прежде всего, если это так, то чем же тогда
критическая философия отличается от догматической?
Истинная
критическая философия отличается своим образом мысли, а он состоит в том, чтобы встать на точку зрения изначального использования понимания, на которой основывается взгляд на категории как на понятия, то есть как на определения, посредством добавления которых мы представляем себе объекты; а наука об этом изначальном использовании понимания есть трансцендентальная философия.
В ее истоках мы видим обновление научно-философского дискурса на основе
критической философии, которая исключает из сферы научного и философского знания традиционные способы разрешения основных вопросов человеческого бытия и одновременно не позволяет другим модусам мышления занять в системе культуры то привилегированное место, которое она в высшей степени признает за научно-философским дискурсом.
Интересно, что собственно для неокантианской традиции подобное задание выглядело «подозрительным», поскольку мировоззренческая система может выходить за рамки
критической философии, включая и метафизические моменты, и элементы веры, являясь неопровержимой и недоказуемой.
Ибо я уверен, что большинство поклонников
критической философии, людей, пользующихся моим уважением, придерживаются этого образа мышления, в котором заключается один лишь догматизм, как бы они ни представляли его в своих трудах в качестве доктринальной концепции, чьи утверждения не имеют никакой силы.
Итак, мой дорогой друг, вы действительно навсегда отказались от скептицизма и полностью убеждены, что результаты
критической философии покоятся на непоколебимо твёрдых основаниях?
Как бы я ни был готов сделать всё, чем я могу надеяться хоть в какой-то степени ответить на доказательства вашей дружбы и доверия ко мне, на этот раз я много дней не мог прийти к согласию с самим собой, следует ли мне выполнить ваше требование и сообщить вам о своих сомнениях в правильности высших оснований
критической философии.
Но не менее верно и то, что против утверждений
критической философии уже было выдвинуто множество важных возражений, которые либо остались без ответа со стороны друзей этой философии, либо были отвергнуты с убедительным заключением, что они имеют под собой почву в слепых предрассудках и в полном незнании природы этой философии.
По природе вещей
критическая философия должна была в своём дальнейшем развитии взять на вооружение эти два момента, являющиеся основополагающими в проблеме познания: единый принцип познания, сознание как позитивный фактор и «вещь-в-себе» как негативный фактор нашего познания.
Идеи, как их называют ученики
критической философии, занимают своеобразное положение.
Более последовательно проведённый трансцендентальный идеализм признал ничтожность сохранённого ещё
критической философией призрака вещи в себе, этой абстрактной, оторванной от всякого содержания тени, и он поставил себе целью окончательно его уничтожить.
Брачную тайну познания отрицает
критическая философия, и в этом её грех перед вековечными философскими упованиями.
И
критическая философия делает поучительный опыт очиститься и освободиться от человека.
Предпосылка
критической философии: разум, в исследовании способности которого она полагает свою главную задачу, есть нечто неизменное, всегда себе равное, – совершенно произвольна и ни на чём не основана.
Если быть более конкретным и профессионально точным, то вопрос можно переформулировать так: не пора ли более критично взглянуть на наследие
критической философии и поставить под сомнение определения морали как бескорыстия, безусловного долженствования, общезначимых требований и т. п.?
Политическая философия сохраняет, таким образом, демократизм кантовского привязывания
критической философии к «обыденному рассудку» и размежевания с любой эзотерикой.
Критическая философия сделалась одной из границ моей мысли против потусторонних вторжений «сверхопытного» познания.
Однако с систематической концепцией
критической философии допущение такого дуализма не может быть совмещено.
Одно из основных положений
критической философии состоит в том, что, прежде чем приступить к познанию бога, сущности вещей и т. д., до́лжно подвергнуть исследованию саму способность познания, чтобы убедиться, может ли она нам дать познание этих предметов, следует-де познакомиться с инструментом раньше, чем предпринимать работу, которая должна быть выполнена посредством него; если этот инструмент неудовлетворителен, то будет напрасен потраченный труд.
Он пытался превратить
критическую философию в элементарную философию, в которой разум и чувственность выводятся из воображения.
Эта оценка фактически направлена на то, чтобы показать, что вся
критическая философия полностью открыта для нас во всех своих утверждениях, когда мы полностью овладеваем этой трансцендентальной позицией.
Мне представляется, что
критическую философию постигла участь, которую заранее провозгласил её бессмертный создатель, а именно: на какое-то время всё останется по-прежнему и будет иметь вид, что ничего не произошло.
Пока лишь напомню, что и догматизм, и идеализм не судят об отношении объектов к способности познания с точки зрения
критической философии.
Но до тех пор, пока мы полностью не овладеем этой точкой зрения, не исключено, что и
критическая философия останется для нас непонятной во всех своих утверждениях.
Метакритика оставила без внимания предыдущих комментаторов
критической философии, и её автор почти никого из них не читал.
Двенадцать лет
критическая философия играла свою роль, и мы видим плоды.
Но содержащееся в них мастерское и яркое изложение того, что сделано новейшей философией для лучших религиозных убеждений и философии о религии, усилило моё желание точно познакомиться с истинным значением и всем объёмом
критической философии и направило моё внимание на новейший труд (3) этого писателя, который превозносится выше всех моих похвал и которого сам гений мировой мудрости, кажется, призвал на защиту прав, требований и достоинства этой науки.
Поскольку я могу предположить, что самый важный философский продукт последней мессы не ускользнул от вашего внимания, мне не нужно ничего говорить о его содержании и цели: Но о том, как благодаря «Рейнольдиевским вкладам» победа
критической философии над скептицизмом постепенно завершилась в моём случае, мне ещё предстоит сообщить вам.
От тех из ныне живущих преподавателей философии, которые изучают труды критических философов только с намерением опровергнуть их или поупражняться на них в своём катедерском остроумии, и которым ещё даже не дали понять, что нужно понять доктрины
критической философии, прежде чем осмелиться их опровергнуть, конечно, нельзя ожидать, что они будут способствовать наступлению мира в области житейской мудрости.
Но тем более следует надеяться, что будущие философы по профессии, которые только сейчас начинают посвящать себя царице наук, и у которых благородное растение
критической философии все еще находит благоприятную почву, причем такую, которая не размывается фантазиями о познании сверхчувственных объектов, ни мечтательное воображение о вещах как таковых, будут наслаждаться благословенными последствиями этого мира и увидят приближение золотого века философии, реальность которого, конечно, не следует ожидать при том способе философствования, который существовал до сих пор.
Основная причина этого заключается в том, что в результате позднего изучения немецкого языка он писал в очень напыщенном, часто неправильном стиле, который было трудно понять в его работах, и что, кроме того, его попытки улучшить
критическую философию в основном оставались попытками, которые прокладывали путь к решению проблемы, но сами не достигали этого решения.
Предпочтение буржуазного основателя
критической философии вопреки основоположникам марксистко-ленинской философии им говорило о многом…
И поскольку наша
критическая философия перенесла объект разума на тебя самого, то есть, на пространственно-временное созерцание, то, то, что находится вне такого созерцания, может быть отмечено тобой постулировано, а само познание не должно входить в этот мир ноуменов, который чужд ему, хотя, и связан с ним.
В философии нет ничего такого, что мы могли бы позаимствовать в готовом виде; с другой стороны, основательное изучение
критической философии, несомненно, развивает в исследователе способность к разумному самоограничению.
Итак, таинство зарождения
критической философии совершилось в искомом 1768 году!
Что бесконечное пространство существует независимо от субъекта и что его ограничение, пространственность, принадлежит сущности вещей самих по себе, – это преодолённое
критической философией мнение, берущее начало в наивном детстве человечества, опровергать которое было бы бесполезно.
Либо оставить вещь-в-себе в её непознаваемости, тогда для возражения скептика против
критической философии очевидно: если мы вообще не знаем вещь-в-себе, то зачем её вообще утверждать?
Или же вещь-в-себе позиционируется как познаваемая, и тогда
критическая философия возвращается к старому догматическому реализму, разрушением и преодолением которого она только что гордилась.
До сих пор скептик неизменно ошибался, поскольку направлял свои атаки против неопровержимых истин
критической философии.