Субъект разума, будучи
ноуменом, находится вне ряда пространственно-временных связей и потому не может выступать в качестве средства, обусловленного.
Ноумен всегда выражен в чувственном, в определённом явлении.
Поэтому мыслительное или теоретическое знание есть знание
ноуменов.
Даже в те мгновения, когда он с оптимизмом созерцает красоту мира, его позиция всё же остаётся позицией мудреца, который скрывает своё недоверие к миру феноменов, восхищаясь красотой математических
ноуменов.
Всё срывает и уносит… но никуда не уносит, совсем как кантовский
ноумен, ограничивающий призрачную действительность, но и сам не-сущий.
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: калиберный — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Не менее интересно, что «Идея всеобщей истории…» открыла возможность для наложения на масштабные исторические ожидания важнейшего различения кантовской эпистемологии – различения мира феноменов и мира
ноуменов.
Следовательно, понятие
ноумена есть обманчивое понятие (точно так же как обманчивым было понимать сущность как «сердцевину» реальности, к которой случайные свойства просто прикреплены некоторого рода внешним отношением).
Иными словами, основа этого единства заключается в том, что существует одно и то же сознание – одно в покое как абсолютный
ноумен, и другое в движении в двойственности как феномены.
И опять возникает этот вопрос – о постижении
ноумена, и опять нет ясного ответа.
В этом случае возникает обратное воззрение, = не феномен порождает восприятие, но
ноумен порождает феномен, и все его формы, транскрипции и динамические трансформации.
Явление и идея, мир феноменов и мир
ноуменов могут быть связаны между собой в мысли, один может и должен быть соизмерен с другим, но они никогда не могут выступать в каком-либо «смешении», сущность и природа одного из них никогда не может претвориться в природу и сущность другого таким образом, чтобы между ними появилось нечто вроде общей им границы, в пределах которой они сливались между собой.
Всё, что мы можем сделать в отношении того, что мы есть, которое для нас должно быть объективировано как «это», чтобы мы имели возможность говорить о нём, – рассматривать «это» как
ноумен феноменов.
R – Целокупная производная суммарной динамики
ноумена, (субъекта).
Природные же объекты или феномены вовсе не причастны
ноуменам (идеям); идея и материя соединяются только в феноуменах, которые и возникают как материальные объекты, но созданные на основе идеи.
Обнаруживающаяся далее проблема состоит в том, что свою реальность
ноумен находит лишь в феноумене.
Между тем, если «сознание вообще» есть an sich, то оно и есть единственный носитель мирa существующих в восприятии вещей, за спиною которых нет никаких сверхчувственных
ноуменов.
Далее, это понятие необходимо для того, чтобы не распространять чувственных созерцаний на [сферу] вещей самих по себе, следовательно, чтобы ограничить объективную значимость чувственного познания (ведь всё остальное, на что не распространяется чувственное созерцание, называется
ноуменами именно для того, чтобы показать, что область чувственного познания простирается не на всё, что мыслится рассудком).
Сущностью феноумена является
ноумен (вложенная в него идея), это верно, но сущностью феномена является само его существование, то есть материя.
И, как ориентир,
ноумен скорее указывает на то, что следует познавать, чем является объектом познания.
Ведь ясно, что один и тот же фрагмент событийного потока будет по-разному представлен в действительностях разных субъектов – вплоть до несовпадения онтологических статусов (объект «клетка», являющийся феноменом в действительности субъекта «многоклеточный биологический организм», для субъекта «молекула» будет иметь статус
ноумена).
Так что пришло время, когда следует на прямых правах признавать существование нематериального
ноумена.
Только феномены могут служить объектами познания, тогда как
ноумены остаются предметом веры («постулатами практического разума»).
И это понятно, ведь время есть форма, способ различения, восприятия субъектом
ноуменов – объектов большей, чем у него, темпоральности.
Хоть, это представление, и исходит из самых глубин нашего разума, и далеко от феноменальных поверхностных представлений…, – оно исходит оттуда, где существует
ноумен сознания.
Исходя из вышесказанного, вихри – торсионные поля содержат в себе канал взаимосвязи
ноумена и феномена.
По-видимому, ты оказался в мире астральных
ноуменов, где пребывают отражения каких-то физических объектов или стихий.
И влечёт постигнуть
ноумен.
Будучи в психическом плане восстанием детей против родителей, эдипальность представляет собой в антропологическом измерении опознание человеком
ноумена жизни, упраздняющей своего подателя.
Так, во втором, способность оценивать внешний мир, и определять, – вопрос, лишь собственной относительной упорядоченности, и соответствующей агрессивности сложившегося
ноумена, и его доминанты, и вытекающей из этого – воли к власти, с её обязательными атрибутами оценки.
Происходит идентификация вещи по её именновально-ноуменальной идее в координатной структуре
ноуменов, имена творящего, языка.
Также их не стоит сравнивать с кантовскими
ноуменами и феноменами или вещью в себе и явлением.
Связь явления и смысла, феномена и
ноумена предстаёт обоюдной.
Духовный предмет всегда конкретен, выражен в чувственном, а всякое явление есть выявление духовной сущности, чувственный облик определённого
ноумена.
За доступным познанию феноменом всегда лежит
ноумен, превосходящий пространственно-временные порядки.
Он посвящает основную часть этой главы установлению тождества
ноумена и феномена, определяя проявление как объективацию высшей субъективности.
Чувствующее человеческое существо представляет собой лишь бесконечно малую часть во всём процессе отражения
ноумена в феноменальную вселенную.
В то же время феномены – это не что-то отдельно создаваемое или даже независимо проецируемое, а сам концептуализируемый или объективируемый
ноумен.
Познающий и познаваемое вместе составляют факт познания, функциональный аспект
ноумена как чистой потенциальности.
Здесь человек с той же лёгкостью воспринимает всю траекторию
ноумена в её последовательности и познаёт управляющие ею законы.
Интеграл, бинер и общий андрогин представляют в своей совокупности целостную систему, утверждающую
ноумен в разуме.
Простейшей формой или траекторией движения я называю такую, которая получается при действии независимого
ноумена, при устранении от влияния всех других факторов мироздания.
Однако и здесь, поскольку мы имеем дело с отношением религиозным, оно связано именно с устремлением за эмпирическую данность к некоему трансцендентному
ноумену, – Grand Etre О. Конта.
С древнегреческого слово
ноумен буквально и значит по-русски умопостигаемое также, как слово феномен значит явление.
Хотя мы и имеем с
ноуменами дело всегда, но не осознаём их как ноуменальные идеи.
Ноумен дан нам частично в своём проявлении, в феномене своего аспекта, своей конкретной области, доступной для исследования.
Разотождествление с псевдосущностью, называющей себя «я» и приписывающей себе то, что принадлежит
ноумену (пустоте) – отказ от осознанного волеизъявления – всё это действительно способно несколько уменьшить накал наличных страданий.
Неразделимость
ноумена и феноменов заключается в том факте, что «то, чем мы кажемся» (феноменальность) также с необходимостью предполагает имманентность.
Абсолютный
ноумен невозможно пережить.
Методологические ограничения, накладываемые спецификой религии как феномена и религиозности как
ноумена связаны с культурой и духовной жизнью.