Истина и истинность. Сборник статей

Александр Болдачев

В сборнике представлены статьи и эссе по философии сознания, событийной и субъектной онтологии, логике и теории истинности.

Онтология

Событийная онтология

Год написания: 2014

От вещей к событиям

Мышление современного западного человека локально, собрано в кучку: мы выделяем в мире некоторую целостность — прежде всего обращая внимание на пространственные границы, на то, что можно охватить взглядом, — называем эту целостность «вещь» и говорим: вот она здесь (в точке пространства) и сейчас (в моменте времени). Вычленив множество вещей, мы начинаем их сравнивать и, замечая различия, приписываем им предикаты: теплая, большая, зеленая, слева, красивая. Если точка привязки вещи к пространству меняется, мы говорим: вещь движется, — и описываем это движение в понятиях «траектория», «скорость», «ускорение». Сообразив, что вещи двигаются не сами по себе, а лишь под влиянием других вещей, называем это влияние взаимодействием, рассуждаем о силах, энергиях. Если вещь, перемещаясь во времени и пространстве, меняет свои предикаты (становится, скажем, из теплой — холодной, из большой — маленькой), то мы отмечаем, что вещь под воздействием сил переходит из одного состояния в другое. И все становится на свои места, мир представляется нам пусть и не до конца известным, но по крайней мере понятным: если опишем состояния всех вещей в текущем «сейчас», то сможем узнать состояние мира во все последующие моменты времени. Ясность видения чуть смазала квантовая механика, да и то не сильно — мы теперь должны говорить не о предсказуемости состояний, а о расчетности их вероятностей. Но общая картинка не поменялась: знаешь точку, момент, состояние (набор предикатов), силы — значит, знаешь все (ну все, что возможно знать).

И было бы совсем чудесно, если бы на все, что движется/меняется, что влияет на нас, мы могли бы указать пальцем: вот оно круглое и твердое здесь и сейчас летит прямо в голову — увернулся и двигайся дальше по расчетной траектории. Так нет же, нас держит не только гравитация и не пускает вперед не только сила трения. Мы постоянно запутываемся в своих мыслях, погрязаем в долгах, сталкиваемся с неразрешимыми моральными проблемами. Физики нас явно обманули. Ведь не может же быть, чтобы атомы-молекулы так изощренно завихрялись по воле лишь нескольких примитивных сил. По сути, там ведь только притяжение и отталкивание. Тут точно что-то не так с этими «точка — момент — состояние — сила». Был бы хаос, так и понятно: взорвалось и разлетелось. Ан нет: молекула к молекуле приладилась, окружила себя другими молекулами, все они слиплись в конечном итоге в нечто с руками и ногами, а это нечто еще и думает головой: «Как это Я такое получилось?»

Тут, действительно, задумаешься над тем, как можно надеяться получить понимание/описание сложного (скажем, человека), исходя из анализа простого: падения камней, отталкивания электронов, расширения газа? Как можно предполагать, что наука, изначально построенная на логике описания вещей — всяких там шариков-частиц, летящих по траекториям, — может быть полезной для понимания сущностей, принципиально не локализуемых в пространстве и времени.

Давайте откатим назад, к началу текста — ну и к началу познания — и попробуем выделить то, что нас интересует в качестве его (познания) предмета. Спросим: интересно нам то, что имеет форму, что справа-слева, что привязано к точке и фиксируемо в момент времени? Да, было интересно, но про это мы практически всё уже знаем. Сами можем слепить из этого хоть конфетку, хоть айфон. Сейчас уже не завлекает. Нам бы про психику, про сознание, ну хотя бы про экономику на худой конец. А на это пальцем не укажешь. Вроде все это здесь где-то, различаемо то тут, то там. Но в кучку собрать, предикат приписать, да еще по траектории послать не получается. Не годится вещный подход. Не вещи все это. А что? Что различаемо то там, то тут?..

Там и тут, конечно, не предметы нашего вопрошания, не психика и экономика, а лишь их элементы. Вещи? Нет — события. «Ах, вот ты куда?..» Ну да — туда: если не удается собрать целое из вещей, наверное, надо попробовать слепить его из событий. Ведь это элементарно. Оглянитесь. Мы живем не столько в мире вещей, сколько в мире событий. К тому же, при детальном рассмотрении на уровне той же квантовой физики все вещи лишь множества событий, упрессованных во времени в момент так, что на них мы можем показать пальцем. А «вещи» посложнее — те, которые вообще и не вещи, те, что нас интересуют, — есть такие же множества событий, но только не умещающиеся (по причине своей сложности, объемности) в наше «сейчас». Хотите понимать что-то, помимо вещей, помимо состояний-траекторий, — учитесь различать события, строить из них системы.

Итак, взгляд на мир как на нечто, собранное из кирпичиков, и годится только для описания кирпичиков — пространственно и временно локализованных вещей. Наука, научившаяся описывать вещи, в итоге ничего другого, кроме вещей, предложить нам и не может. Она бессильна описать «перемещение» того, что не привязано к пространственной точке, что не имеет размера и формы. Она не способна приписать предикат тому, что нельзя запечатлеть в момент времени. Остановите мысль, остановите живой организм — и нет уже того, о состоянии чего хотелось рассуждать. Но это «то» существует, и мы ощущаем, различаем его по потоку событий. Оно и есть этот поток. Так что речь идет о смене взгляда — с сосредоточенного на «здесь и сейчас» на темпорально рассредоточенный, пытающийся схватить целое во множестве событий, — о смене вещной парадигмы на событийную.

Размазанность по времени

Вот перед нами вещь — небольшая, белая, мягкая, с ушами и хвостом — находится в состоянии покоя (дремлет). И вдруг эта вещь вскочила, описала несколько кругов и опять легла у наших ног. Вернулась в исходное состояние покоя. Что нам про эту смену состояний физического тела скажут физики? Да-да, конечно, с законом сохранения энергии тут все в порядке — вещь недавно поела. Проблема в причинности. Помните? По полному описанию состояния тела в некий момент времени мы с необходимостью должны получить состояние тела в последующие моменты. (В этом и заключается основополагающий принцип современной вещной науки, называемый каузальной замкнутостью физического.) Понятно, что мы на сегодняшний день не можем исчерпывающе описать состояние тела живого организма — положение и скорости-ускорения всех составляющих его кирпичиков. Но вопрос же принципиальный: а если бы смогли, то предсказали бы траекторию нарезанных собакой кругов? Составили бы уравнение, решение которого описывало бы выход тела из состояния покоя без каких-либо внешних воздействий и возврат его в исходное состояние, из которого в любой момент может начаться движение в произвольном направлении? Чтобы предотвратить рассуждения типа, мол, «состояние покоя» это лишь внешнее состояние тела, а последующее его движение детерминируется положением несметного количества взаимодействующих молекул, зная которое можно точно рассчитать каждое последующее почесывание, — так вот, чтобы перевести обсуждение из гипотетического русла в рациональное, приведу цитату: «…в качестве детерминанты поведения в ТФС [теории функциональных систем академика П. К. Анохина] рассматривается не прошлое по отношению к поведению событие — стимул, а будущее — результат. (Александров Ю. И. Введение в системную психофизиологию // Психология XXI века. М., Пер Се, 2003, 39—85.). Вот так, проанализировав поведение биологического организма, то есть последовательность событий изменения состояния его тела, современная психофизиология подсказывает нам, что из знания текущего состояния тела невозможно вывести последующее: причинное событие следует искать не в прошлом, а в будущем. И речь идет не о какой-то свободе воли, а только о сравнении двух вариантов описания объекта: (1) как вещи, меняющей по определенному закону свои состояния, что неизбежно подразумевает жесткую каузальность, и (2) как системы событий, для которой вообще невозможно сформулировать, что такое «одномоментное состояние».

Действительно, задумаемся: что такое состояние живого организма? Можно ответить двояко: оно описывается либо как совокупность состояний всех составляющих его частиц, либо через указание множества его макросвойств (температура, скорость, геометрические размеры и пр.) в некоторый момент времени. Но ведь понятно, что ни первая совокупность, ни второе множество не имеют отношения к объекту «живой организм», а описывают, по сути, мертвое тело. Ни в одном из приведенных вариантов нет специфических характеристик объекта как живого. Если представить, что на момент описания организм умер (ну вот прямо тут, сейчас), то в самом описании ничего не изменится, поскольку в нем и не было ничего живого. И только анализ организма как системы (потока) событий, включающей в себя и прошлые, и будущие события, может убедить нас, что мы имеем дело с живым, а не мертвым телом, с организмом, а не механизмом. Именно это подтверждают выводы писихофизиологии: невозможно описать поведение (траекторию движения) тела биологического организма, исходя лишь из анализа его предшествующих положений; оно (поведение) детерминируется будущими событиями.

Наглядно продемонстрировать неадекватность вещного — основанного на анализе текущих состояний объекта — описания сложных, в частности, биологических, систем можно на примере деления живой клетки. Что такое клетка с традиционной редукционистско-физикалистской точки зрения? Совокупность химических процессов. Следовательно, любое состояние клетки должно однозначно описываться как продолжение текущих химических реакций: одни начинаются, другие завершаются, каждое событие в клетке есть некоторое событие в конкретном химическом процессе. Другим неоткуда взяться. И вдруг на тебе — событие «деление»… И объекта, в котором мирно текли химические реакции, не стало, а вместо него имеем два аналогичных. Во-первых, как нам формально на языке химии описать это событие? К какой из множества химических реакций его причислить? Ко всем? Сразу? Представьте, как это выглядит с позиции химии, с точки зрения описания через текущие состояния: множество химических процессов не то что одновременно обрываются, а синхронно множатся, уничтожая объект, о состоянии которого мы говорили. Во-вторых, спросим себя: химическое ли это событие? Конечно, нет. Оно не формулируется на химическом языке, это сугубо биологическое событие, специфицирующее делящийся/воспроизводящийся объект как живой. И опять повторяем мысль: описание мгновенного состояния клетки в любой момент между делениями не содержит даже намека на ее «живость», биологичность, которые проявляются только при анализе полного потока событий от деления до деления, только при рассмотрении общей системы этих распределенных во времени событий.

Итак, вещный подход, стремление описать сложную (не локализованную в пространстве и/или времени) систему через совокупность мгновенно данных свойств не позволяет ухватить ее специфику, системное свойство, редуцирует последнее к свойствам элементов системы. Взгляд на мгновенное состояние химического процесса обнаруживает лишь положение молекул. Попытка описать клетку как совокупность химических реакций не дает понимания специфики жизни. И чем к более сложным объектам мы обращаемся — многоклеточным организмам, социумным образованиям, ментальным и духовным системам, — тем очевиднее становится необходимость описания их как систем распределенных во времени событий, не редуцируемых к локальному во времени положению вещей.

Темпоральная сложность

С «размазанными» по времени, распределенными во времени объектами мы встречаемся довольно часто, но просто не задумываемся о том, что они именно таковы — не локализованы в здесь и сейчас (в отличие от привычных вещей). Посмотрите на экран своего телевизора — на нем в каждый момент времени какая-то конкретная картинка. Ее можно сфотографировать. А теперь зададим себе вопрос, а в каком виде доставляется эта картинка до телевизора? Ответ прост: в распределенном во времени. По ходу передачи ее нет в «сейчас» ни одного из «здесь». С технической стороны все просто: была исходная картинка, некоторая пространственно и временно локализованная графическая структура, ее перевели в структуру, распределенную во времени, а потом опять трансформировали в пространственную. Имелась пространственная сложность, ее преобразовали в распределенную во времени, а потом опять в пространственную. Если в момент передачи сигнала от телестудии до телевизора мир остановить, зафиксировать во времени, то относительно некоторой точки «здесь», часть сложности картинки окажется уже в будущем, а часть — в прошлом. К таким, распределенным во времени, объектам следует отнести и музыкальную мелодию: в момент времени нет не только самой мелодии, а и отдельных нот (они фиксируются на отрезке времени длительностью более полуволны колебания). И характеристики мелодии, такие, как тональность, ритм, размер, в отличие от параметров вещей, определяются только на некотором промежутке времени, они принадлежат распределенному во времени объекту (мелодии целиком или ее фрагменту), не могут быть зафиксированы в здесь и сейчас.

Ранее, когда отмечалось, что фиксация состояния всех частиц тела биологического организма не дает нам описания живого объекта, то констатировался именно факт несводимости сложности организма к его пространственной структуре, утверждалось, что живая составляющая организма запрятана именно в распределенной во времени сложности протекающих в нем процессов. То есть биологический организм может быть признан живым только в том случае, если рассматривается как распределенный во времени, обладающий размазанной по времени сложностью, принципиально не сводимой к пространственно-структурной. Именно эту распределенную во времени сложность теряет организм в момент смерти, превращаясь в простую пространственную вещь. Естественно, что и человеческая деятельность, социумные институты, ментальные, духовные объекты могут быть описаны только как системы с распределенной во времени сложностью, которая не может быть зафиксирована в моментальных пространственных срезах.

Итак, логика рассуждений вернула нас к исходной проблеме противопоставления вещного и событийного мышления, выбора описания объектов через состояния или как системы событий, к проблеме определения границ пространственного и темпорального (назовем его так) анализа. Ответ, надеюсь, очевиден. Если сложность объекта возможно свести к пространственной (кристалл, механизм), то необходимо представлять его как вещь и описывать в классической для науки схеме через смену мгновенных состояний. Если объект не фиксируется как пространственная структура, а следовательно обладает распределенной во времени, темпоральной сложностью, то он не может мыслиться в традиционных для науки понятиях (положение, траектория, состояние), а требует применения принципиально нового подхода — событийного, темпорального.

Сейчас

Сопоставляя пространственную и темпоральную (распределенную во времени) сложности, мы говорим не об устройстве мира, а в большей степени о формах его восприятия и даже, что точнее, о способах описания. Понятно, что ту же картинку на экране телевизора можно представить и как последовательность событий развертки, то есть как исключительно темпоральную, а телевизионный радиосигнал, в свою очередь, как длинную-длинную линейную пространственную структуру из точек с тем или иным электромагнитным потенциалом. То есть, в общем случае, выбор того или иного описания — пространственного (вещного) или темпорального (через последовательность событий) — зависит от фиксации масштаба «здесь» и «сейчас», выбора «габаритов» точки и мгновения.

До сих пор по умолчанию предполагалось, что формула «здесь и сейчас» интуитивно понятна: для обсуждения начальных моментов темпорального анализа было достаточно нашего человеческого понимания «здесь» как текущего положения в пространстве, как визуально данной картинки окружающей действительности, а «сейчас» как настоящего момента времени, в котором фиксируется эта картинка. Однако приведенный пример с телевизионным изображением демонстрирует, что «сейчас» понятие относительное, то есть зависит от точки зрения, уровня рассмотрения: при выборе одномоментного среза мира относительно восприятия человека телевизионная картинка представляется как пространственная структура, а при фиксации момента времени относительно работы системы развертки телевизора объект «картинка» описывается как поток событий. Наиболее ярко относительность понятия «сейчас» можно показать на примере работы компьютера: мы можем говорить о «сейчас» события на экране, но при этом понимать, что в это «сейчас» втиснуто много-много «сейчас» операций программы высшего уровня, а каждая текущая операция этой программы включает в себя тысячи «сейчас» команд процессора, а последние составляются из «сейчас» атомарных событий в полупроводниковом кристалле. И сам этот кристалл, с одной стороны — для классической физики, — может представляться как вещь, обладающая фиксированной пространственной структурой и локализованными по времени параметрами (твердостью, температурой и пр.), но с другой — на уровне взаимодействия элементарных частиц, — должен описываться как поток событий.

Здесь следует отметить, что приведенные примеры (кристалл, мелодия, преобразование телевизионного сигнала) призваны только подготовить нас к необходимости введения такого понятия, как распределенная во времени (темпоральная) сложность. На этом уровне, по сути, еще нет познавательной проблемы. Ну преобразовали картинку в поток событий, а потом опять собрали ее на экране в пространственную структуру. А исходно распределенную во времени мелодию, наоборот, можем записать в виде пространственной структуры закорючек на листе, чтобы другие потом могли вновь и вновь воспроизводить ее темпоральность. Проблемы начинаются, когда мы обращаемся к анализу более сложных систем — биологических, психологических, социумных.

Давайте опять поговорим о такой системе, как «биологическая клетка», но уже имея представление об относительности «сейчас». Тут полезно ввести такое понятие, как «характерное время», фиксирующее временные промежутки, на которых выявляются отношения на том или ином уровне: физическом, химическом, биологическом. Так вот, если мы выберем масштаб «сейчас», соотносимый с характерным временем химических взаимодействий, то живая клетка предстанет перед нами как поток химических событий, в котором мы не найдем ни намека на какую-либо биологию. Только обменные взаимодействия молекул, не более. То есть берем химическое «сейчас» — и через эту узкую щель видим только химию. Аналогично и работа компьютера на уровне «сейчас» кодов процессора выглядит лишь как последовательность элементарных операций с нулями и единицами (чтение, запись, сдвиг, суммирование). И никаких функций, циклов, операторов программ высшего уровня. Не говоря уже о картинке на экране, на которой, скажем, демонстрируется презентация о делении клетки. Понятно, что картинку/презентацию мы имеем на совсем другом уровне, характерное время которого включает в себя миллионы «сейчас» кодов процессора. Но мы отвлеклись от клетки. Так вот, химическая сложность клетки фиксируется именно как размазанная/распределенная по времени на масштабах характерного времени химических взаимодействий, а для фиксации биологических феноменов, биологической сложности необходимо подняться на уровень выше, выбрать другой масштаб времени, а по сути, расширить «сейчас». Фактически это означает, что та сложность, которую мы называем словом «жизнь», заметна только как распределенная на растянутом во времени потоке множества химических событий, то есть как темпоральная сложность.

Вот тут-то мы и уперлись в необходимость смены вещного мышления на событийное, темпоральное. Если на уровне физики и частично химии науке удавалось представить новую сложность как наращивание пространственной структуры — частица к частице, атом к атому, вот и молекула вырисовалась — то для описания жизни такая схема уже не годится: ну не удается запихнуть всю сложность в пространственные границы. Биологический организм — это не пространственное тело и не некий химический процесс, а темпоральная структура, распределенная на огромном потоке химических событий. Живые объекты складываются не из пространственных, а из темпоральных частей. Организм — это темпоральная система, сложность которой лишь частично представлена в виде локализованной в пространстве структуры.

Завершая разговор о «сейчас», хотелось бы особо обратить внимание на факт его («сейчас») неточечности. «Сейчас» — это не пустой миг между прошлым и будущим, а некий зазор между ними, промежуток, вмещающий в себя много-много «сейчас» низших уровней. Представьте, сколько «сейчас» на уровне кодов процессора вмещается в «сейчас» экранного изображения. Так и то, что мы на своем человеческом уровне называем моментом времени, фиксируя в нем картинку своей действительности, с необходимостью вмещает в себя миллиарды физиологических, химических, физических «сейчас», которые мы просто не различаем. Можно сказать, что мы — наше сознание — обладаем некой рассредоточенностью во времени, событийно насыщенной темпоральностью, которая, правда, дана нам во времени как единое «сейчас». Что и понятно — так сознание дано в сознании.

Событийная парадигма

В небе что-то летело. Один сказал «демон». Другой — «НЛО». И тут летящее пропало. Оба сказали «пропал». Мораль: они видели разное, пытаясь разглядеть вещь, но на уровне событий у них разногласий не возникло. Тут следует сделать уточнение, что речь идет не о происшествии («пропал демон»), а именно о событии («пропал») — о нечто элементарном, не нагруженном никаким дополнительным смыслом, просто об изменении, переходе, без уточнений от чего к чему.

По сути, прямо сейчас на этом примере с демонами, пропустив множество заумных пояснений, мы можем прийти к пониманию, что именно событие претендует на роль не только минимально различимого, но инвариантного элемента наших восприятий. У события, если уж мы его выделили в своей действительности, нет структуры. Иначе мы бы различили много событий, а не одно (понятно, что мы можем знать о сложности события, но здесь разговор идет именно о непосредственном восприятии, а не о мышлении). И самое примечательное, что у события нет никаких предикатов. Оно само себя определяет: «пропало», «появилось» («появилось медленно» — это уже не о событии, а об совокупности событий — процессе), «повернуло» («повернуло налево» — описано не событие, а направление траектории движения: в самом событии «повернуло», в точке поворота, нет никакого направления). Да, событие можно не различить вообще (ну, не видел кто-то ничего летящего, так и события «пропало» для него нет), но если уж событие различено, то спорить тут нечего: невозможно «пропало» спутать с «появилось». А вот демона с НЛО — запросто.

И тут мы делаем еще один скачок в мышлении, хотя и подготовленный всеми предыдущими рассуждениями: любую вещь мы можем разложить на события. Но конечно, мысленно, а не в непосредственном восприятии — наше «сейчас» не позволяет нам различать элементарные события в диапазонах характерных времен химического и физического уровней, они (события этих уровней) для нас сливаются, слипаются в вещи. Но мысленно-то мы можем представить самый нижний уровень «сейчас», на котором нет никаких вещей, а только последовательность событий переходов, даже непонятно от чего к чему — просто поток элементарных событий. Вот этот особый взгляд на мир как на поток элементарных событий и следует назвать исходным для событийной, темпоральной онтологии или, если хотите, парадигмы. А вещи? А вещи — это лишь структурированные фрагменты потока событий. Они воспринимаются как целостности только вследствие малой разрешающей способности нашего «сейчас». Вот и слипаются они в единое событие своей пространственной данности в нашем «здесь».

Пониманию этого нам опять может помочь компьютерная аналогия. Что такое «мир» компьютера на элементарном (процессорном) уровне? Непрерывный поток элементарных событий: 0100100100010010010… И ничего больше. Но на другом уровне — уровне интерфейса — некоторые последовательности этого потока смотрятся как вполне себе вещи: буквы, герои игры, ноты. И что мы делаем, когда хотим изменить эти вещи? Правильно, добавляем в исходный поток новые события. Итак, перед нами только события: системы событий (вещи) и события изменения систем событий, из которых на уровне интерфейса могут быть сформированы новые вещи. Особо зафиксируем: никаких вещей на уровне элементарного потока нет — они возникают только при приложении к этому потоку шаблонов (которые, кстати, сами являются структурами этого потока). Понятно, что из одного и того же фрагмента потока событий при наложении разных шаблонов могут быть выделены разные вещи (демон и НЛО). Это справедливо и для компьютера, и для нашего мира. В потоке элементарных событий, как на испещренной трещинами стене, мы можем разглядеть/выделить/оформить в вещь только то, о чем у нас есть представление как о вещи, для чего у нас есть шаблон. Как можно было разглядеть НЛО в средние века? Никак. Летала только исключительно всякая нечисть.

Тут самое время вернуться к нашим баранам, то есть к биологическим организмам. Как мы их должны представить в рамках событийной парадигмы? Элементарно. Как и все, что мы в нашей действительности хотим выделить/различить как целостность: описать как некоторую структуру на потоке элементарных событий. И кристалл и живая клетка — это системы событий. Разница лишь в том, что все события, составляющие систему кристалл, «упакованы» так, что полностью вписываются в наше человеческое «сейчас» — вещи мы воспринимаем в нем целиком, сразу. А вот событийная структура живой клетки сложнее, насыщеннее, не втискивается в границы нашего «сейчас», не обозревается одним взглядом — она для нас распределена во времени. Да, конечно, мы видим клетку и другие биологические организмы как пространственно определенные вещи — тела. Но теперь нам понятно, что тело есть лишь часть системы «биологический организм», только ее фрагмент, который вписался в наш пространственно-временной шаблон, а сама система темпорально шире, обладает сложностью (событийной насыщенностью), превосходящей сложность пространственной структуры тела. Живой, биологической является вся система, а не ее пространственное, телесное отображение в нашем «сейчас».

Ну вот на этом, наверное, можно и остановиться, закончить очередной, в некоторой степени популяризационный, подход к введению понятия «темпоральная сложность», к очерчиванию структуры темпоральной парадигмы (предыдущие попытки см. в книгах «Новации» (2007), «Темпоральность» (2011), в видеозаписях докладов и семинаров). Это было именно обозначение темы, указание направления мышления. Об иерархии темпоральных систем, о понимании эволюционных новаций как редукции темпоральной сложности, об инволюции и деволюции, о нисходящей причинности и трансреальных эффектах читайте в существующих публикациях. О темпоральной концепции сознания, а также о темпоральной этике, предлагающей сместить фокус внимания с обладания вещами на использование их функций, с оценочных предикатов на содержание событий, с пространственных границ на свое присутствие во времени, читайте в последующих публикациях.

Введение

в темпоральную онтологию

Год написания: 2014

Кто сегодня делает философию в России. Том III / Автор составитель А. С. Нилогов. — М.: ООО «Сам Полиграфист», 2015 — 736 с.

Этот текст является кратким систематизированным изложением релятивистской темпоральной онтологии [2: 136—166], главная цель которой — преодоление дуалистического подхода к описанию мира, унификация этого описания для различных онтологических регионов (физического и ментального), решение проблемы каузальных отношений этих регионов. В основу онтологии легла натурфилософская концепция распределенных во времени систем, предложенная автором [3: 181—233] для решения проблемы возникновения новой сложности в эволюционирующих системах. В концепции вводится представление о нелокализованной в пространстве сложности распределенных во времени систем, не фиксируемой в одномоментных срезах мира. Это дало возможность представить формирование эволюционных новаций (включая творческие) как редукцию распределенной во времени сложности в пространственную структуру. Впоследствии распределенную во времени сложность было предложено обозначать термином «темпоральность»¹.

Темпоральная онтология развивается в русле трех философских концепций: событийной онтологии Рассела, нейтрального монизма (Мах, Джемс, Рассел) и философского релятивизма.

Релятивизм

Релятивизм в общем случае (в науке, философии) устанавливает вполне тривиальный методологический принцип, согласно которому для фиксации любой определенности, любого суждения безусловно необходима система координат — точка зрения, точка отсчета. Исходным принципом релятивизма является утверждение, что среди неконечного множества таких систем координат не может быть одной выделенной, абсолютной. Следует особо подчеркнуть, что основным тезисом релятивизма является не лозунг «все относительно», а утверждение «все существует только относительно чего-то». Философский релятивизм следует понимать как позицию, с которой констатируется относительность любых философских построений, их рядоположенность, невозможность какими-либо рациональными способами выделить из множества философских систем одну привилегированную. Но нас больше будет интересовать не «внешний» релятивизм, устанавливающий отношения между различными философскими концепциями, а релятивизм в границах одной философской системы, одной онтологии, утверждающий, что внутри нее не может быть задана некая привилегированная позиция, некий выделенный онтологический уровень, однозначно и строго разделяющий объекты на два или более типов, скажем, на феномены и ноумены². Речь идет не о полной унификации объектов, а о соблюдении релятивистского принципа, согласно которому любое онтологическое разделение не может быть абсолютным, а допустимо только относительно некоторой системы координат.

В качестве такой системы координат, такого подвижного уровня, относительно которого предлагается фиксировать статус объектов, в релятивисткой онтологии принимается субъект. Причем в качестве субъекта предлагается рассматривать не только разумный, самосознающий субъект, но и любой другой субъект, различающий в своей действительности объекты. То есть наравне с субъектом-человеком мы должны говорить о субъекте-электроне, чья действительность состоит из других электронов, атомов, молекул, о субъекте «живая клетка», чье объектное окружение составляют молекулы, другие клетки, организменные системы и пр. Итак, следуя принципу релятивизма (а точнее, логично вытекающему из него принципу антиантропоцентризма), в предлагаемой темпоральной онтологии не устанавливается фиксированный уровень субъекта — в качестве субъекта, по сути, может рассматриваться произвольный объект.

Нейтральный монизм

и универсум событий

Вполне естественно, что указанный релятивистский принцип (отсутствие фиксированного уровня субъекта) несовместим с какой-либо формой дуализма, допускающего два несводимых друг к другу начала, проводящего однозначную границу между физическим и ментальным, то есть разделяющего сущее на два жестко противопоставленных онтологических региона. Однако релятивистскую онтологию нельзя рассматривать и как традиционно монистическую, признающую лишь одно начало, одну субстанцию (скажем, Бога или материю). Такие концепции с позиции релятивизма следует рассматривать как частные предельные случаи, реализующиеся при смещении уровня субъекта в одну из крайних точек, в позиции элементарного или абсолютного субъектов.

Из существующих подходов к построению глобальной онтологии наиболее совместим с релятивизмом нейтральный монизм, констатирующий, что в основе любых различаемых субъектом объектов — и феноменов, и ноуменов — лежит некая единая субстанция, сама по себе не являющаяся ни физической, ни ментальной. Именно такая нейтральная концепция не позволяет исходно, до и вне указания уровня субъекта, фиксировать статус объектов — нейтральность которых нарушается только в действительности конкретного субъекта. В развитие идеи одного из главных идеологов нейтрального монизма Расселом в темпоральной онтологии в качестве такой нейтральной субстанции предлагается рассматривать множество всех возможных событий — универсум событий. То есть принимается принцип «все в мире состоит из событий» [8].

Событийные онтологии

Близкими к описываемому онтологическому подходу можно считать философию жизни Бергсона и философию процесса Уайтхеда («Природа есть структура развёртывающихся процессов. Реальность есть процесс.» [9: 130].). Приоритетную значимость события/факта утверждал в «Логико-философском трактате» и Витгенштейн («Мир — целокупность фактов, а не предметов.… Происходящее, факт — существование со-бытий» [4]). Правда, Витгенштейн, рассматривал событийность как логическую связанность вещей, а не как онтологическую основу для самого их существования. Особое внимание событиям как отдельно существующим сущностям уделял в своей теории действия Дональд Дэвидсон [11]. Однако «аномальный монизм» Дэвидсона, утверждающий несводимость ментальных событий к физическим, плохо совместим с нейтральным монизмом и релятивизмом. К тому же, к изучению событий Дэвидсон подходил со стороны логического анализа языка. Безусловно, следует упомянуть и онтологии события, развиваемые в философской линии Хайдеггер [10] — Делез [5] — Нанси [7] — Бадью [1], проходящей в плоскости со-бытийности языка и ситуативности истории, то есть несколько в стороне от чистого онтологизма Рассела.

Следует особо отметить, что близкий по идеологии и логике к предлагаемому подход — но ориентированный на физико-теоретическое описание — развивает в своей темпоральной модели реальности А. М. Заславский [3]. Идея универсума событий также чем-то близка и к так называемой бутстрап-концепции, предложенной физиком Джеффри Чу в 70-х годах прошлого века, основу которой составляет отказ от постулирования каких-либо субстанциональных (материальных) и логических первоначал Мира и представление последнего как паутины взаимосвязанных событий.

Вещная онтология

Традиционным для современного человека — и в быту, и в науке, и в философии — является вещное мышление, для которого свойственно описание мира как множества пространственно локализованных объектов-вещей. Сами вещи определяются через совокупность предикатов, присваиваемых им в разные моменты времени, то есть через последовательность состояний. Событие в вещной онтологии трактуется как изменение вещи, как переход ее из одного состояния в другое. Описание мира, по сути, сводится к построению пространственной (матрешечной) иерархии: вещи составляются из вещей поменьше — деталей, частей, а те из молекул и так до элементарных частиц. Причем вопрос «из чего состоят самые элементарные из элементарных?» остается открытым. У вещного описания, наряду с очевидными преимуществами (простота, прагматичность, эффективность при описании физических объектов) имеются и очевидные проблемы. Во-первых, это ограниченная масштабируемость: матрешечное описание теряет свою однозначность на уровне выше косных вещей — уже биологический организм трудно свести к структуре молекул, а социумные, ментальные, духовные объекты вообще невозможно вписать в вещно-пространственную иерархию. Во-вторых, матрешечная иерархия вещного подхода необходимо подразумевает редукционистское мышление, предлагающее сводить понимание целого (вещи) к описанию его частей. И если для физики и химии это вполне срабатывает, то на уровне живого мы опять же наблюдаем стопор: не получается описание биологической системы на языке химических формул, что уже говорить о психическом и ментальном. В целом, можно сказать, что дуалистические онтологии, придерживающиеся дихотомии физического и ментального, являются непосредственным продуктом вещного мышления.

События

Следует отметить, что вышеперечисленные онтологии событий и процессов (кроме онтологии Рассела), хотя и предлагают взглянуть на Мир с другой, не вещной позиции, акцентировать внимание не на самих пространственно определенных вещах, а на их отношениях во времени, все же не отказываются от самой идеи вещи как «носителя» этих самых событий и процессов. В них констатируется, что мы живем в мире событий, для нас важно именно то, что происходит, мы реагируем именно на изменения, а не на вещи, вещи лишь обеспечивают, поддерживают событийность, служат субстратом событий, и наша деятельность описывается именно как система событий, а не набор вещей. И это тем более бесспорно, если речь идет о таких деятельностях, как мышление, познание. Обобщая логику упомянутых событийных онтологий, следует заключить, что вещь может быть понята только как система событий: событий ее появления и исчезновения, различения ее предикатов, включения в мышление. Вещь при этом приобретает смысл только в событии, только как элемент деятельности — целенаправленного потока событий.

Но можно сделать еще один шаг и, обратив вслед за Расселом этот событийный анализ уже вглубь вещей (а не только на их отношения друг с другом), довести его до предела, то есть до утверждения «мир состоит из некоторого числа, возможно конечного, возможно бесконечного, сущностей… Каждая из этих сущностей может быть названа „событием“» [8]. Да, мы можем описать, скажем, биологический организм как собранный из молекул, то есть как пространственную структуру — по сути, мертвое тело. Но с другой стороны, можно представить его и как систему событий химических отношений этих молекул. При этом понятно, что событийное описание даст нам более полное понимание организма по сравнению с чисто структурным анализом. Двигаясь дальше вглубь вещей, можно и молекулы описать не как «шарики на палочках», а как совокупность событий взаимодействия атомов — понятно же, что структура, пространственное положение элементов молекулы вторичны относительно событий электронных обменов. Ну и сами атомы следует описывать как системы актов-событий взаимодействия частиц. В конечном счете Рассел, анализируя представления квантовой теории о строении материи, приходит к выводу: «материя — это просто удобные способы группирования событий» [8]. А на законный вопрос «событий чего? событий происходящих с чем?» отвечает: «событий, которые просто случаются, а не случаются „с“ материей или „с“ чем-то еще» [8].

Элементарное событие

Вообще-то, это существенная проблема событийной онтологии: как можно мыслить сингулярные, элементарные события вне связи с какими-либо первовещами, неким субстратом, изменения которого следует трактовать как события? Во-первых, к такой ситуации можно относиться как к предельной — так получается, если довести событийное мышление до логического конца: на очередной итерации вопрошания «а чего это события?» мы просто не найдем подходящих вещей в матрешечной иерархии. Во-вторых, можно сослаться на то, что нас же не смущает, что и в вещной онтологии у нас нет ответа на вопрос, насколько элементарны элементарные частицы? Да и к тому же, исходным для вещи все равно будет событие ее появления, а не она сама. В-третьих, можно, как и в случае с вещами, сослаться на некую не данную в непосредственных ощущениях субстанцию типа материи, на «поверхности» которой и «пузырятся» наши элементарные события. То есть в итоге решение проблемы можно свести к простому постулированию события как исходной непосредственной, не определяемой ни через что другое сущности, некой монады.

Можно еще добавить, что при фиксации некого уровня событий, субстрат, на котором они реализованы, принципиально не важен — значение имеет лишь структура потока событий. В качестве аналогии тут можно упомянуть процесс передачи информации (по сути, последовательности событий), который индифферентен к своему носителю. Развивая информационную аналогию, уместно будет привести пример с формированием картинки на экране монитора компьютера: «феноменально» изображение нам дано как множество событий, при этом на чем реализованы эти события (удары электронов или переходы состояний жидких кристаллов) не имеет значения, а уж на каком языке написана программа и на каких элементах собран сам компьютер (на лампах или полупроводниковых кристаллах) — вообще дело десятое. И, забегая немного вперед, можно отметить, что и сами воспринимающие субъекты в событийной онтологии, безусловно, следует мыслить как множества событий — тех же элементарных событий, из которых «собраны» и объекты, а следовательно, при рассмотрении отношений одной системы событий (субъекта) с другой системой событий (объектом) субстрат, на котором реализованы эти события, можно вынести за скобки. Эту мысль можно проиллюстрировать множеством аналогий: скажем, наши субъект и объекты изображены на мониторе, то есть являются структурами экранных событий, или представляют собой волны на поверхности океана Соляриса, или поток компьютерных кодов матрицы, или события флюктуаций квантового вакуума — понятно, что во всех этих случаях сам метод генерации этих событий никак не может повлиять на содержание отношений множеств событий.

Событие против вещи

Итак, нам предлагаются на выбор два изначально логически равноценных онтологических подхода, исходящих из разных оснований: (1) постулирование элементарной вещи/частицы (без уточнения, из чего она состоит) с последующим описанием всяких вещей как пространственных структур из этих частиц; и (2) постулирование элементарного события (без уточнения, что там изменяется) и представление всякого объекта в виде потока событий. Даже на первый взгляд, без уточнения логики построения онтологий, выбор представляется очевидным: взяв в качестве исходного кирпичика вещь, ничего другого, кроме вещи, и не построишь. Жизнь, мышление, духовная деятельность не складывается из вещей, не раскладывается на кирпичики, и именно понимание того, что значительная часть нашей действительности просто непредставима в виде пространственно локализованных вещей или их структур, а явлена в виде систем событий, побудило обратиться к событийной онтологии. Ну а сами вещи вполне себе разложимы на события, представимы как структуры событий, как нечто фиксируемое, оформляемое, конфигурируемое (и снаружи, и изнутри) событиями.

Событие и сознание

Необходимо отметить еще одно возможное понимание события — как акта восприятия объекта в сознании субъекта. По сути, вещь для субъекта есть локализованный в пространстве комплекс предикатов, различений, и каждое из этих различений возможно трактовать как событие. С этой позиции вещь в действительности субъекта выступает как фиксированный в «сейчас» комплекс событий. Причем событие в этом комплексе следует понимать как не нагруженное содержанием: событие различения цвета (красного или синего) не есть «красное» или «синее» события — это просто события (ну как счетные единицы, которые имеют смысл независимо от того, что мы считаем, яблоки или груши). То есть событие в сознании субъекта следует понимать как локализованное во времени единичное, элементарное различение. И понятно, что при таком подходе феноменологическое пространство сознания мы должны строить не из вещей, а из событий — первичной данностью в сознании является событие, а не вещь. И сразу же необходимо отметить, что в этой первичной данности и феномены, и ноумены изначально выступают в одинаковом онтологическом статусе — как множества событий различения, что безусловно соответствует релятивистскому подходу.

При обсуждении отношения события и сознания можно опуститься и на самый элементарный уровень, к начальному отношению субъекта и объекта, понимаемых как нечто различающее и нечто различенное. Так вот, первым различенным и одновременно самым непосредственным, неопределенным, бессодержательным, самым очевидным объектом для субъекта, будет само первичное различение — просто чистое различение без уточнения, чего это различение. И это различение, безусловно, следует трактовать как событие (ну не вещь же). Здесь даже уместно вспомнить Гегеля, у которого результатом первого логического синтеза после постулирования чистого бытия и его отрицания в ничто является становление, то есть, по сути, чистое событие — еще до и вне всяких вещей, событие перехода чистого бытия в ничто и обратно.

Нейтральность

элементарных событий

Итак, и с вполне физикалистской позиции, позволяющей описать вещи (пространственные системы) как последовательности событий, и со стороны сугубо философского анализа субъект-объектных отношений, мы получили представление о Мире как о системе событий — универсуме событий. При этом, освободившись от постулирования вещи, мы избавились (в полном согласии с принципом нейтрального монизма) от необходимости исходной привязки событий к каким-либо онтологическим уровням: и физические, и биологические, и ментальные события представляются как системы исходно онтологически нейтральных элементарных событий. К какому уровню будет отнесено событие, зависит (в соответствии с релятивистским подходом) исключительно от позиции субъекта, различающего это событие. К примеру, событие удара футболиста по мячу в зависимости от уровня рассмотрения можно описать и как физическое, и как физиологическое, и как социально-спортивное, и даже как эстетическое. То есть каждый раз мы имеем дело с субъектной интерпретацией некоторого фрагмента универсума событий, исходно не имеющего никакого онтологического статуса. Так, рассматривая некоторую ограниченную последовательность событий органического синтеза, мы вполне можем иметь дело как с реакцией в пробирке, так и с фрагментом сложного биологического процесса в клетке мышцы, реализующего бег гепарда — на уровне событий химического взаимодействия эти ситуации неразличимы. А «сузив» свой взгляд на поток событий до ядерных взаимодействий, мы уже не сможем отличить неорганическую реакцию от органической.

«Сейчас»

Демонстрируя на примерах исходную нейтральность элементарных событий (отсутствие сугубо биологических, химических и пр. событий), мы попутно подошли к формулированию принципа различения онтологических уровней: онтологический статус объекта, выделяемого из общего потока событий, зависит от «масштаба» взгляда на этот поток — от количества одновременно рассматриваемых событий. Расширяя или сужая границы анализа потока событий, можно разглядеть в нем и психофизиологическое действие «охота гепарда», и последовательность биологических событий сжатия клеток тканей в его мышце, и цепочку химических событий, и отдельное физическое событие. При этом понятно, что пробегая, скажем, «химическим» взглядом по всей цепочке событий, составляющих действие «охота», не то что охоты, а и никакой биологической специфики этой цепочки разглядеть не получится. Так и на уровне только физических событий не различить химических взаимодействий.

Тут уместно ввести понятие «сейчас», фиксирующее «ширину», масштаб взгляда на поток событий. Можно говорить о физическом, химическом, биологическом и т. д. «сейчас», в каждом из которых фиксируются события соответствующего онтологического статуса. Из приведенных ранее примеров ясно, что биологическое «сейчас», гораздо «шире» химического: биологические события, скажем, акты сжатия клетки мышцы, наблюдаемы в «сейчас», охватывающем значительное множество последовательных химических событий. И следует понимать, что использование слова «сейчас» не аллегорично — речь действительно идет о выделении ряда точек зрения, различающихся разрешающей способностью, протяженностью мгновения восприятия, то есть об относительности понятия «сейчас». Наиболее наглядно релятивность «сейчас» можно продемонстрировать на примере работы компьютера: ее можно рассматривать с уровня нашего обыденного «сейчас», в котором картинка на мониторе дана сразу целиком как единый пространственный феномен. Но есть еще «сейчас» программы высшего уровня, и в это «сейчас» мониторная картинка уже не помещается, а представляется составленной из тысяч и тысяч последовательных событий выполнения операторов. Каждый же оператор в свою очередь есть поток событий выполнения команд процессора, и соответственно, на уровне процессорного «сейчас» уже неразличимы функции и циклы — там только операции с битами. Ну а ниже есть уровень физического/атомарного «сейчас», на котором уже нет такой вещи, как компьютер.

Темпоральность

Итак, на данный момент изложения мы имеем представление о Мире как универсуме событий, потоке элементарных событий. Также мы зафиксировали, что отдельные события не имеют онтологического статуса, таковой приобретают только их множества, которые следует понимать как объекты. Причем сама возможность «восприятия» объектов зависит от масштаба рассмотрения потока, от ширины «сейчас». И тут мы должны сделать уже напрашивающийся следующий шаг в онтологическом строительстве и связать понятие «сейчас» с субъектом. Ранее уже отмечалось, что субъект, как и любой объект, есть некоторая структура универсума событий, множество событий некоторой мощности, протяженности. Резонно предположить, что именно эта мощность задает уровень субъекта, то есть определяет его способность различать, воспринимать объекты разного онтологического статуса, и поэтому логично связать ее с понятием «сейчас».

Вместо абстрактного внешнего субъекта-наблюдателя, глазами которого мы до сих пор извне смотрели на поток событий и который для выделения из универсума объектов разного онтологического статуса прилагал к нему различные шаблоны «сейчас», мы вводим понятие «онтологического субъекта», размещенного непосредственно в потоке, представляемого как протяженный фрагмент этого потока со своим индивидуальным «сейчас», равным собственной протяженности. По сути, мы получили вполне ожидаемую онтологическую схему: субъект есть мера всех объектов, различаемых и неразличаемых. («Человек есть мера всех вещей существующих, что они существуют, и не существующих, что они не существуют», Протагор). Субъект «живая клетка» в своем «сейчас» (равном ее протяженности в потоке событий) может различить соседние клетки, молекулы полимеров, но не может различить биологический организм как целое — последний более протяжен на потоке событий, чем «сейчас» клетки. А для субъекта «молекула» будут доступны атомы — они обладают меньшей событийной насыщенностью, а вот такой объект, как живая клетка, находится за порогом различимости.

В последних рассуждениях мы постоянно использовали понятие, обозначаемое словами «мощность», «протяженность», «насыщенность» событийного потока; оно указывало либо на некоторые событийные габариты выделяемого объекта, либо на событийные размеры шаблона «сейчас» (который мы уже сопоставили с мерой субъекта). Так вот, для фиксации этого понятия предлагается ввести термин «темпоральность». Темпоральность — это событийная емкость объекта или «протяженность» объекта на потоке событий. Темпоральность объектов можно ассоциировать с их событийной сложностью, если под последней понимать мощность множества событий, составляющих объекты. Именно понятая как событийная сложность, темпоральность позволяет формально фиксировать уровни объектов: мы можем говорить, что физические, химические, биологические и т. д. онтологические уровни задаются объектами со все возрастающей темпоральностью. Через темпоральность определяется и уровень субъектов. Их спектр простирается от элементарного субъекта с единичной сложностью элементарного события до абсолютного субъекта с максимальной темпоральностью, равной всему универсуму событий.

Таким образом развиваемая онтология наконец-то приобрела свое индивидуальное название (отличное от других онтологий событий) — темпоральная онтология.

Феномены и ноумены

Связывание уровня субъекта с его темпоральностью — событийной сложностью, протяженностью на потоке событий — и представление о спектре уровней субъектов от элементарного до Абсолютного полностью согласуется с одним из основополагающих принципов темпоральной онтологии — релятивизмом. Конечно, субъект имеет привилегированное положение в своей действительности, но это положение не должно быть выделенным в мире, не должно задавать абсолютного разделения мира на два онтологических региона: физический и ментальный. В нейтрально-монистической темпоральной онтологии, в которой исходно не вводится различение событий по онтологической «окраске», положение субъекта не фиксировано: в качестве субъекта может рассматриваться любой фрагмент потока событий — с темпоральностью от единичной до максимальной, «перекрывающей» весь мир (универсум событий). И понятно, что при таком подходе разделение мира на регионы не абсолютно — производится относительно любого выбранного субъекта. Одновременно становится очевидным, что невозможно говорить и об абсолютности онтологического статуса объектов, он может быть зафиксирован только относительно уровня/темпоральности субъекта.

Ранее уже рассматривалась проблема различимости объектов относительно некоторого масштаба «сейчас» (с позиции внешнего наблюдателя): отмечалось, скажем, что с уровня химического «сейчас» неразличимы биологические объекты. Теперь, введя понятия «онтологический субъект» (субъект внутри мира) и «темпоральность» (событийные габариты «сейчас» субъекта), мы можем уже говорить о химическом субъекте, темпоральность которого соотносима с событийной протяженностью химических объектов и который непосредственно не различает объекты биологического уровня, обладающие большей темпоральностью (событийной сложностью). В последнем предложении особое значение имеет слово «непосредственно» — оно акцентирует внимание на том, что, хотя субъекту химического уровня, внутри его химического «сейчас», биологические объекты не даны, он может быть элементом, темпоральным фрагментом этих объектов, в той или иной мере «ощущать» их влияние. То есть речь идет о том, что субъект (любого уровня) может непосредственно различать объекты меньшей темпоральности и опосредованно, косвенно «воспринимать» объекты большей темпоральности, в которые он вписан в качестве элемента, фрагмента их событийной структуры. Для обозначения этих двух типов объектов — различаемых субъектом непосредственно и опосредованно — резонно ввести два термина «феномен» и «ноумен». Объекты с темпоральностью меньшей, чем темпоральность онтологического субъекта, мы будем называть феноменами, а с большей темпоральностью — ноуменами. Ну и попутно следует ввести термин для обозначения всей совокупности различаемых субъектом объектов — «субъектная действительность» или просто «действительность». Теперь мы должны говорить так: в действительности субъекта химического уровня (скажем, молекулы) имеются объекты двух онтологических статусов — феномены (атомы, другие молекулы) и ноумены (органоиды, живая клетка). Понятно, что схема рассуждения о действительности субъекта разумного уровня (человека) — как и должно быть в релятивистской онтологии — аналогична: действительность человека разделена на два региона — в одном представлены непосредственно различаемые/наблюдаемые объекты с меньшей, чем у субъекта, темпоральностью, то есть феномены; а в другом — ноумены, которые вследствие своей большей протяженности в событийном потоке воспринимаются лишь опосредовано, как умо — или духопостигаемые. Ноуменальным для человека является, к примеру, такой социумный объект, как экономика — она не различаема в непосредственном восприятии как нечто данное в «сейчас», как вещь, но постигается как система, в которую субъект-человек включен как темпоральный элемент/фрагмент. Тут отмечается полная аналогия с отношениями субъекта-молекулы и объекта-ноумена «живая клетка», но аналогия именно на уровне онтологической схемы — понятно же, что не следует трактовать это подобие как приписывание молекуле «ума», с помощью которого она «постигает» жизнь. Речь идет только о фиксации статуса объектов с различной темпоральностью в действительности субъекта.

Пространство и время

Представление действительности субъекта как разделенной на две части — феноменальную и ноуменальную — непосредственно подводит нас к необходимости введения понятий «пространство» и «время». (Примечательно, что нам удавалось так долго говорить о темпоральной, событийной онтологии, не упоминая эти понятия.) И вводятся эти понятия в схеме темпоральной онтологии вполне тривиально: пространство должно пониматься как форма/способ различения субъектом феноменов, а время как форма/способ различения ноуменов. Логика предельно проста: множество феноменов, объектов меньшей, чем у субъекта, темпоральности, дано последнему непосредственно, все сразу, но поскольку феномены в принципе не совпадают, то должен быть некий способ их различения, который и воспринимается субъектом как распределение в пространстве³. Ноумены же, объекты событийно более сложные, более протяженные на потоке событий, чем субъект, объекты, которые он не может втиснуть в свое пространство (вместе с феноменами), могут быть восприняты им лишь последовательно, что можно трактовать как различение во времени. Если обратиться к примеру разумного субъекта, то предложенная схема соответствует разделению им объектов на различенные в пространстве феномены (вещи) и ноумены (идеи), которые даны ему лишь как мыслимые, различаемые во времени.

Проанализируем еще один пример, призванный продемонстрировать относительность феноменов и ноуменов, пространственного и временного различения объектов. Рассмотрим действительность субъекта «клетка желудка». В качестве феноменов в ней будут зафиксированы «тела» соседних клеток, молекул, и все они будут различены пространственно (справа, слева). А такой, явно более темпоральный объект, как «пищеварение», в действительности субъекта-клетки будет иметь статус ноумена, не имеющего относительно нее пространственной определенности (если бы клетка могла думать, то на фиксацию такого объекта у нее ушло бы значительное время). Однако, если мы рассмотрим этот же объект «пищеварение» в действительности субъекта-человека, то он уже будет иметь статус феномена с вполне фиксированной пространственной локализацией.

Интересны граничные варианты выделения субъектов. В действительности элементарного субъекта, ассоциируемого с элементарным событием, нет феноменальной части, или можно сказать, что его пространство точечно, имеет нулевую размерность. Его действительность абсолютно ноуменальна. Но она и пуста — элементарный субъект, не обладая темпоральностью, не может различать ноумены. Элементарный субъект существует в непрерывном потоке, в абстрактном времени, в чистом, содержательно не наполненном мышлении. Действительность абсолютного субъекта, ассоциируемого с полным универсумом событий, наоборот, не содержит ноуменальной части — в его действительности нет времени. Весь Мир для абсолютного субъекта дан одновременно, пространственно развернуто — от элементарных событий до сложнейших объектов (которые мы воспринимаем как ноумены). Для него нет ни прошлого, ни будущего. Он воспринимает все события сразу. Он не мыслит, он просто созерцает. И то, что такие предельные экстраполяции привели нас к вполне ожидаемым результатам, к ассоциациям с понятиями «монада» и «Бог», свидетельствует о продуктивности, осмысленности темпоральной онтологии.

Естественно, что полученная в темпоральной онтологии трактовка времени и пространства является релятивисткой: каждый субъект существует в своем времени и в своем пространстве. Говорить о времени и пространстве вне субъекта, вне его действительности принципиально нельзя. Нет субъекта — нет объектов, и нет времени и пространства, то есть форм различения объектов. Абсолютное время и абсолютное пространство фигурируют только как предельные экстраполяции.

Неточечность «сейчас»

Понятие «сейчас» изначально было введено как шаблон-инструмент внешнего наблюдателя, с помощью которого производилось выделение и сравнение онтологических уровней. Впоследствии габариты «сейчас» были сопоставлены с темпоральностью субъекта, относительно которой производится сепарация объектов на феномены и ноумены. И конечно, интересен ответ на вопрос: а как же сам субъект воспринимает себя в своем «сейчас»? Понятно, что субъект не может различить себя в своем феноменальном пространстве, поскольку темпоральные габариты этого пространства фиксируются по его собственным габаритам. Субъект не явлен в своем пространстве в виде объекта/вещи, хотя он и задан в нем как точка отсчета, начало системы координат — пространственное положение объектов задается именно относительно положения субъекта.

Одновременно субъект не может мыслить себя и во времени. И это понятно, ведь время есть форма, способ различения, восприятия субъектом ноуменов — объектов большей, чем у него, темпоральности. Как же в ноуменальной действительности субъекта, а по сути, в его собственном времени, должен восприниматься ноумен, равный темпоральности субъекта, то есть как в собственном времени субъект должен различать себя? Ответ очевиден — мгновенно. Можно сказать, что на обдумывание себя в собственном сейчас субъект не тратит времени. Или так: субъект во времени есть мера самого себя. Иными словами, протяженность любого субъекта в собственном времени равна нулю.

Здесь мы опять получаем интуитивно ожидаемый вывод: субъект, какой бы темпоральностью, событийной сложностью он ни обладал, не дан сам себе как объект — ни феноменально (пространственно), ни ноуменально (во времени). Хотя можно сказать, что сложность субъекта может быть описана как сложность его действительности, совокупная сложность различаемых им объектов — он сам себе дан в виде своего мира.

Развитие темпоральной онтологии

Понятно, что построение темпоральной (релятивистской нейтрально-монистической событийной) онтологии было бы бессмысленно, если бы она, помимо удобных схем рассуждения и терминологии, не предлагала решений ряда философских проблем, которые ниже мы только обозначим.

Прежде всего темпоральная онтология позволяет нам вразумительно говорить о трансцендентном. Понятно, что в действительности онтологического субъекта различаемые им объекты не выглядят как фрагменты потока элементарных событий, субъект имеет дело лишь с явлениями — феноменами и ноуменами, которые приобретают объектный вид только для него, в форме, определяемой его сложностью. Ведь ясно, что один и тот же фрагмент событийного потока будет по-разному представлен в действительностях разных субъектов — вплоть до несовпадения онтологических статусов (объект «клетка», являющийся феноменом в действительности субъекта «многоклеточный биологический организм», для субъекта «молекула» будет иметь статус ноумена). То есть некий фрагмент трансцендентного событийного потока, который можно ассоциировать с кантовской вещью в себе, оформляется в имманентный объект субъектной действительности только при наложении на него темпорального «шаблона» конкретного субъекта (который сам является фрагментом этого потока). Проблема совпадения объектов в различных субъектных действительностях, то есть проблема совместной деятельности, решается путем сравнения темпоральностей субъектов. Совместная деятельность субъектов, в частности, субъектов разумного уровня — людей, возможна вследствие унификации их сложности в процессе онтогенеза, воспитания и образования. Отличие же субъектов друг от друга по темпоральности (сложности) вследствие, скажем, разного уровня образования, приводит к рассогласованию их субъектных действительностей, которое, безусловно, заметно лишь на ноуменальном уровне (объекты-феномены обладают низкой сложностью, которая однозначно фиксируется субъектами приблизительно одного уровня.)

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Следует особо обратить внимание, что термин «темпоральность» в этом тексте обозначает не некоторую обобщенную временность, не отношение некоторого феномена ко времени, а вполне конкретное понятие «распределенная во времени сложность», раскрытию смысла которого и посвящен текст.

2

Термин «ноумен» трактуется здесь в исходном платоновском смысле как внепространственный, умо — или духопостигаемый объект, в противоположность феномену, данному как пространственно фиксированное явление, вещь.

3

О возможности формального описания множеств неодновременных событий как объектов, различенных в пространстве субъекта см. работах Заславского [6: 35].