Как правило, здесь указывается на влияние 
неокантианства.        
     
            
        Течением, связавшим своей историей культурологическую мысль XIX и XX вв., стало 
неокантианство (табл. 10).        
     
                            
                    
        На протяжении всей книги авторы возвращаются к опровержению восходящего к 
неокантианству понимания предмета логики (с. 49–51, 168, 261–268, 594–595).        
     
            
        Мыслитель критикует и такие принципы 
неокантианства, как разделение между «пониманием» и «объяснением» и, что важно для понимания его правовой теории, разделение между нормой и фактом.        
     
            
        Если кантианство первой волны в своей культурфилософии использовало в основном идеи «Критики способности суждения», то 
неокантианство опирается на весь ресурс наследия великого мыслителя.        
     
                    
        
                    
        
    
    
        
            
            Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
            Карту слов. Я отлично
            умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
        
        
            
                    
                    
                        Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
                     
                    
                        Вопрос: переусложнение — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?                    
 
                    
                    
                                 
         
     
                                
        Образ раскрытых книг с «лиственными разворотами», которые тянутся «за литературными сносками», может оказаться и рассказом об открытии нового пути в философии, требующего, однако, ухода от университетских занятий и от прежней лояльности 
неокантианству.        
     
            
        Учёные занятия философией, реформа 
неокантианства приводят к философии ценностей.        
     
            
        Его статья «Кант и марбургская школа», помещённая в настоящем издании, представляет собой лапидарную кодификацию подхода марбургской школы 
неокантианства в его наиболее зрелой форме.        
     
                            
                    
        Даже кантовский примат практического разума свято блюдется современным 
неокантианством.        
     
            
        Таковы философия 
неокантианства и философия жизни, с которых началась современная философия культуры, или фрейдистская философия.        
     
            
        Сложившееся в рамках 
неокантианства и доказавшее свою полезность подразделение всех наук на науки о природе и науки о культуре должно быть, однако, прояснено и детализировано.        
     
            
        Самой старой и примитивной формой 
неокантианства является физиологическая интерпретация критицизма.        
     
            
        Необходимо отметить, что для концепций образования, развиваемых в русле 
неокантианства, зачастую была характерна неотчётливость собственно в определении наук – речь шла о «экспериментальной педагогике», «педагогической психологии», «практической педагогике» или даже о «прикладной философии».        
     
            
        Педагогические концепции, близкие 
неокантианству, отличались большим демократизмом, отводили приоритет личностной проблематике и пытались использовать данные экспериментальной психологии, которая в то время получила особую популярность.        
     
            
        По сути, этот поворот в сторону 
неокантианства, который безуспешно пытались предотвратить «ортодоксы», был не чем иным, как следствием превращения ими исторического материализма в «позитивную» науку.        
     
            
        Однако ему удалось опубликовать лишь чрезвычайно тщательную критику других эпистемологических течений, в частности марбургского 
неокантианства, чрезвычайно тщательную и, можно сказать, убедительную критику.        
     
            
        Этим и объяснялся парадокс, берущий своё начало с конца XIX в., когда историческое сообщество само себя вывело за пределы эмпирических наук, некритически и наивно интерпретировав идеи 
неокантианства о фундаментальном различии объектов наук о природе и наук о духе и методов их изучения.        
     
            
        Именно через призму науки (и прежде всего науки естественной) марбургское 
неокантианство и смотрит на окружающий нас мир.        
     
            
        Отсюда в марбургском 
неокантианстве разворачивается критика любого рода «данности», существующей помимо творческой работы познания.        
     
            
        Поэтому это движение гораздо свободнее от догматизма, так как предполагаемые априорные положения 
неокантианства в большинстве своём являются лишь догматическими гипотезами.        
     
            
        Помимо историко-философских поводов способствовали развитию 
неокантианства и некоторые социально-политические обстоятельства, прежде всего цензурные сложности с преподаванием философии в университетах, вызванные реакцией на революционные события 1848 года.        
     
            
        Названная «линия» абстрактно-философского осмысления культуры исторически завершилась (и, я думаю, логически исчерпала себя, своё отвлеченно-имманентное «качество») в «специальной» философии культуры 
неокантианства, обосновавшей онтологически особый, сверхнатуралъный и человечески всеобщий статус культуры (= её сущность) как целесообразно организованного универсума реализованных человеческой деятельностью и её продуктами ценностей.        
     
            
        Самым широким течением в современной эпистемологической мысли остаётся 
неокантианство.        
     
            
        Современные модные системы, например 
неокантианство или махизм, исходят из предпосылок, выдвинутых ещё классиками умозрительного мышления.        
     
            
        Не вдаваясь здесь в детали борьбы с «психологизмом», отметим только, что этот спор, несмотря на свой, казалось бы, отвлечённый характер имеет вполне определённую институциональную подоплёку, непосредственно связанную также с марбургским 
неокантианством.        
     
            
        Тем не менее некоторые причины, способствующие решительному завоеванию 
неокантианством популярности, предопределили и его быстрое забвение.        
     
            
        Именно культурно-философская проблематика сделалась вскоре для 
неокантианства ведущей.        
     
            
        Надо сказать, что социально-политический оптимизм 
неокантианства, а также вера в неуклонность исторического прогресса и неисчерпаемость «запасов» идеальных ценностей в свете трагических событий первой половины XX века несколько «скомпрометировали» данное направление и заметно охладили к нему интерес.        
     
            
        Не подчинённое терминологической инерции 
неокантианство, по его мнению, черпало вдохновение в первоисточниках, отчего философия «вновь молодела и умнела до неузнаваемости».        
     
            
        Среди проблем, исследуемых в русле отечественного 
неокантианства, особая актуальность в дискуссиях начала XX века придавалась спору «догматизма» и «критицизма» – спору, который выражал попытки осмыслить вопрос о природе философского знания на новом культурно-историческом этапе.        
     
            
        Ироничность, правда, не мешала ему в то же время создавать эклектические трактаты, представляющие собой попытку символистского преодоления 
неокантианства на пути к теософии.        
     
            
        Неокантианство нередко вызывало упрёки в оторванности от жизни, поскольку представители данного направления, как правило, утверждали, что методологически выверенная философия может работать лишь с содержанием сознания, так или иначе преобразованным особенностями человеческого восприятия.        
     
            
        Неокантианство пытается заменить телеологию аксиологией, в которой цель получает статус «значимости», а не сущности.        
     
            
        Представляется, что этот способ интерпретации марксизма открыл путь к рецепции 
неокантианства некоторыми его сторонниками, так как это был в тот момент наиболее перспективный путь к упрочению нравственного идеала, который не имел, как мы видим, опоры в позитивистской трактовке марксизма как «социологии».        
     
            
        Неокантианство исследовало такие универсалии и ценности культуры, как логические, эстетические, нравственные, религиозные.        
     
            
        Эта школа выдвинула новое эпистемологическое понимание позиции историка, созвучное тезисам 
неокантианства о противоположности “наук о культуре” “наукам о природе”, о роли оценочных суждений, о необходимости применения метода идеальных типов.        
     
            
        Ибо частичное спасение начала целесообразности и, соответственно, смыслового начала, как его мыслили представители 
неокантианства (учение о ценностях), Дильтей (учение о понимании), современная герменевтика, не освобождает нас от субъективизма и связанного с ним культур – релятивизма.        
     
            
        Об общем кризисе дарвиновской парадигмы, основанной на материализме и эмпиризме, и о тщетности попыток 
неокантианства, с его субъективизмом и обскурантизмом, с его схоластикой и софистикой, противостоять этому кризису, разлагающему современную социальную науку.        
     
            
        Неокантианство возвращает объект исследования, но теряет научный метод – объективность и связь с опытом.        
     
            
        Неокантианство развивалось на протяжении XIX века, и к XX веку сформировались два его основных направления.        
     
            
        Если традиционный идеализм, считая физический мир воплощением идей, редуцировал его к феноменам, а в виде субъективного идеализма, либо 
неокантианства – к ничто, если традиционный материализм, считая идеальное отражением материи (вещей-в-себе), редуцировал его к феноменам, а в виде современного «научного материализма», либо функционализма – к ничто, то трансцендентальная феноменология за(под)меняет те и другие феномены и даже ничто – новой реальностью, своеобразной феномен-субстанцией.        
     
            
        Послевоенный кризис подточил веру в бесконечный прогресс, идеалы формальной демократии, а вместе с ними потерпели поражение 
неокантианство, позитивизм и весь букет разнообразных гносеологических течений, ещё недавно самых модных и злободневных.        
     
            
        Можно и должно признать, что в области своих специальных задач современная философия (особенно 
неокантианство) достигла очевидных высот и сумела наконец выработать совершенно научные методы (чего не сумел сделать позитивизм во всех своих видах, включая сюда и прагматизм).        
     
            
        Реалистическое течение сегодня можно назвать самым сильным эпистемологическим течением за пределами собственно 
неокантианства.        
     
            
        Не означает ли введение этого понятия уступку 
неокантианству: сознательный разрыв методологии и методики, т. е. стремление противопоставить теоретическое источниковедение – источниковедению без теории?        
     
            
        Он пережил всех других значимых неокантианцев, хотя и не был самым молодым из них, так что с ним 
неокантианство закончилось как историческое явление.        
     
            
        Они уже были воплощены в жизнь 
неокантианством, и каждый, кто хочет чего-то достичь в научном плане, должен продолжать строить на их основе.        
     
            
        Мы обязаны 
неокантианству нашей величайшей благодарностью.        
     
            
        Но теперь он закончен как просто 
неокантианство.