И поэтому изложение православной
аскетики более всего уместно на основании учения о восьми человеческих страстях и противоборстве с ними.
Ещё больше написано о духовной жизни и о тонких вопросах
аскетики.
Вся дохристианская восточная
аскетика имеет два уклона: отрицательный – поборающий и положительный – возводящий.
Что любовь как влюблённость изобрели трубадуры, перенёсшие правила
аскетики (созерцание отсутствующего, нежная дума о невидимом, важность икон и реликвий, сердечная глубина переживания) на любовную область.
На языке христианской
аскетики такая сила называется страстью, но, конечно же, не в том смысле, который вкладывают в это слово авторы лирических стихов и любовных романов.
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: истачивать — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Притом иногда очень вдумчиво, потому что родители были православные и знали хотя бы основы
аскетики.
Христианская
аскетика рассматривает тщеславие как страсть, или, иначе говоря, как свойство человеческой природы, которое оказалось изуродовано грехом до неузнаваемости и превратилось в собственную противоположность.
Так появилась
аскетика, а внутри неё – учение о страстях как источнике греха.
– Разница в том, что в современной
аскетике отсутствует практически вся мистическая сторона подвижничества, включая высшие ступени духовного знания и делания, связанные с достижением духовного совершенства.
Описанная старцем, древняя
аскетика выглядела чем-то мистичным, интригующим и пугающим одновременно.
Кроме этого святоотеческая
аскетика владеет глубинным знанием о внутреннем энергетическом устройстве души, как светящегося яйца, а этого знания в церкви вообще никогда не было в открытом доступе, поскольку оно было только у отцов первых веков и передавалось только достойным от сердца к сердцу.
Трудность установления общих законов в области пастырской
аскетики не есть невозможность.
Могу тебе твёрдо сказать, что без знания и использования базовых принципов
аскетики невозможно продвижение по пути схимы, как в монастыре, так и миру.
Нам важно понять сущность этих состояний и найти способы исцеления от них с учётом христианского мировоззрения и опыта святоотеческой
аскетики.
Проще говоря, именно
аскетику можно считать наукой о внутренней дисциплине ума, чувства и воли для овладения духовной силой.
В высказывании речь идёт о «наитии свыше», которое в
аскетике называется «сердечным извещением».
Нужен особый слух, чтобы услышать то, что скрывается за опытом
аскетики, истязаний плоти, сердечного плача, сокрушения о бесчисленных, но никем не видимых грехах.
Ибо религиозная
аскетика направляет на развитие в человеке его духовного ядра – главнейшую составляющую человека.
Подлинная
аскетика – это всегда производное от радости встречи.
Это та подлинная причина, которая и понудила нас углубиться в святоотеческое наследие и предание, чтобы подвести под создаваемый ими курс не академическое, не гуманистическое и не нравственно-ориентированное в самом широком смысле слова, а именно святоотеческое основание и понимание души через призму
аскетики с вытекающим именно из этого аскетического понимания инструментарием и практическими подходами.
После этой беседы со старцем, в сердце монаха неожиданно проснулась давно уже забытая тревога, связанная с опасностью оккультизма, поскольку откровение старца об
аскетике коснулось именно тех тем и вопросов, которые в христианстве и православии всегда считались оккультными и запретными, не говоря о том, чтобы разбираться в этом детально и глубоко.
В три стиха вкладывается всё содержание библейской
аскетики и науки покаяния.
Можно сказать, что из всех задач
аскетики самой главной является научить человека непрестанной молитве, ибо это – и начало, и бесконечный конец духовной жизни.
Именно так христианская
аскетика понимает высшее искусство.
Не существует даже общего языка между психотерапевтическими направлениями, не говоря уже о том, что язык православной
аскетики практически непонятен неподготовленному читателю.
Эта методология спасения имеет на порядок более высокую планку требований и связана с полным отречением от мира, следованием пути
аскетики и полным послушанием духовному наставнику (учителю, старцу), который и осуществляет руководство процессом внутренней трансформации (преображения) личности ученика (послушника) на основе глубокого знания (ведения) о душе и её энергийно-силовой природе.
В
аскетике учение о молитве занимает огромное место.
Но смысл
аскетики совсем не в этом.
Не случайно обет немоты является одной из основных практик монахов, отшельников, подвижников (например, характерный для восточно-христианской мистики и
аскетики исихазм; немота как подвижничество и пр.).
Такое состояние, как страдательное, в
аскетике именуется «страсть» [11, с. 149].
При этом понятие «воцерковление» совершенно не предполагает глубоких знаний
аскетики и святоотеческой психологии, как учения о душе, её энергетическом устройстве, структуре и состоянии сил души, состояниях души и этапах достижения душой совершенства по «тетраморфу».
Под
аскетикой следует понимать не внешнее следование установленным правилам, а истинное самоотречение.
Не любящие нас и хвалящие, а именно ненавидящие нас и наши враги по учению отцов и православной
аскетике являются нашими лучшими тренерами в жизни, которые и помогают нам вырабатывать непадательность, силу и несгибаемость духа, повышая совершенство души и силу любви.
Современное аскетическое богословие – это ничтожно малая часть
аскетики святоотеческой.
Синодальная
аскетика была под копирку списана с западного аскетического богословия католической церкви в 17-м веке, а потому целенаправленно делает упор только на моральные и нравственные качества, а не духовные.
У афонцев есть книги: «Путь ко спасению» (очерк
аскетики), «Что есть духовная жизнь», «Письма о духовной жизни», «Невидимая брань»…
Вместе с тем, преимуществом данного аскетического базиса и подхода и было то, что при прочих равных обстоятельствах, он давал поистине фундаментальный взгляд на природу человека по всей вертикали его потенциала – тело, душа, дух и обеспечивал соответствие курса согласному учению отцов о душе и преемственность самой святоотеческой традиции в свете современного понимания
аскетики через призму современной психологии.
Этим и объясняется то обстоятельство, что основной упор делался на катехизис, церковные таинства и душепопечение, а психология и
аскетика церкви были попросту не нужны, как инструменты.
В значительной мере к этому искажению
аскетики приложила руку власть и государство, желавшее видеть в церкви своего помощника и союзника по управлению обществом.
Нас с тобой в данной связи больше интересует не история
аскетики, а её практическое использование в практике схимы.
Парадокс русской
аскетики: выдать нужду за добродетель, бедность фактическую за интенцию бедности, самоограничения.
Уход в религию всегда был чреват возможностью нежелательных результатов, в
аскетике именуемых – прелестью, т.е. самообманом, возведённым в ранг неоспоримой и поэтому тотальной истины.
Без самопознания нет покаяния, без самопознания нет духовной жизни, без самопознания не может быть
аскетики.
Как
аскетика говорит, что «страсти держатся одна за другую, как звенья в цепи», так и аддиктология (аддикция – приверженность страсти) говорит, что «все аддиктивные расстройства объединяют общие психологические механизмы».
Православная
аскетика накопила многовековой опыт наблюдений и борьбы со страстями, который позволил свести их в чёткие схемы.
Своим жизненным примером он показывал, что молитва и
аскетика сочетаются с активным социальным служением.
Заблуждения, проистекающие из неспособности понять этот принцип, лежат в основе не только софизмов этических скептиков, но и ошибок антиутилитаристов и проповедников
аскетики.
Можно употреблять очень много труда, искреннего, стабильного, пользоваться целым инструментарием технических, психофизических средств
аскетики, некоторые из которых будут схожи в наших духовных практиках, но просто двигаться не в том направлении.
Нам разжиженная эстетикой нравственная пища куда полезнее неподъемной подчас
аскетики.
Но если трудно в настоящее время встретить живого учителя благочестия, то это не означает, что научиться христианской
аскетике вообще невозможно.