Другие. Возрождение легенды

Natali Mats (2024)

Когда-то я была молодой, живой и доброй девушкой, полной надежд и мечтаний. В моем мире магия была чем-то далёким и выдуманным, но всегда привлекала внимание. И вот она постучалась в дверь, и мне открылась Другая реальность, полная загадок и опасностей. Казалось, я готова к вызовам. Научилась управлять своими способностями, стала сильнее и увереннее в себе. Но в жизни за все приходится платить. Я потеряла жениха, а потом отца. Моя свобода стоила непомерно много. Кто бы не ожесточился в таких обстоятельствах? Вот и я опустилась до самого дна, увидела свое низкое, безжалостное нутро. Новые потери заставили меня задуматься, той ли дорогой я иду. Теперь я снова на распутье. Может быть еще не поздно найти путь к себе, к моей истинной сущности. Или такие как я не заслуживают второго шанса?

Глава 2 «Надломленный, но не погибший»

Возвращение к реальной работе спустя почти год фактического простоя одновременно пугало и радовало Морозова. Переживать потери лучше деятельно. Нужно обязательно чем-нибудь занимать себя, чтобы не сойти с ума. К сожалению, Игорь понял это только сейчас.

Первые полгода после гибели наставника и друга, он провел в уединении и апатии, все глубже и глубже загоняя себя в депрессию. В штабе за тот период как будто ничего не изменилось. Разве что появилось несколько новых лиц, да переобустроили дежурку. А в остальном все было, как и прежде. Только за столами Игоря и его бывшего напарника Степана теперь сидели совсем другие Другие.

Долгожданное появление в штабе на Тверском получилось совсем не таким, как ожидалось. Оперативником Морозов работать не мог в силу обстоятельств, других выдающихся магических талантов не имел. Сидеть перебирать бумажки и регистрировать происшествия было тягостно. Молодой белый волшебник подумал некоторое время и решил не рубить кошке хвост по частям, а раз и навсегда прекратить свои мучения.

Стая, донимавшая Детей Дня, заставила Игоря собраться и вернуться в дело. Начал он с изучения досье на пострадавших. Звучит, конечно, странно — обычно досье бывает на подозреваемых в чем-либо, но за неимением оных стоило поискать какие-нибудь зацепки с обратной стороны.

— Как здорово, что вы вернулись, Игорь. — Неожиданно улыбнулась ему глава Аналитического отдела, когда Морозов пришел к уважаемой даме за информацией. Обычно она бывала очень сдержанной. Игорь невольно улыбнулся в ответ.

— Рад вас видеть, Наталья Павловна, — искренне сказал он.

— Весемир попросил меня подготовить для вас анализ по неуловимой стае. К сожалению, обнадежить особо нечем. Никаких совпадений с нашей базой данных. Ничего общего между жертвами, кроме двух факторов: самые низшие ранги по уровню Силы и официальный статус безработных волшебников. — Глава аналитиков протянула ему толстую увесистую папку.

— А в человеческом мире их ничего не связывает? — спросил Морозов, принимая собранные дела. — Место работы, хобби, районы проживания? Или места происшествий.

— Разумное предположение. Но нет. Это мы проверили во вторую очередь.

— То есть шеф поручил мне практически нераскрываемое дело? — Кисло ухмыльнулся Морозов. — Чтобы я не увольнялся как можно дольше… А там, глядишь, и передумаю…

Наталья Павловна посмотрела на молодого коллегу с уважением. Он заметно повзрослел и заматерел с тех пор, когда она видела его в последний раз.

Было это сразу после Нового Года, и собрались они тогда по совсем не радостному поводу — прошло ровно полгода с момента убийства Степана. Каждый из пришедших к нему на могилу, несомненно, любил легендарного волшебника, хотя жизнерадостный балагур играл в их судьбах такие разные роли.

Для Весемира он был кем-то вроде помощника, лучшего сотрудника, решительного и смелого оперативника. Наталья Павловна Палей ценила в Степане умение слушать и не рубить с плеча. А Игорь потерял в его лице опору. Друга, у которого можно попросить совета.

Единым для всех было то, что его ужасно не хватало. Встретившись у высокого деревянного креста, едва торчащего макушкой над объемным сугробом, белые маги и волшебницы воздержались от громких речей и высокопарных слов. Тихое шуршание снега под ногами и затаившийся, словно замерший мир создали непередаваемую атмосферу грусти и эмпатии. Палей посмотрела тогда на сникшего, исхудавшего Морозова и не нашлась, что можно сказать, как поддержать. Поразительно было и то, что потерянный, осунувшийся Игорь не хотел, чтобы его жалели — это читалось в его позе и взгляде. Хотя выглядел он именно так: без слез не взглянешь.

— Весемир, боюсь, мальчик может не выдержать, — уже в штабе Палей указала шефу на то, что прекрасно видели все.

— Что я могу сделать? Со мной он отказывается разговаривать.

Морозову нужна была встряска, какая-нибудь цель, ради которой стоит барахтаться и просыпаться по утрам. Внутренний стержень не позволял ему распуститься и отчаяться окончательно, но и помочь вылезти из странной дремы не мог. Игорь полюбил сумерки, благо зимой темнеет рано. Как только серая мгла опускалась на город, его как будто что-то гнало из уютной квартиры. Он шел бродить по пустеющим улицам и аллеям ближайшего парка, думал, много думал: что бы сказал об его самоуничтожении Степан, что происходит в данный момент в штаб-квартире, наконец, как дела у их врагов. Как им живется после совершенных преступлений, хорошо ли спится? Игорю, вот, совсем не спалось ночами. После всего пережитого в нем умер идеалист, а циник, или какая другая ипостась появляться не торопились. Так он промаялся до весны. В марте Весемир начал чаще и чаще напоминать о себе и оставленной поневоле службе.

В комнате оперативников было шумно и дымно. А если бы Игорь был сам с собой честен — неуютно. Именно для него. Он, как отрезанный ломоть, чувствовал себя здесь чужим. Зашел, помялся, почесал затылок и побрел куда глаза глядят в обнимку с серой папкой-скоросшивателем.

Из всего состава Детей Дня его сейчас особо не тянуло ни к кому. Меньше всего отторжение вызывали пожилые сотрудники (они почти всегда все понимали без слов) и наивная, еще открытая молодежь. Например, последняя ученица Степана — Юлечка.

В Научно-исследовательском отделе сошлись оба этих проявления. Юля проходила там практику, а Всеволод Михайлович Коровин — руководил подразделением.

Субтильный старичок-интеллигент встретил Морозова с распростертыми объятиями. К счастью, и свободный стол нашелся — одна из сотрудниц Коровина недавно ушла в декрет. Юля сообразила для Игоря чаю, и он открыл собранное аналитиками досье.

Жертв, на первый взгляд, действительно не объединяло ничего, кроме озвученных Палей признаков. В список из пяти человек входили четыре мужчины и одна женщина, все разных возрастов и профессий. Самым молодым из них был двадцатипятилетний работник букмекерской конторы Станислав Сергеевич Кислов. Худой, даже тощий, очень высокий, он смотрел с фотографии на Игоря своими черными глазами-угольками. Поможет ли Морозову то, что аналитики прикрепили к каждой анкете снимок пострадавшего, оставалось только гадать, но он оценил проделанную коллегами работу.

Следующим подвергся нападению семидесятилетний школьный учитель из Ступино Московской области. Андрей Степанович Якин. Седовласый, щуплый, небольшого роста. С хорошо различимыми паутинками морщинок в уголках глаз. Дед-живчик, как про себя прозвал его Морозов, удивил молодого мага своим хобби. Преподаватель физкультуры в свободное от работы время строчил стихи. Светлые, не очень талантливые, но, совершенно очевидно, искренние. Морозов наскоро пролистал подборку. Якин писал о войне, России, березках. В его блекло-голубых глазах как будто отражалось чистое небо средней полосы.

В отличие от неприятного, скользкого взгляда третьей жертвы — Алексея Игоревича Старикова, программиста не самой известной московской компании интернет-провайдера. Сальные, слегка взлохмаченные черные волосы делали его похожим на карикатурный образ задрота-компьтерщика, питающегося исключительно чипсами с газировкой и замышляющего, каких бы злобных вирусов запустить наивному клиенту, обратившемуся к нему за услугами.

Беззвучно отругав себя за мысли недостойные белого волшебника, Морозов поскорее взял досье на четвертую жертву. Рослый, крепкий мужчина на фото был одет в клетчатую рубашку и рабочий комбинезон. Мастер-оконщик с самой популярной русской фамилией Иванов звался Вадимом Семеновичем, был тридцати девяти лет отроду и жил с мамой в Ногинске.

Последней шла пятидесятидвухлетняя швея, Анна Александровна Штеер. Женщина, судя по фото, строгая, серьезная, улыбающаяся не часто. «Согласен, — подумал Игорь. — В Люберцах не сильно поулыбаешься». Возможно, это в нем говорил личный неприятный опыт общения с местной молодежью. Глаза, кстати, у женщины были добрые, понимающие.

Объединять несочетаемое показалось Морозову глупым и бесперспективным занятием, поэтому он решил сконцентрироваться на волшебной сути изучаемых.

Седьмая ступень — самая последняя в классификации рангов магов и колдунов — обычно предполагала, что выпускник Центра Подготовки Других, скорее всего, откажется от службы в Детях Дня или Детях Ночи. В последнем случае это верно с большей вероятностью. Кому понравится быть в конце шеренги уважаемых и почитаемых? Правильно, никому. А самолюбивые Ночные воспринимают подобное положение особенно болезненно. Впрочем, и среди белых магов достаточно велико было число отказников — тех, кто решил не менять привычную жизнь ради сомнительных преимуществ.

Бытовая магия им разрешалась без ограничений, способности предвидеть работали как у людей с очень хорошей интуицией. В случае необходимости они даже могли обратиться за помощью или защитой в официальные органы магической власти. Но при этом были не вправе применять заклинания к другим волшебникам или людям.

Морозов вспомнил, как по поводу уровней Степан сразу сказал ему, что без усилий и ежедневных тренировок пятая ступень — его потолок. Игорь воспринял информацию как вызов и довольно скоро достиг достойного четвертого уровня. Теоретически, на пике своих возможностей, он мог запрыгнуть еще на ступеньку выше, но, откровенно говоря, сам уже в это не верил.

Во время работы оперативником его способностей, усиленных амулетами, артефактами и наложенными целителями защитными заклинаниями, Морозову хватало за глаза. Теперь же, после всего пережитого, он сам не знал, чего ожидать от собственного организма. Зато, как никто, понимал неприятное ощущение никчемности, испытываемое только начинающими свой путь слабыми волшебниками.