Вот так мы теперь живем

Энтони Троллоп, 1875

Впервые на русском (не считая архаичных и сокращенных переводов XIX века) – один из главных романов британского классика, современная популярность которого в англоязычном мире может сравниться разве что со славой Джейн Остин (и Чарльза Диккенса). «Троллоп убивает меня своим мастерством», – писал в дневнике Лев Толстой. В Лондон из Парижа прибывает Огастес Мельмотт, эсквайр, владелец огромного, по слухам, состояния, способный «покупкой и продажей акций вознести или погубить любую компанию», а то и по своему усмотрению поднять или уронить котировку национальной валюты; прошлое финансиста окутано тайной, но говорят, «якобы он построил железную дорогу через всю Россию, снабжал армию южан во время Войны Севера и Юга, поставлял оружие Австрии и как-то раз скупил все железо в Англии». Он приобретает особняк на Гровенор-сквер и пытается купить поместье Пикеринг-Парк в Сассексе, становится председателем совета директоров крупной компании, сулящей вкладчикам сказочные прибыли, и баллотируется в парламент. Вокруг него вьются сонмы праздных аристократов, алчных нуворишей и хитроумных вдовушек, руки его дочери добиваются самые завидные женихи империи – но насколько прочно основание его успеха?.. Роман неоднократно адаптировался для телевидения и радио; наиболее известен мини-сериал Би-би-си 2001 г. (на российском телевидении получивший название «Дороги, которые мы выбираем») в постановке Дэвида Йейтса (впоследствии прославившегося четырьмя фильмами о Гарри Поттере и всеми фильмами о «фантастических тварях»). Главную роль исполнил Дэвид Суше, всемирно известный как Эркюль Пуаро в сериале «Пуаро Агаты Кристи» (1989-2013).

Глава XVIII. Руби Рагглз выслушивает признание в любви

Воскресным утром сельский почтальон вручил мисс Руби Рагглз, внучке старого Дэниела Рагглза с Овечьего Акра, что в Шипстоунском приходе под Бенгеем, следующее письмо: «Друг будет неподалеку от Шипстоунского березняка между четырьмя и пятью часами в воскресенье». Больше в письме не было ни слова, но мисс Руби Рагглз сразу поняла, кем оно написало.

Фермер Дэниел Рагглз слыл в округе богачом, однако соседи недолюбливали его за скупость и неуживчивый нрав. Жена его умерла, с единственным сыном, тоже вдовцом, он насмерть рассорился, дочери вышли замуж и разъехались. Теперь с ним жила только внучка Руби двадцати трех лет от роду, и внучка эта доставляла старику немало хлопот. Она была обручена с зажиточным молодым человеком, торговавшим в Бенгее мукой и отрубями; старый Рагглз обещал тому за внучкой пятьсот фунтов. Руби вбила в свою глупенькую молодую головку, что не любит отрубей и муки. А теперь она получила вышеприведенное опасное письмо. Хотя отправитель не подписался, она знала, что оно от сэра Феликса Карбери — самого красивого джентльмена, какого ей случалось видеть. Бедняжка Руби Рагглз! Живя на Овечьем Акре, у реки Уэйвни, она знала о большом мире за своей околицей разом чересчур много и чересчур мало. Руби Рагглз уверила себя, что многого в жизни лишится, если так рано выйдет за Джона Крамба, бенгейского торговца мукою и отрубями. Обмирая от радости и страха, она ровно в четыре спряталась в березняке, откуда могла смотреть, не боясь, что ее увидят. Бедная Руби Рагглз, предоставленная самой себе в ту пору, когда девице нужнее всего твердая любящая рука.

Земля, на которой жил мистер Рагглз, относилась к владениям епископа Элмхемского, но часть его выгона заходила в поместье Карбери, так что он считался арендатором Роджера. Шипстоунский березняк, где сэр Феликс назначил Руби свидание, как раз принадлежал Роджеру. В прошлый приезд сэра Феликса, когда отношения между кузенами были куда лучше, Феликс вместе со сквайром заглядывал к старику и впервые увидел Руби, а также услышал от Роджера, что она выходит замуж за Джона Крамба. С тех пор они про девушку не разговаривали. Мистер Карбери узнал, к своему огорчению, что свадьбу отложили, а может, и вовсе разорвали помолвку, однако его растущая неприязнь к кузену исключала любые разговоры на эту тему. Впрочем, сэр Феликс, вероятно, знал от самой Руби Рагглз больше, нежели хозяин поместья.

Обычному городскому жителю чрезвычайно сложно представить, что творится в голове у такой девушки, как Руби Рагглз. Поденный рабочий и его семья живут, почитай, у всех на виду. Их устремления, хорошие и дурные — честно заработать на хлеб себе и детям или любыми правдами и неправдами добыть выпивку, — открыты каждому, кто удосужится на них глянуть. Про мужчин того слоя, к которому принадлежал Дэниел Рагглз, обычно можно понять, чего они хотят и в каком направлении работает их мысль. Женщина Рагглз — а особенно девица Рагглз — лучше образованна, выше метит, наделена куда более развитым воображением и не в пример хитрее мужчины. Если она хороша собой и не задавлена нуждой, ее мысли воспаряют в мир, о котором она знает не больше, чем мы о рае, и куда стремится намного сильнее, чем мы в рай. Девица Рагглз намного грамотнее мужчины. Она умеет читать, он кое-как складывает слоги. Она может написать письмо, для него накарябать слово — задача не из легких. Язык у нее бойчее, ум — более острый. А вот в том, что касается истинного положения дел, она гораздо невежественнее. Из встреч на ярмарках, на улицах города, даже в полях мужчина неосознанно усваивает что-то об иерархии своих соотечественников, а чего не знает, того по причине неразвитой фантазии и не пытается вообразить. Женщина строит воздушные замки и уносится к ним в мечтах. Для молодого фермера дочка сквайра — высшее и недоступное существо. Для фермерской дочки молодой сквайр — Аполлон. Ей приятно на него любоваться и приятно, когда он ею любуется. Как правило, опасность вскоре остается позади. Девушка выходит за фермера, появляются дети, и дальше все идет своим чередом.

О мире за пределами Суффолка и Норфолка Руби Рагглз знала меньше некуда, что не мешало ее деятельным мечтам уноситься в смутные выси. Зачем ей с ее красотой, умом — и богатством в придачу — выходить за пыльного Джона Крамба, не повидав тех прелестей жизни, про которые она читала в книжках? Джон Крамб был довольно пригожий малый, честный и работящий, не быстрый на слова, однако никому не дающий сбить себя с толку. Он любил пропустить кружечку пива, но редко напивался допьяна. Однако Руби знала Джона Крамба всю жизнь и ни разу не видела иначе чем пыльным. Мука так въелась в его волосы, кожу и одежду, что не отмывалась до конца даже по воскресеньям. По слухам, кому-то случалось видеть, как сквозь мучнистую бледность проступает скрытый румянец, и все же в целом белизной лица, платья и шляпы Джон Крамб походил более на плечистого призрака, чем на здорового молодого человека. Тем не менее говорили, что он может поколотить любого в Бенгее и взвалить на спину двести с лишним фунтов муки. И еще Руби знала, что он боготворит землю под ее ногами.

Увы, она считала, что может быть кое-что получше такого обожания, и, когда появился Феликс Карбери, смуглый, с прекрасным овальным лицом, блестящими волосами и очаровательными усиками, она целиком отдалась чувству, которое принимала за любовь, а после второй или третьей встречи его ленивые комплименты совершенно затмили для нее все честные обещания Джона Крамба. Впрочем, при всей своей глупости Руби Рагглз имела определенные принципы и даже при своем невежестве знала, что некоего падения следует избегать. Она думала, как, видимо, думают мотыльки, что можно влететь в пламя и не спалить крылья. Она была по-своему хорошенькая, с длинными кудряшками (в будние дни на ферме их видели накрученными на папильотки), большими круглыми глазами, довольно темными, и тонкой смуглой кожей. Еще она была сильная, здоровая, рослая и своевольная, чем изрядно портила кровь деду, старому Дэниелу Рагглзу.

Феликс Карбери сделал крюк в две мили, чтобы вернуться через Шипстоунский березняк, рощицу меньше чем в полумиле от фермы на Овечьем Акре. Там, где клинышек леса подходил к дороге, были ворота на луг, которые сэр Феликс помнил, назначая свидание. Проселочная дорога бывала безлюдной и в обычные дни, а уж в воскресенье — тем более. Он шагом подъехал к воротам, остановил лошадь и довольно скоро разглядел девичью шляпку под деревом на опушке рощи, на берегу канавы. Задумавшись на мгновение, куда деть коня, сэр Феликс выехал на поле, затем спешился, привязал лошадь к ограде, идущей вдоль рощи, и фланирующей походкой направился к Руби Рагглз.

— Хорошенькая наглость, назвать себя другом! — сказала она.

— Разве я тебе не друг, Руби?

— Тоже мне друг! Перед отъездом вы обещались вернуться в Карбери через две недели, а было это ой как давно.

— Но я тебе писал, Руби.

— Что с писем радости? Только и думай, то ли почтальон прочтет, то ли дед увидит. Я не одобряю писем и прошу вас их больше не писать.

— Он их видел?

— Если не увидел, то не вашими стараниями. Я не знаю, зачем вы приехали, сэр Феликс, и не знаю, зачем пришла с вами встречаться. Все это как есть дурость.

— Потому что я тебя люблю, оттого и пришел, а, Руби? И ты пришла, потому что любишь меня, а, Руби? Разве не правда?

И он, улегшись рядом с девушкой, обнял ее за талию.

Незачем пересказывать все, что прозвучало между ними в эти полчаса. Руби Рагглз была, без сомнения, на седьмом небе. Ее лондонский ухажер с ней, и, хотя слова его были полны презрения, он говорил о любви, давал обещания и называл ее красавицей. Девушка не особо ему нравилась, и он поддерживал их связь лишь потому, что молодым людям так положено. Довольно скоро он начал думать, что запах пачули неприятен, мухи несносны, а земля жесткая. Руби готова была сидеть и слушать его вечность. Вот они наконец, те радости жизни, о которых она читала в затрепанных старых романах из маленькой платной библиотеки Бенгея!

Но что дальше? Она не решалась попросить, чтобы сэр Феликс на ней женился, — не смела произнести эти слова, а он не решался попросить, чтобы она стала его любовницей, побаиваясь ее животной отваги, силы и огня в глазах. Довольно скоро он пожалел, что назначил ей свидание, однако перед уходом пообещал вновь увидеться с ней утром во вторник. Ее дед будет на ярмарке в Харлстоуне, и она встретит сэра Феликса в полдень на огороде у фермы. Давая обещание, он уже знал, что не придет. Напишет ей из Лондона, попросит приехать и вышлет денег на дорогу.

«Думаю, я буду его законной женой», — сказала себе Руби, идя через луг, чтобы ее не увидели на дороге, по которой проехал сэр Феликс, и не догадались об их свидании. «Ни за кого другого не пойду, хоть меня режь», — добавила она и мысленно погрузилась в сравнение Джона Крамба и сэра Феликса Карбери.