Шарм

Трейси Вульф (2022)

Бестселлер The New York Times! «Шарм» — пятая часть серии, продолжение мирового бестселлера «Жажда». В этой книге мы совершим путешествие во времени и узнаем о событиях, которые происходили с Грейс и Хадсоном за четыре месяца до «Искушения». Выбор Amazon в категории «Лучшая YA-книга месяца»! Самая популярная вампирская сага последних лет. После поступления в элитную школу Кэтмир меня уже сложно чем-либо удивить. Даже существованием потустороннего Мира Теней. Но вот я здесь, застряла в каком-то странном, опасном месте с Хадсоном Вега, монстром, которого боятся другие монстры. Да, он старший брат Джексона и до безобразия хорош собой, но он — убийца, лжец, социопат и полный придурок. Теперь нам придется действовать сообща, не только чтобы выбраться отсюда, но и спасти всех, кто нам дорог. Для поклонников «Сумерек» и «Дневников вампира». Об авторе Трейси Вульф — американская писательница, автор бестселлеров New York Times и USA Today. В прошлом преподавала английский язык и литературу, сейчас полностью посвятила себя писательству. Любит создавать загадочные и романтические истории с непростыми героями и крутыми героинями. Обожает вампиров, драконов и всяких жутких ночных тварей.

Глава 6

Кто это придумал?

— Грейс —

— Но это же ты виноват в том, что я едва не сгорела, — огрызаюсь я, оторвав взгляд от окна. Ведь если бы он не запер нас здесь, ничего из этого бы не случилось.

И, вместо того чтобы убегать от огнедышащего дракона, я находилась бы в башне Джексона. Может быть, я сидела бы на диване, читая книгу, или лежала бы рядом с ним в его спальне, разговаривая о…

— О, ради бога. Надеюсь, мне не придется снова выслушивать длинное рассуждение о том, как тебе нравится ложиться в постель с моим братом. — Он прижимает руку к груди — надо полагать, передразнивая меня: — О, малыш Джекси. Мой маленький вампир-гот. Ты такой сильный и та-а-кой затраханный. И я та-ак тебя люблю. — И он картинно закатывает глаза.

— Знаешь что? Ты отвратителен, — рычу я, оттолкнув его.

— Можно подумать, я слышу это впервые. — Он пожимает плечами: — Впрочем, твое мнение обо мне сложно назвать объективным.

— Мое мнение? Это же ты поубивал половину учеников Кэтмира…

— Ничего не половину. Даже не близко. — Он зевает: — У тебя ложные сведения.

Я хочу сказать, что даже если он убил меньше половины учеников, это ничем не лучше, но в его глазах, в его голосе есть что-то, наводящее меня на мысль, что он принимает мои слова близко к сердцу.

Не то чтобы меня это волновало — ведь этот парень как-никак ответственен за массовые убийства, — но я не из тех, кто бьет лежачего. К тому же, оскорбляя его, я ничего не добьюсь, это не поможет мне выбраться отсюда.

— Можешь оскорблять меня сколько угодно, — говорит Хадсон и, засунув руки в карманы, прислоняется плечом к ближайшей стене. — Но это не решит нашу проблему.

— Да, решить ее можешь только ты… — Я замолкаю, поняв кое-что. — Эй, хватит! Перестань это делать!

— Перестать делать что? — спрашивает он, вскинув брови.

Я сверлю его глазами:

— Ты сам отлично знаешь, что делаешь!

— Au contraire^[1]. — Он пожимает плечами с таким невинным видом, что я начинаю думать, что мне зря кажется, что насилие не решает проблем. — Я знаю, что делаешь ты. А я просто принимаю в этом посильное участие.

— Если твое посильное участие включает в себя чтение моих мыслей, то перестань.

— Поверь мне, я бы и сам очень этого хотел, — отвечает он со своей дурацкой ухмылкой. Я начинаю ненавидеть эту ухмылку. — Ведь в твоих мыслях все равно нет ничего интересного.

Мои руки сжимаются в кулаки, меня охватывает негодование от этого признания — и от оскорбления, скрытого в его словах. Мне очень хочется огрызнуться, хочется отчитать его, но я знаю, что ответная реакция только раззадорит его.

А поскольку мне совсем не хочется, чтобы Хадсон Вега поселился в моей голове, я стискиваю зубы, подавляю свое раздражение и цежу:

— Что ж, тогда тебе будет нетрудно не влезать в мою голову, не так ли?

— Если бы это было так легко. — Изобразив досаду, он качает головой: — Поскольку ты заперла нас здесь, у меня нет выбора.

— Я же тебе уже говорила. Это не я заперла нас в этой комнате…

— О, я говорю не об этой комнате. — В его глазах появляется хищный блеск. — Я говорю о том, что ты заперла нас внутри своей головы. И ни ты, ни я не сможем выбраться отсюда, пока ты не примешь этот факт.

— Внутри моей головы? — фыркаю я. — Ты лжешь или спятил?

— Я не лгу.

— Тогда ты спятил, да? — спрашиваю я. Я понимаю, что веду себя несносно, но мне плевать. Ведь, видит бог, сам Хадсон ведет себя несносно с той самой секунды, когда он сказал мне включить этот чертов свет.

— Если ты так уверена, что я ошибаюсь…

— Да, я в этом уверена, — перебиваю его я, потому что так и есть.

Он складывает руки на груди и продолжает, как будто я его не перебивала:

— Тогда почему бы тебе не предложить объяснение получше?

— Я уже изложила тебе мое объяснение, — огрызаюсь я. — Это ты…

Теперь уже он перебивает меня:

— Нет, я говорю о таком объяснении, которое не подразумевало бы, что в этом виноват я, потому что я уже сказал, что это не так.

— А я уже сказала, что не верю тебе, — парирую я. — Потому что если бы все это было в моей голове, если бы я могла выбирать, с кем оказаться запертой, то выбрала бы не тебя. И, уж конечно, не взяла бы с собой эту огнедышащую тварь. Я понятия не имею, что она такое, но знаю, что у меня не настолько больное воображение.

Я оглядываю комнату, смотрю на мишень для метания топоров, на диван, усеянный игровыми джойстиками, на стену с полками, уставленными виниловыми альбомами, на множество гирь и утяжелителей, лежащих на скамье, обитой черной кожей.

И на Хадсона.

Затем я продолжаю:

— Мое воображение не смогло бы создать ничего из этого — не смогло бы создать такую тюрьму.

И, словно для того, чтобы подчеркнуть мои слова, дракон — или что там это такое — врезается в дверь с такой силой, что вся комната сотрясается. Стены дрожат, полки дребезжат, дерево скрипит. И мое и без того уже истерзанное сердце начинает биться как метроном.

Последовав примеру Хадсона, я сую руки в карманы и прислоняюсь к ближайшему стулу. Я делаю это, чтобы скрыть, что мои руки дрожат, а колени так ослабли, что вот-вот подогнутся. Но эти факты касаются только меня — и больше никого.

Хотя он, вероятно, ничего бы не заметил, ведь сейчас он так зациклен на том, чтобы убедить меня в своей извращенной версии событий, что наверняка не обращал внимания на то, что я борюсь с начальной стадией панической атаки.

— С какой стати мне было придумывать все это? — спрашиваю я, с усилием сглотнув, чтобы избавиться от кома в горле. — Уверяю тебя, я не нуждаюсь в приливе адреналина, чтобы чувствовать себя живой. И я не мазохистка.

— Что ж, тогда ты выбрала себе хреновую пару, разве не так? — язвительно отвечает Хадсон. Но он двигается, и я обращаю внимание на это, а не на его слова, потому что каждая клеточка моего тела кричит, чтобы я не сводила с него глаз. Кричит, что я не могу себе позволить дать ему оказаться там, где я не смогу его видеть.

— Ну да, конечно, угроза здесь — это я, — ехидно фыркает он, когда чудище с грохотом врезается в стену, мимо которой он идет. — А вовсе не эта тварь за стеной.

— Выходит, ты признаешь, что это делаю не я! Что эту тварь — чем бы она ни была — сотворила не я, — радостно говорю я, хотя и понимаю, что пока вокруг нас кружит это чудище, моя радость от победы немного похожа на оркестр на «Титанике», игравший гимн «Ближе, Господь, к тебе», пока корабль шел ко дну. Но после того как я оказалась в Кэтмире, в моей жизни было мало побед, да и те были мелкими, так что я буду крепко держаться за каждую.

Хадсон отвечает не сразу. Я не знаю, потому ли это, что он пытается придумать хороший контраргумент, или потому, что в эту минуту у меня урчит живот — и громко. Но в чем бы ни заключалась причина, она перестает иметь значение, когда дракон вдруг испускает рев, от которого у меня стынет кровь, и делает еще одну попытку попасть внутрь.

И на этот раз он пытается проникнуть не через дверь. Он целится в огромное окно, находящееся прямо передо мной.

Примечания

1

Наоборот (фр.).