Волшебные кости

Терри Туерко, 2023

В мире где почти не осталось магии, а оставшихся в живых ведьм преследуют загадочные Печальные Братья, Лили и её сестре Вэй приходится зарабатывать на хлеб разыгрывая магические представления в бродячем театре мистера Хейла. Но всё меняется, когда Лили решается заключить сделку с загадочным человеком, который утверждает, что знает как вернуть магию и помочь Лили.

Глава 6

Пробираться через ночной лес было плохой идеей, и даже прихваченный мной факел не сильно спасал ситуацию, освещая дорогу разве что под ногами. Сначала я шла по небольшой протоптанной тропинке — Маджи строго-настрого запретил мне сходить с неё, но дойдя до первой развилки, мне пришлось остановиться.

В этом месте дорога делилась натрое, а чуть в стороне, рядом с трухлявым пнём, стоял поросший мхом камень. На нём виднелись едва заметные буквы, различить которые не представлялось возможным. Я присела на пень, убедившись, что тот не развалится прямо подо мной. Лес казался огромным и по-своему зловещим. Вдалеке раздался треск ветки и хлопанье крыльев ночной птицы. В лесной тишине это казалось оглушающим взрывом, будто великан пробирался через чащу или бурелом. Я достала потрёпанную согнутую в четыре раза карту, которую мне передал Маджи, и попыталась понять, где же могла свернуть не туда.

От городка, где мы остановились, я провела пальцем на юг, пока не увидела тонкую линию, нарисованную явно рукой Маджи. Она шла вдоль кромки леса, восточнее дороги, которая прорезала самую гущу зарослей. Кое-где были пометки сделанные его рукой: «овраг», «кабанья тропа», «не ходить» и другие. Чуть дальше был аванпост рыцарей Мифрила, которые держали под контролем все выезды из леса. Мне доводилось слышать, что здесь орудует шайка каких-то бандитов. Поговаривали даже, что их главарь слетел с катушек и всё награбленное стал раздавать бедным. Любители этой истории, правда, умалчивали, что затем он же и обирал местных крестьян до последней репы. Следующая пометка советовала держаться подальше от поваленного дерева недалеко от лесного ручья — это место облюбовали медведи.

Встреча с ними была одной из тех вещей, которые не входили в мои планы на эту ночь. Я продолжала водить пальцем по карте, отчего смазала некоторые надписи, но не обнаружила ни одного упоминания, связанного с камнем или развилкой. От этого, а может и от лесной прохлады, меня пробил лёгкий холодок. Убрав карту, я посмотрела на то место, где стоял камень, но… Его там уже не было. Вместо него стоял пышный куст черники, на котором висела пара сочных ягод. Не знаю, что меня удивило больше: внезапно исчезнувший камень, или ягоды черники весной.

Они выглядели такими аппетитными, что я не могла отказать себе в удовольствии сорвать парочку. Они взорвались во рту приятным, охлаждающим вкусом. Мой желудок издал оглушительную трель на весь лес, и я только сейчас поняла, что за весь вечер так и не успела отхватить и кусочка. Тот помятый пирог, который мы разделили вместе с Вэй, был не в счёт. Я выудила из котомки небольшой сухарь и головку твёрдого ароматного сыра. Жевать это всё оказалось утомительным занятием, и если сыр отдавал приятным терпким послевкусием, то чёрствый хлеб мне приходилось вгрызаться со всей силой, так что совсем скоро челюсть неприятно заныла.

Уже давно перевалило за полночь, но, по моим расчётам, я не прошла даже и половины пути. Всё упиралось в эту дурацкую развилку и страх свернуть не туда. Мне тут же вспомнились истории Маджифуоко. Я откусила очередной кусок сыра и сделала глоток из небольшой фляжки. В один из первых приездов в этот город — мне тогда ещё не было и десяти — Маджи рассказывал, что давно в этом лесу обитал могущественный дух. Благодаря ему лес рос большим и цветущим, в нём бродили энты, водились фэйри, но бывало, что и чему-то тёмному, скверному, вырвавшемуся из-под присмотра стражей Бериала, удавалось в него проползти. Тогда Хранитель леса злился, и не дай Гелиос, ему было попасться на пути. Случись путнику заплутать в лесу, он путал все дорожки, заметал следы и ломал веточки, так что дорогу обратно было и не найти. Так, забредал бедолага в самую чащу, а там уж и пиши пропало. Никто, конечно, оттуда живым не выбирался, но поговаривали, что помощницы духа — певуньи — заигрывали заплутавших своими песнями и танцами, пока те, совсем обессиленные, не валились наземь.

Закончив с трапезой, я сложила остатки в сумку и вытерла жирные от сыра пальцы о края своего платья. Тянуть время больше было нельзя — меня уже должны были хватиться в театре. Я сделала шаг вперёд, как мне показалось, прямая тропинка шла вдоль кромки леса, а значит, именно она мне и была нужна.

Я всё шла и шла, прислушиваясь к стихающим лесным звукам, пока те и вовсе не пропали. Чем ближе было к утру, тем холоднее мне становилось. Накинув капюшон на голову, я плотно укуталась в свой плащ. В его широкие рукава то и дело пробивался холод.

В безмолвие леса было совсем неясно, сколько прошло времени — оно будто бы застыло вместе со всеми звуками. Мне казалось, что я иду уже несколько дней, при этом ни усталости, ни даже сонливости почему-то не чувствовалось. Между тем чем дальше уходила тропинка, тем страннее становилось окружение вокруг. Из-за деревьев то тут, то там мелькали слабые дрожащие призрачные огоньки, которые исчезали, стоило мне посмотреть на них.

Деревья стали намного шире и тянулись ввысь, закрывая своими могучими ветвями небо. Их кора от самого низа до верха была покрыта густым слоем мха, точно таким же, какой я видела на развилочном камне. Воздух колыхался и рябил, будто бы миллионы тонких паутинок пронизывали всё вокруг.

Я шла медленно, водя факелом из стороны в сторону, любуясь этой застывшей красотой. Моё внимание привлекло тусклое сияние в кустах черники слева. Это мог быть один из тех огоньков, но его свет странным образом отдавал золотом. Остановившись, я попыталась приглядеться, но кустики разрослись так сильно, что скрывали землю.

Любопытство во мне боролось с голосом разума, который твердил, что с тропинки сходить опасно. Не зря же Маджи так упорно повторял мне, чтобы я ни в коем случае этого не делала. До светящегося комка было всего пару шагов. При желании я бы вообще могла дотянуться до этой блестящей штуки, не сходя с тропинки.

Внезапная идея показалась мне наиболее удачной. Я подошла к самому краю дорожки и нагнулась над кустами. У меня почти вышло дотянуться до этой штуки. Оставалось совсем немного, и я потянулась ещё сильнее, но сияние всё равно было в каких-то сантиметрах от меня. Тогда правой рукой я зацепилась за ствол рядом стоящего дерева. Это позволило мне наклониться ещё дальше и, сделав рывок, я, наконец, схватила блестящий металл.

Рывок оказался настолько сильным, что моя рука соскользнула с дерева и я рухнула прямо в заросли черники. Падать было не больно, так как сразу под кустиками прятался густой влажный ковёр изо мха. Факел потух, и мои руки оказались перепачканы липким соком черники.

Лес погрузился в кромешную темноту, и даже призрачные огоньки перестали появляться из-за стволов деревьев. Я разжала кулак, в которым едва заметным сиянием подрагивал золотой амулет. С помощью его тусклого света я смогла нащупать погасший факел. Собрав остатки магии, я попыталась разжечь его, но лучина отсырела и, несмотря на все мои усилия, я не смогла высечь и искорки.

Присев на корточки, я осветила дорожку с помощью найденного медальона, но вместо тропки, которая должна была быть в метре от меня, я увидела лишь заросли черники. Куда бы я ни повернулась, куда бы ни пошла — везде виделись только небольшие кустики, да моховые кочки.

Мне стало так страшно, страшнее, чем когда-либо, и я побежала. Ноги то и дело проваливались в мягкую землю, а платье зацеплялось за сломанные ветки и кусты побольше. Я не знала зачем и отчего я бегу, но остановиться и попытаться вглядеться в эту тьму, было ещё страшнее.

Лес наблюдал за мной, и я это чувствовала: не было слышно ни звука, даже ночные птицы и то смолкли, а призрачные огоньки сменились жёлтыми светящимися глазами, которые появлялись с разных сторон, окружая меня. Я неслась вперёд, наталкивалась на деревья и бежала дальше. Каждый мой шаг отдавался оглушительным треском, который звучал на весь лес.

Стало мокро, кончики моих пальцев вмиг заледенели. Я обнаружила себя стоящей посередине ручья. Ноги и полы платья промокли насквозь, а вокруг меня всё так же лежала непроглядная темнота. Удивительным образом в этой мгле не было слышно журчание ручья. Я сделала пару шагов вперёд и наткнулась на огромное поваленное дерево, за ним мне удалось разглядеть приглушённый свет в отдалении. Он струился через тьму тонкими нитями, и я пошла к нему.

Чем ближе я подходила к золотистым лучам, тем сильнее становилось моё удивление. Передо мной стоял самый настоящий высокий дом с аккуратным крыльцом и резными окнами. Часть их была прикрыта ставнями, а другая плотными занавесками, через которые и пробивался свет. Должно быть, это был дом лесничего, где я бы могла остановиться и переждать ночь, заодно высушив свои вещи. Всяко лучше, чем плутать так, и наткнуться на лесных обитателей или, чего хуже, утопнуть в болоте.

Я подошла к двери и прислушалась: в доме было тихо, лишь изредка слышалось чьё-то глухое сопение, да грузные шаги и тяжёлые вздохи. Я постучала три раза. Шаги на секунду замерли, но спустя мгновение кто-то быстро отворил дверь.

Свет оказался ослепительно ярким. Мне пришлось не только зажмуриться, но и отшатнуться, закрывая глаза руками. Когда боль от яркого света утихла, я приоткрыла сначала один, а затем и второй глаз — передо мной расплывались круги, а фигура напротив меня была нечёткой. Мне удалось разглядеть, что это был огромный мужчина в тёмной шерстяной накидке из медвежьей шкуры. Его голова почти касалась самого потолка. Лицо его мне пока не удавалось разглядеть. Голос мужчины был под стать его внешности: тяжёлый, рычащий с хрипловатыми горловыми нотами. Он пробасил:

— Ты кто такая?

— Меня зовут Лили, я актриса театра. Заблудилась в лесу, промочила ноги, пустите меня переночевать? Я не доставлю вам много хлопот.

Мужчина издал странный горловой звук и потянул носом. Мои глаза привыкли к свету, и теперь я могла разглядеть его более ясно. То, что предстало моему взору, повергло меня в немой ужас, приковав к ступенькам. Передо мной стоял самый настоящий медведь. Его чёрные глаза-бусинки внимательно изучали меня. Он наклонился к моей голове и принюхался, я зажмурилась так сильно, как только могла. Сердце готовы было выпрыгнуть наружу, мне не хватало воздуха.

— Ну, проходи, Лили. Гостем будешь, — проревел медведь и сделал шаг внутрь дома. Я осталась стоять, как вкопанная. — Да проходи ты. Я же не кусаюсь.

При этих словах он издал странный лающий звук, который должен был означать смех — медведи вообще могут смеяться? Еле передвигая трясущиеся ноги, я прошла внутрь и огляделась по сторонам.

В доме приятно пахло воском и мёдом. На окнах висели потёртые льняные занавески с цветочным рисунком. Посреди комнаты стоял огромный стол с тремя стульями: одним в мой рост, другой чуть поменьше, а третий под стать мне. Также на столе стояло и три разноцветные миски. Дубовый пол хоть и скрипел под тяжестью веса медведя, но не был ни поломан, ни даже прогнут. Чуть поодаль я заметила ещё одну комнату — света в ней не было, но по силуэту мебели я могла догадаться, что это была спальня, из которой доносилось тихое сопение.

Поймав мой взгляд, медведь оглянулся и проговорил:

— Ты не обращай внимания, они спят.

— Кто это? То же медведи?

— А кто же ещё? — Фыркнул он и уселся на самый большой стул. — Чего ты в дверях встала-то? Проходи садись, раз уж пришла. Из угощений я тебе ничего предложить не могу, но облепихового чаю заварю.

Медведь уставился на меня, ожидая ответа, и я неуверенно кивнула, пройдя к столу. С тяжёлым вздохом он пошёл к не менее огромной плите и разжёг огонь, что-то тихо напевая себе под нос. Когда чай был готов, он взял крошечную чашку с детским узором в свои огромные лапы и поставил её передо мной. Было удивительно, как аккуратно, не пролив ни капли, он придвинул её ко мне своей лапищей. С тяжёлым вздохом он уселся напротив меня и громко отхлебнул из своей чашки. Чай был горячим — медведь мотнул головой и оскалился, а затем зажмурился от удовольствия. Я взяла кружку в руку и подула — в нос ударил приятный аромат облепихи.

— Рассказывай, прорычал медведь. — Кто такая, зачем пожаловала?

Дрожь в пальцах уже улеглась. Я поставила чашку обратно и рассказала моему странному собеседнику всё, что со мной произошло в лесу. Он внимательно слушал меня, изредка издавая тихие грудные звуки, похожие то ли на рычание, толи на сопение. Я не стала — да и не могла — рассказать ему, кто меня толкнул на этот путь, но, дойдя до части про медальон, медведь встрепенулся и громко рыкнул. От испуга я вжалась в стул.

— Покажи.

Я сунула руку в карман и ощутила тёплое слегка покалывающее прикосновение магии к кончикам пальцев. Медальон дрогнул, когда я сжала его в кулаке, ощущая, как от него пульсирующими толчками струится магия. Когда я вытащила его наружу, то обнаружила, что медальон светится даже ещё ярче, чем когда только нашла его. Медведь подцепил его своим когтем и повертел вокруг своей оси на тонкой цепочке, рассматривая со всех сторон.

Медальон притягивал меня к себе, словно магнит. Мне хотелось забрать его и почувствовать, как магия прикасается к моей коже, как она медленно расползается по всему телу. Медведь перевёл взгляд с медальона на меня и уставился на мои руки. Только сейчас я поняла, что невольно гладила камни всё это время. Они также странно подрагивали, вторя ритму медальона.

— Интересная вещица, — пробасил медведь, крутанув медальон ещё раз. — Говоришь, нашла неподалёку?

Я кивнула. Медведь надул щёки и выпустил воздух несколько раз:

— И говоришь, идёшь к Золотым Воротам?

Я снова кивнула:

— Помоги мне выбраться отсюда.

— Выбраться я помогу. Да только идти туда тебе не нужно.

— Это почему же?

— Видишь ли, — он приподнял медальон, — знаю я, кому это принадлежит. И тебе, Лили с ней лучше не связываться.

— Говори уже прямо, — несмотря на свой страх, я облокотилась на стол и уставилась в чёрные глаза-бусинки. — Ну?

— Этот медальон имеет двух братьев. Как ты сама могла убедиться, это не просто безделушка, которую люди куют в кузнях. Эта штука особого рода… Магического. Она ковалась в Заводном Городе, металл для него был доставлен из самих глубин Блэкмунда, а закалялся он на вершинах Астрада. Слыхала о таком? То-то же. Если хозяин, точнее, хозяйка, увидит его в твоих руках, то головы тебе не сносить.

— Это медальон Фреи? — Выдохнула я.

Медведь рыкнул:

— Фро, Фрея, Сафна, — вы, люди, придумывайте много разных имён, но забываете об их силе. Послушай меня — поворачивай обратно, пока не поздно. Я на своём веку повидал много героев, и поверь, ни одна эта история ничем хорошим не закончилась.

Он положил медальон на стол между нами. Я уставилась на него, поджав губы, и спустя время спросила, кивнув вбок:

— Они не проснутся?

Из глотки медведя вырвался не то стон, не то сдавленный скулёж, и он коротко прорычал:

— Нет. Такова их плата за ошибку.

— Расскажи мне.

Медведь взволнованно встал и прошёлся туда и обратно по комнатке, почёсывая себе за ухом. До меня доносились лишь отрывки его бормотания.

— Много лет назад — я ещё был медвежонком — к нам постучался путник. Он, как и ты, заплутал и попросился на ночлег. Родители мои его впустили. Накормили хлебом и солью, всё как положено. Путник рассказал им, что направлялся в Золотой Город, хотел стать служителем Трёх. Да вот только так он и не дошёл, — из груди медведя вырвался рёв и он топнул ногой. — Родители поведали ему множество историй и преданий. Этот человек всё интересовался, можно ли увеличить свои магические силы и как. Мы ему и рассказали, что есть один такой способ — да только он сложный, и уж менее страшно душу Бериалу отдать, чем им воспользоваться.

— Что за способ? — Я тихо сглотнула.

— Э нет, дудки, — усмехнулся медведь. — Второго раза я-то уж и не допущу. Да и не получится, не действует способ теперь. Когда родители вывели путника, после этого чертовщина начала происходить, а потом магия и вовсе пропала. Когда Трое пришли к нам, они были очень злы. Мама меня успела под столом спрятать, и собой закрыть. Трое их и обрекли на сон, пока магия в мир не вернётся за то, что не разглядели, что человек тот пришёл со злым сердцем, да нечистыми мыслями.

— И как звали этого человека?

— Да, леший его знает, — медведь пожал плечами и грузно сел на стул. — Лет-то столько прошло. Вот я один и остался. Как только магия ушла, лес сразу опустел. Ни тебе пчёлок, ни фэйри с их песнями, даже певуньи и то, все ушли.

Я будто бы оказалась в сказке Маджифуоко. Медведь заметил мою ухмылку, и чтобы он не растолковал её неправильно, я добавила:

— А теперь в лесу непонятно кто бродит.

— И не говори! — Медведь сразу оживился. — На днях видел этих людишек вашего короля рядом с Готкой. Ну и отвратительные у них морды — настоящие головорезы. От них ещё бражкой за версту разит.

— Замечательно, — я сделала кислую мину, — я как раз в Готке хотела остановиться на денёк.

Откуда-то послышалось тихое, но довольно угрожающее ворчание. Я осмотрелась по сторонам, кроме нас в комнате больше никого не было. Медведь схватился за живот и растянулся в оскале, который, по-видимому, должен был означать виноватую улыбку.

— Ты уж прости, я несколько дней без припасов на одних ягодах сижу. Тут в последнее время с едой совсем туго.

Я достала из своей котомки остатки чёрствого хлеба, надкусанный сыр и протянула ему свои припасы.

— Держи, не так много, но хоть что-то.

Медведь с сомнением посмотрел на меня, проверяя не шучу ли я, и неуверенно протянул свою лапу. Я вложила в неё кусок хлеба, а в другую сыр. Медведь притянул это к себе и понюхал. Со смачным хрустом он откусил полбуханки хлеба в один присест, сощурившись от удовольствия, а затем поступил также с сыром. Причмокивая, он жевал хлеб с сыром, а из его пасти валились крошки и куски, которые он тут же поднимал и совал обратно в пасть. Насытившись, он довольно откинулся на стул и издал звук, похожий на урчание огромного кота:

— Мм… Сыр, давненько я таким не лакомился, — приоткрыв один глаз, он довольно посмотрел на меня. — Спасибо тебе, но, как говорится, услуга за услугу.

— Мне ничего не надо, просто выведи меня из этого леса.

Медведь наклонился ко мне и тихо проурчал:

— Ты точно уверена, что тебе нужно к Золотым Воротам? Ещё не поздно, я тебя вмиг обратно довезу, даже никто и хватиться не успеет.

— Точно, мне назад нельзя, — проговорила я, вспоминая нависшее надо мной лицо Бериала и его чёрные, как пропасть глаза.

От раздражения он выпустил когти и поскрёб ими по столу, даже не заметив этого.

— Сердце у тебя доброе, да вот помыслы… — Медведь ещё раз провёл когтями по столу, — не совсем чистые.

— Уж что есть, — усмехнулась я и поднялась со стула. Одежда моя к этому времени успела подсохнуть, разве что полы платья были тёплыми и влажными от нагретого очагом воздуха. Я подхватила котомку и проверила на месте ли медальон. Развернувшись к медведю, я бросила на прощанье взгляд в соседнюю комнату. — Ну так что?

Медведь сидел какое-то время со слегка приоткрытой пастью, грузно дыша, словно от жары и не отводя от меня взгляда. Мне стало неловко, и я перевела взгляд на небольшую чашку, из которой я пила чай.

— Я тебя до Готки довезу. Дальше не пойду, там людишки свои капканы расставили, пройти нельзя. Да и какой-то балбес со своими прихвостнями обосновался в южной части. Это от них все пчёлы и разлетелись.

— Хорошо.

***

Я вцепилась в длинную густую шерсть медведя, который галопом нёсся через лес, сминая под собой кусты и ломая ветки. Треск стоял оглушительный, было удивительно, как на нас ещё не сбежалась вся округа. То и дело я подпрыгивала на спине медведя, больно отбивая себе всю спину. Мы снова и снова перелетали через поваленные деревья и овраги. В лицо бил морозный воздух, а вокруг всё так же стояла непроглядная мгла.

Мы скакали уже какое-то время, когда на горизонте через поредевшие стволы деревьев, начал пробиваться тусклый отблеск. Это и светом назвать было нельзя — просто тёмное небо, на фоне беспросветной черноты леса. Добежав до небольшой опушки, медведь остановился.

— Приехали, — запыхавшись прорычал он, — дальше мне нельзя.

Я кое-как слезла. С непривычки пальцы одеревенели так же, как и спина. Медведь тяжело дышал, а из его пасти виднелись выходящие облачка пара.

— Спасибо тебе, — сказала я, похлопывая себя по окаменевшим икрам. — И знаешь, я обещаю, что разбужу твоих родителей.

В ночном свете глаза медведя тускло блестели, точно также, как призрачные огоньки на тропинке. Он смотрел на меня, не моргая, а затем — не сказав ни слова — развернулся и растворился среди деревьев.

Я обернулась и увидела силуэты небольших домов. Деревня ещё мирно спала, и только полоумный петух начал свою ночную трель. Было зябко, и я снова была одна.