Медные лбы. Картинки с натуры

Николай Лейкин, 1880

В очередном сборнике юмористических рассказов классика Н.◦А.◦Лейкина раскрываются типичные для того времени темы. Традиционные праздники и способы их отмечать, в том числе способы накрывать на стол за счет гостей, и угощение приютских сирот на господском празднике – конечно, о равноправном веселье не может быть и речи. Вездесущие купцы, безуспешно пытающиеся понять значение пьес, балета, цирковых представлений, принципы составления библиотеки (на вес или объем книг), архитектурные особенности городских новинок – фонтанов и мостов. Последние особенно настораживают: как бы чего не случилось, лучше поехать по льду, чем по мосту. И еще о страхах: до сих пор люди опасаются летать самолетами, а в конце XIX – начале XX века уже заранее оплакивали поднимающихся на воздушном шаре, попутчики же по железной дороге и вовсе не изменились. Так же жутковато и ночью на улицах, схожие увлекательные байки рассказывают о загранице, и настолько же похожи современные объявления о продаже на старинные – как и то, что ждет покупателей на месте. Зато радует, что отношение к труду художников медленно, но верно меняется к лучшему.

По первому снегу

Только что выпал первый снег. Воскресный вечер. Из ворот одного из домов на Разъезжей улице вышли купец в еноте и купчиха в лисьем крытом сатантюрком салопе. Купец пропустил жену вперед, и они поплелись гуськом по тротуару.

— Ах, как ты, Пелагея Вавиловна, обсиделась дома-то, — говорит купец, смотря ей вслед. — Даже ниже ростом от этого самого стала. Видно, у тебя все суставы осели. Шутка ли: две недели за форточку даже не выглядывавши. Делай скорей ножной променаж на манер маршировки.

— Уж и две недели! — откликается купчиха. — Выдумаете тоже! Повзапрошлую субботу в баню ходила.

— Так опять-таки: повзапрошлую субботу. Разминай, разминай суставы-то, чтоб к земле не расти. Действуй ножным инструментом! Поди, у тебя все гайки-то даже заржавели и винты плохо действуют. Раз-два! Раз-два! Правой, левой! — командует купец. — Ну, что ж ты стала?

— Да не могу, Тихон Игнатьич. Надела новые сапоги, а они по снегу и разъезжаются.

— Ну, хоть до извозчика на всех парах действуй.

Купчиха зашагала и упала.

— Нет, тебя совсем к земле тянет, — порешил купец, поднимая ее, и повел за руку.

На углу стоял извозчик в санях.

— Обнови, купец, первопутку-то! — крикнул он.

— Затем и вышли. Коли недорого возьмешь — вези, — откликнулся купец.

— Под орган куда-нибудь, в трактир, чайку поклевать пусть он нас свезет, — откликнулась купчиха.

— Что тут под орган! Под орган успеем. Надо, чтобы воздушком тебя спервоначалу пообдуло. А то долго ли до греха? Пожалуй, и моль тебя съест.

— Коли ежели вы выколачиваете, то никогда не съест, — пошутила купчиха.

— Так куда же, ваше степенство? — приставал извозчик.

— Постой, погоди, дай мозгами-то раскинуть. Вдруг не придумаешь. Ну вот что: свези ты нас на новый мост, а оттелева в «Палкин», под орган, что ли. Сразу четырех бобров убьем: первопутку обновим, мост посмотрим, лектрическое освещение поглядим и чайку с органными колоколами попьем. Ну?

— Три четвертачка положите.

— Да ты крестил ли лоб-то сегодня? Три четвертачка! Полтину ежели тебе прожертвовать, так и то офицерская ряда.

— Ну, садитесь, — откинул полость извозчик. — Эх, купец! Ведь первопутку-то нам Бог только раз в год дает.

— Постой, прежде всего, широки ли санки? А то, пожалуй, не усядешься. У меня в сиденьи три четверти, да у жены то же самое, а ведь вместе-то шесть четвертей будет.

— Санки широкие. Других таких и не найти. Смело садитесь!

Купец и купчиха сели и поехали.

— Важно! — восхищался купец. — Дыши, Пелагея Вавиловна, набирай воздуха-то да и глотай. Ну, что ты дух запираешь? Я тебя проветрить повез, а ты… Ах, леденец те в горло!

— Зачем же вы ругаетесь, Тихон Игнатьич. Лучше с блезиром ехать.

— А затем, что ты дышать боишься. Разевай рот-то шире да и вдыхивай. Зимой мух нет, в рот не влетят.

— Да уж шире я не могу. У меня рот маленький.

— Врешь, врешь! Коли до пряника дело дойдет, так какой угодно запихаешь, а тут рот мал.

— Извольте, для вас я выкажу свое согласие, только ведь поперхнуться можно.

— Ничего, мы с извозчиком в загорбок поколотим, коли поперхнешься.

— Ну вот я и вздохнула. Теперь даже под сердце струя прошла. Довольны вы? — спросила купчиха и сделала паузу. — Тихон Игнатьич, отчего это так полозья у саней зудят?

— Летний путь с зимним борется, сударыня, — отвечал извозчик. — Зимний прошел, а летний его не допущает — вот и скрежет по камню.

— Тихон Игнатьич, а не опасно на новом мосту-то? Не провалимся мы?

— Ну вот! Зачем же провалиться, коли проба была. Сам городской голова пробовал.

— Да он грузен ли, голова-то? Может, так себе, тоненький да маленький.

— Недоумок! Да ведь он гирями пробовал. Потом транспорт с каменьями пустили.

— Ну, то-то. А то ведь в нас двоих двенадцать пудов, да ежели еще санки да извозчика прихватить…

— Вихлянскую чугунку намерены по мосту-то пущать, так как же ты в трех человеках с лошадью сумлеваешься? Дыши, Пелагея Вавиловна, дыши! Не забывай, для чего я полтину серебра прожертвовал. А то что ж это за променаж без дыхания? Видала, как в Зоологии тигра рот разевает? Вот и ты так разевай.

— А новое-то освещение на мосту не опасно? Не лопнет оно?

— Зачем же ему лопаться? Видала в саду «Ливадия» фонари? Так вот одна и та же аллегория, только на мосту столбы понадежнее.

— Два полковника мост-то строили, так зачем же ему проваливатъся и лопаться? — успокаивал купчиху извозчик. — Один полковник штатский, а другой военный.

— Кто же штатский-то полковник? — спросил купец.

— А Яблочкин этот самый. На нем штатский полковнический чин. Он, сказывают, в заграничной земле и в штатской войне воевал. Там повоевал, а сюда на мост фонари приехал ставить. Вот, сударь, говорят, ведь из простых мужиков он, этот самый Яблочкин-то; на газовом заводе близь Новой канавы работал, и вдруг ему в нощи видение: иди и жги новый газ, а вот тебе и все снадобья, из чего его делать. Ну, за этот лектрический газ сейчас его в штатские полковники…

Въехали на мост.

— Дыши, Пелагея Вавиловна. Накачивай вовсю!

— Дышу, дышу. Так это мост-то хваленый! — воскликнула купчиха. — А я думала…

— Ну, что думала? Думала, что он из бархату с золотом?

— Да он совсем как Николаевский, так что ж тут удивительного!

— А ты, верно, хотела бы, чтоб на нем шарманки играли и облизьяны прыгали?

— Да уж разговоров-то много было.

— Разговор дела не портит. Ну, извозчик, вези обратно. Да с горки-то скати нас с градом. Тут дорога легкая. Держись, Пелагея Вавиловна! А главное — дыши поспособней. Раздувай мехи-то, не бойся, теперь уж и трактирная пристань недалеко. Там чайком запьешь.

— Васька! Услужи купцам и прокати их во все удовольствие, а они мне за это на шкалик прожертвуют, чтоб первопутку спрыснуть! — крикнул извозчик и стегнул лошадь кнутом.

Санки быстро помчались с горы моста.