Я иду тебя искать!

Мари Анса (2024)

«Раз-два-три-четыре-пять, я иду тебя искать!» — детская считалочка оборачивается для Марьяны и остальных жителей глухой заснеженной деревушки сущим кошмаром. В первый месяц зимы прямо из своих домов одна за другой начинают пропадать девушки. Их растерзанные тела находят в лесу за околицей. Судя по следам от когтей и зубов, в деревушке со звучным названием Чаща орудует волк. Но обычный ли это зверь? И зверь ли вообще?Марьяне, деревенской повитухе двадцати девяти лет от роду, приходится вместе с присланным на подмогу Охотником с головой окунуться в расследование. У девушки есть на то и личный мотив: неведомый убийца зачем-то оставляет для нее свои кошмарные послания.Но главный вопрос, на который Марьяне предстоит найти ответ: кому можно доверять, если под подозрением каждый?История о любви и доверии.

Глава 3. Первая встреча с волколаком

Всю дорогу я надеялась, что слово «занемогла», брошенное хмурым неразговорчивым мужиком, означает все, что угодно, только не преждевременные роды. Дать мне пояснения посланник не смог, сколько бы я ни расспрашивала. «Как сказали, так и передал», — упрямо твердил он.

Шагая по сугробам, я увещевала себя, что рано думать о плохом. Могла ли Агафья поймать обыкновенную горячку? Могла, конечно! Материнское горе не знает границ, а ее дочь была убита не больше суток назад.

Но все мои домыслы разбились вдребезги, когда провожатый открыл дверь в полутемную избу. Эти стоны ни с чем не спутать.

Раскладывая на столе чистую, тщательно выглаженную тряпицу, уточнила:

— Воды уже отошли?

Агафья, бледная и испуганная, разом постаревшая лет на десять, утвердительно кивнула. В углу кто-то жалобно всхлипнул.

Повернув голову, я сумела разглядеть в сумраке троих жмущихся друг к другу детей, мал мала меньше. Жестом подозвала Веську — девчушку лет тринадцати, ставшую внезапно самой старшей.

— Знаешь, где я живу?

Девчонка испуганно кивнула.

— Одевай младших и топайте туда с… — я замялась, поняв, что понятия не имею, как зовут переминающегося в сенях мужика.

— Это дядька наш, Яков, — подсказала Веська, мигом становясь серьезной, — а ключ дадите?

— Спрятан над притолокой. Младших уложишь на полати, там места хватит, а остальные — по лавкам. Я к вам утром сама приду, сюда не суйтесь.

Дав указания и дождавшись, когда Яков уведет своих племянников, я повернулась к Агафье.

— Когда ты затяжелела?

Ко мне женщина ни разу не приходила, и примерный срок я знала только с чьих-то слов.

— В конце травня, — подтвердила мои опасения роженица.

Я мысленно прикинула срок и принялась молча доставать из сумки все необходимое. Шесть, максимум шесть с половиной месяцев вместо положенных девяти. Такие дети выживают, но крайне редко. А если и выживают, то часто становятся обузой для своих родителей. В деревне как: хочешь жить — трудись. А нахлебники никому не нужны.

— Этот ребенок — единственная память о моем милом, — между схватками подала голос Агафья. Я с тревогой посмотрела на женщину и, поставив на растопленную печь котелок с водой, присела на край лавки.

После осмотра стало ясно: дело идет очень быстро. Так бывает, если роды у женщины не первые и, к тому же, происходят с небольшим перерывом. Еще час-другой, и ребенок появится на свет. Вот только живой ли?..

В груди болезненно сжалось сердце: потерять в один день двоих детей — это слишком жестокая судьба. Но еще хуже будет, если остальные трое детей останутся и вовсе без родителей. Так что в случае, если придется делать выбор, кого спасать — ребенка или мать — я колебаться не стану.

Бабка наставляла меня, что лучший способ избежать родовой горячки у женщины — это сохранение чистоты. Именно поэтому я всегда кипятила ножницы, которыми перерезала пуповину, поэтому выглаживала тяжелым чугунным утюгом чистые тряпицы и тщательно мыла руки перед тем, как прикоснуться к роженице.

Через несколько часов, перед самым рассветом, я перевязала пуповину новорожденного мальчика льняной ниткой и приложила его к груди матери.

Утерла пот со лба, бросила в печь кровавые тряпки, собрала свою суму. И только у порога не выдержала, обернулась:

— Нужно было сказать честно, когда я спрашивала о сроке.

Упитанный, вполне доношенный карапуз уже сладко причмокивал у груди матери, и та, переполненная счастьем, не обратила на меня никакого внимания.

В памяти всплыла фраза, брошенная Агафьей: «Этот ребенок — единственная память о моем милом». Вот только, получается, «милым» был не умерший супруг. Тогда кто? Какой-нибудь заезжий торговец? Воин, один из тех, что время от времени останавливались в нашем трактире на постой? Помнится, ранней весной они тоже были в нашей Чаще проездом, и как раз тогда муж Агафьи уезжал в другую деревню к родственникам: посевная еще не началась, дома дел было мало, а его старенькая мать занемогла.

Что, если и утонул он не случайно, а утопился, узнав, что жена затяжелела от другого?

Я натянула шапку по самые глаза и шагнула за порог, закрывая за собой дверь в чужой дом: мне нет до всего этого никакого дела.

На улице занимался тихий зимний рассвет. Снег шел всю ночь, закончившись только к утру, и я в растерянности остановилась на пороге. Одни сугробы по пояс! И как мне дойти до дома?

Я успела сделать всего два шага в сторону нужного переулка, когда волоски на моей шее встали дыбом. Кто-то смотрел мне в спину, сверлил ее злым взглядом. Я застыла, будто до сих пор находилась в своем кошмаре. Над спящей деревней разлилось злобное рычание, захрустел снег под крупными лапами.

Бежать? Да куда убежишь от волколака с такими-то сугробами?

Бабка Прасковья постоянно твердила мне, будто дитю неразумному: человек всегда должен вести себя достойно.

Я заставила себя расправить плечи и медленно развернуться, чтобы лицом к лицу встретить свою смерть.